Боксер: назад в СССР (СИ) - Дамиров Рафаэль - Страница 32

— Тамара Ипполитовна, — старый тренер по боксу прихватил стакан с чаем у директора и протянул старшей пионервожатой. — Выпейте чайку, а Лева расскажет, почему так поступил. Расскажешь, Лев?

— Я правда так больше не буду, Георгий Семенович, Тамара Ипполитовна… честное пионерское, — закудахтал Лева, внешне совершенно точно готовый провалиться сквозь землю от стыда. — Папе только не надо говорить, а то он меня накажет!

— Это почему еще не надо, а бить других детей, выходит, надо? — Тома не отказалась от чая, взяла стакан, машинально отхлебнула, и металла в её голосе чуточку поубавилось.

Роман подлетел к Тамаре и зашептал ей на ухо:

— Милиция здесь явно лишняя, давайте решим вопрос собственными силами, в конце концов, все обошлось.

Старшая пионервожатая в этот момент пила чай — и от возмущения едва не подавилась.

— Роман Альбертович! Обошлось? Решить предлагаете?

— Ну а зачем нам милиция, зачем ломать жизнь пацану?

Все присутствующие, включая директора, закивали в унисон, поддерживая настрой Романа. Лев замер, втянул голову в плечи, ожидая решения. Насчет милиции я был согласен — лишнее. Но вполне может быть, что вся эта сценка разыгрывается лишь для того, чтобы Льва запугать. Тоже обычная практика — показать, что ещё раз и будет ата-та. Если парень не дурак, запомнит.

— Зачем, говорите, а я вот вам скажу сейчас, зачем… — недовольно зашептала Тома.

Я замер — у неё явно имелись ещё какие-то козыри.

— Так, молодые люди, закройте уши и зажмурьте глаза, мне кое-что надо сказать взрослым по-взрослому.

Тренеры переглянулись, а Роман Альбертович театрально закрыл уши ладонями.

— Вас это не касается! — зашипела Тамара.

— Простите, не понял, — хмыкнул Рома.

Сценка выходила занятной. Тому считали душнилой и, как я уже понял раньше, недолюбливали. Вся ее инициативность усложняла жизнь остальному педсоставу, но должностное положение старшей пионервожатой во многом развязывало ей руки. Единственный, кто мог сделать ей замечание по существу — Савелий Иннокентьевич, но тот предпочитал отмалчиваться в платочек (или в фляжечку). Боялся, видно, что Тома и до него доберется, и о его пагубной привычке станет известно начальству из области.

Так или иначе, мы с Левой по очереди закрыли уши ладонями и зажмурились. В отличие от Левы, который действительно старательно зажмурился и плотно прижал ладони к ушам, я, естественно, просто сделал вид, что выполнил просьбу.

— Не при детях будет сказано, товарищи, — продолжила Тома, понизив голос. — Но у нас с вами лагере имеются хулиганы, бандиты и будущие рецидивисты.

— Ба! — искренне изумился директор. — Поясните!

Старшая пионервожатая вытащила из второго кармана клочок газеты и положила перед Савелием. Делала она это настолько аккуратно, будто боялась оставить на газете отпечатки пальцев.

Или держала какую-то абсолютную гадость.

— Полюбуйтесь, товарищ Рябоконов. Чем у нас в лагере занимаются.

— Это еще что? — нахмурился Савелий, брезгливо приподнимая пальцами край газеты.

К счастью, тренеры стояли так, что мне было видно — оттуда высыпались крупинки какой-то высушенной растительности.

— А вот вы мне и скажите, — Тома оперлась о столешницу. — Очень уж похоже на кое-что, о чем вы наверняка тоже подумали!

Рома не стал гадать и развернул газету. Я чуть было не ахнул вслух. В ней оказался завернут… тот самый чай, из которого крутила самокрутки гопкомпания. Который Сеня скомуниздил у матушки.

— И о чем же таком вы подумали? — Рома взял щепотку, понюхал, удивленно приподнимая бровь.

— Гашиш это! — отрезала Тома уже совсем шепотом, прищуриваясь. — Представляете, в нашем лагере обнаружены наркотики.

— И где вы взяли эту гадость?

Рома скинул чаинки с пальцев обратно на газету, взял пустой стакан Савелия и плеснул в него горячую воду из банки с кипятильником.

Директор тоже зачерпнул «гашиша», понюхал, хмурясь и морщась.

