Младший лейтенант милиции (СИ) - Бурак Анатолий - Страница 53

— А бабки? — Совсем без энтузиазма, настороженно поинтересовался хмырь.

— А в рыло? — Весело и, я бы даже сказал, с каким-то радостным воодушевлением, хохотнул Василий. И, давая понять, что «солдат ребёнка не обидит», заверил. — Не боись! После операции всё вернём!

— Ага! Вернёте, как же! — Набычился несогласный с «политикой партии и правительства» фарцовщик. И, отчаянно труся, всё же нашёл в себе смелость дать весьма нелестную характеристику. — Знаю я вас!

— Я могу написать расписку. — Не желая заниматься совсем уж откровенным вымогательством, предложил я. И, поясняя видимое мной развитие событий, вытащил из кармана паспорт. — Вы, пожалуйста, посчитайте, сколько вещи стоят. И мы оформим сделку, так сказать, юридически?

— Что, и к нотариусу сходим? — Недоверчиво блеснул глазами наш будущий косрюмер.

— Да ты чё, охуел, бля! — Начал кипятиться наш капитан, видимо не привыкший, чтоб подобная тля выставляла условия. — Да я тя счаз-з-з!

— Помолчи Вася! — Остановил буйного опера Позняков. И, вопросительно взглянув на меня и, дождавшись подтверждающего кивка, заверил. — Если надо — то да!

— Обойдёмся. — Поняв, что мы не шутим, сдал назад хозяин квартиры. — В смысле, без нотариуса. А за стоимость шмоток, как и договаривались…

Мы прошли в комнату и, выудив откуда-то из стоящего возле одной из стен книжного шкафа паспорт, наш вынужденный кредитор принялся составлять преложенный мной документ.

Вписав туда свои Фамилию, Имя и Отчество, а так же перенеся на бумагу мои данные.

— Смотри у меня! — Пригрозил спекулянту внимательно следящий за составлением документа капитан. — Без шуток!

— Обижаете! — Чуть нахально протянул явно повеселевший вьнош. — И, поставив заключительную точку, протянул ручку мне. — Вот здесь распишитесь пожалуйста.

Пробежав глазами текст, я поставил автограф а, стоящий на страже моих финансовых интересов Вася, хмуро вызверился на барыгу.

— Ты где такую сумму взял урод? — Начал закипать он. — С потолка, что ли?

— Так ведь вы деньгами всё-равно отдавать не будете. — Пожал плечами он. — Вы вернёте шмотки, я вам — документ, и разойдёмся краями.

— Всё нормально, Вась. — Успокоил коллегу я. И, желая как можно скорее покончить с этим, вопросительно взглянул на «гардеробщика». — Тащи уж свои богатства.

— Сей момент! — Бодренько пообещал фарцовщик. И, прищурив один глаз, как-то «по особому» и, как понял, прикидывая рост и размер «клиента», пробежался глазами по моей фигуре и скороговоркой пообещал. — Счас всё будет!

А затем скрылся в смежной комнате и, с пафосным и пренебрежительным видом выволок… пару польских джинсов и явно самопальную рубаху с кривоватыми швами. А так же какое-то, совсем уж убогое пальтишко, всё достоинство которого было в совершенно непривычном современному человеку вырвиглазном цвете. Ибо было оно… зелёное и с совсем уж несуразными карманами, пришитыми хер знает как.

— Ты чё, болезный? Нас за идиотов держишь? — Начал психовать явно сёкший фишку Василий. И, схватив попытавшегося «отделаться малой кровью» спекулянта, несильно но, довольно-таки чувствительно встряхнув оного, прошипел. — Быстро тащи нормальные шмотки. — И, давая понять всю серьёзность ситуации, злобно пояснил. — От твоего «прикида» может вот его, — тут последовал кивок в мою сторону, — жизнь зависит! А ты нам фуфло впариваешь!

— Извините, ошибся! — Затравленно пискнул испуганный подпольный делец. — И, совсем уж жалобно проблеял. — Не сердитесь, пожалуйста. Я всё исправлю.

И, не выпуская из рук предложенное, в кавычках, «великолепие», слинял за дверь.

Далее последовала не то, чтобы «феерия шоппинга» (опять непривычное слово, не употребляемое здесь и сейчас, мимоходом отметил я) но действо, заставившее задуматься о скудности прилавков наших промтоварных магазинов. А так же критически взглянуть на, в общем и целом, ладно и удобно сидящие на моих ногах, ботинки отечественного производства.