— Теперь понимаете зачем нам нужна милиция⁈ — Тамара всех этих манипуляций не замечала. — И где бы вы думали, я нашла эту отраву? В тумбочке у Льва. И вы хотите решить это без милиции?

— Ну… Шерлок Холмс из тебя так себе.

С этим словами Рома взял газетку и высыпал растительную крошку в горячий стакан.

— Вы что делаете, Роман Альбертович! — опешила старшая пионервожатая. — Как же теперь… Это улики!

— Чаю хочу, — тренер пожал плечами.

Тамара Ипполитовна буквально поперхнулась собственным гневом.

— Какого чаю?..

— На газетке отборный индийский чай, — заверил Савелий.

Тома захлопала ресницами, понимая, что опростоволосилась.

— А вы запах разве не чувствуете? Я вот сразу запах почувствовал, — изумился директор и тут же поправился: — Запах чая, в смысле, я понятия не имею, как пахнет гашиш!

Ага, и водку я пью только по праздникам, подумал я.

— Я… С рождения не чувствую запахов… — призналась Тамара, опустив глаза.

Потупилась так, будто открыла про себя страшную тайну. Как Фиона из мультика про Шрека.

— Чай-то будете? — Рома, мило улыбаясь, чтобы сгладить момент, протянул стакан старшей пионервожатой и повысил голос: — Дети, взрослые поговорили!

Я раскрыл глаза и убрал ладони с ушей, Лев сделал то же самое. Судя по тому, что он сразу откликнулся, получалось, что всё-таки подслушивал разговор. По крайней мере, побледнел он как застиранная простыня.

Тома не собиралась сдаваться, подбоченилась и снова поперла буром на пацана.

— Так, Лев, расскажи-ка, где ты взял чай!

Я думал, пацану хватит мозгов сказать, что тот же чай ему дала с собой мама, но нет.

— Это не мое…

— Если не твое, почему тогда чай в твоей тумбочке? — уцепилась старшая пионервожатая, пытаясь загладить промах с «гашишем».

На этот раз на помощь воспитаннику пришел тренер.

— Мы сейчас не об этом, — возразил Воробьев.

— Как же не об этом, а если он чай со столовой стянул! Это, между прочим, государственное имущество! Вот завтра приедут его родители… и вообще, Георгий Семенович, почему дети на ночь глядя разгуливают по лагерю со спортивным инвентарем? Откуда ты взял перчатки, Лев?

Лев надулся, промолчал. Я понимал, что ещё чуть-чуть и он дрогнет. Все-таки четырнадцать — еще юный возраст, и даже если ты невероятно крут (как он считал), то противостоять со взрослым на равных практически невозможно.

Не то чтобы я испытывал к нему жалость, но не стоило забывать, что Лев прежде всего — обыкновенный ребёнок. И стоит старшей пионервожатой чуточку на него надавить, как он расколется. Того же Сеню сдаст… А он точно не партизан, расколется сразу. Я поспешил поднять руку.

— Перчатки я взял.

Все уставились на меня, большинство с удивлением, а Воробьев внимательно, будто что-то прочитал на моем лице. Вряд ли он беспокоился, что я его заложу. Не-а, во взгляде было что-то другое.

— Как — ты?

— А зачем, Мишенька?

— Ты же шахматист.

Вопросы посыпались со всех сторон разом. Я не стал ничего придумывать.

— Чтобы научиться боксу. Попросил Леву показать мне пару движений, да, Лева?

Пацаненок явно удивился, но, надо отдать должное, держал себя в руках и никак не выдал удивление.

— Угу…

— В смысле, пару движений, ты что, сам попросил его себя избить, Мишенька? — недоумевала вожатая.

— Это называется «спарринг», Тамара Ипполитовна, — поправил я.

— То есть, тебя никто не избивал? — выдохнул, не сумев скрыть облегчения, директор.

За столом начали переглядываться.

— Нет, конечно, просто мне надоели шахматы, и я решил попробовать новый вид спорта. Так что спасибо, Лева, что согласился помочь.

Я подошел к врагу, протянул руку для рукопожатия. Тот изумленно ее пожал с отвисшей челюстью.

Тома подвисла, переваривала новую информацию.

— Видите, как хорошо, никто ни в чем не виноват! — объявил директор, стукнув ладонями по столу. — Остальные вопросы предлагаю обсудить завтра на линейке, а сейчас надо расходиться, товарищи!