Нам продемонстрировали несколько моделей джинсов, отличающихся формой карманов и линией двойной строчки на них. Перед глазами мелькали какие-то маечки с, иногда непонятными а, порой, навевающие вполне себе ясные образы принтами и надписями на английском языке.

Пёстрые рубашки с отложными воротниками, которые почему-то хотелось называть «гавайскими» и кожаные курточки с асимметрично расположенными молниями. А так же странного вида матерчатые и замшевые кеды, которые наш барыга почему-то называл «красовками».

«От слова „красоваться“, что ли»? — Немного недоумённо думал я, примеряя, в общем и целом, довольно приятно облегающую ступни обувку. И только потом, невзирая на упорное, раз за разом повторяемое фарцовщиком исковерканное слово, до меня дошло, что это, переделанное неграмотным спекулянтом производная от слова «кросс».

«Кроссовки»! Вот как правильно нужно было именовать продукцию забугорной лёгкой промышленности! А не этим, вызывающим смешанные и не эстетические чувства, режущим ухо нормального человека словом!

Пошелестев пакетами и потеребив разложенное на стоящем у стены диване великолепие я немного подумал, пытаясь вспомнить, во что были одеты некоторые, не так, чтобы часто но, время от времени встречавшиеся в городе, «продвинутые» молодые люди.

И, прикинув, так сказать «…к носу», выбрал пару синих штанов с бронзовыми заклёпками, серую майку с силуэтом лохматого парня с электрогитарой, а так же чёрную, сшитую из свиной кожи, куртку.

Но ноги взял то, что, как уже для себя выяснил, называлось «кроссовки». И, кивнув на дверь, вопросительно поднял бровь.

— Я переоденусь?

— Да, пожалуйста! — Засуетился хозяин квартиры, с видимым невооружённым взглядом сожалением, глядя на присмотренные мною вещи. — Ванная слева по коридору.

«Да уж найду». — Внутренне хмыкнул я, оставляя товарищей и спекулянта дожидаться моего «перевоплощения».

Которое, кстати, заняло не так уж и много времени. Разумеется, в положенное в армии «время сгорания спички» я не уложился. Ну так и, внимательно бдящий за «превращением салаги в воина» старослужащий надо мной не стоял.

«Интересно, служил ли я в армии»? — Запоздало подумал я.

Но, так как не спешащая возвращаться память, а так же, отбитая так не вовремя прилетевшим в затылок газовым баллоном бестолковка, на никак не откликнулись, просто предпочёл выбросить неактуальные в данный конкретный момент мысли из головы.

— Хорош! — Радостно констатировал Василий, когда я, вернувшись в комнату, предстал перед коллегами. И, желая видеть меня во всей красе, попросил. — Покрутись, а?

«Я тебе что, блядь, вешалка на подиуме»? — Отчего-то разозлился я.

Но, так как организовал всё это заимствованное великолепие наш пронырливый капитан, понял, что отказывать товарищу в такой маленькой просьбе не стоит.

Всё ж таки, для общего блага старался. Для того, чтобы моя, прямо скажем, не вызвавшая бурных откликов ни в одной душе идея, худо-бедно претворилась в жизнь.

Загнав некстати вылезший гонор куда подальше, я обернулся вокруг своей оси и, остановившись, посмотрел на присутствующих. Пытаясь по выражению лиц оценить, «как оно»?

На моське невольного «костюмера», под давлением обстоятельств в виде внезапно наехавших на бедолагу нас, была написана печальная обречённость. Он как будто прощался с выданными на прокат шмотками, и в глазах его, кажется, навсегда поселялась вселенская грусть.

Не понимая, что так опечалило фарцовщика, я перевёл взгляд на лучащегося довольством и оптимизмом Васю и, надо сказать, тут было «всё в порядке». Как и следовало ожидать, он получал кайф от созерцания «дела рук своих» и, я бы даже сказал, испытывал некоторый триумф.

Наслаждаясь моментом и, то и дело, оглядываясь на Анатолия Викеньтьевича. Выражение лица которого было, если можно так выразиться, довольно-таки скептическим. Недоверчивым, то есть.

Он, как будто, наблюдал на несмышлёным младенцем, вырядившимся в костюм с чужого плеча и, приклеив накладные усы, пытавшимся вжиться в чужую для себя роль.