Эпоха харафишей (ЛП) - Махфуз Нагиб - Страница 26

— Разве ты не проливал кровь, защищая нашу честь?

Торговец зерном сказал:

— Предводитель клана и его люди — знатные особы, или просто так должно быть?

Сулейман возразил:

— Нет. Ни мой отец, ни дед так не делали…

— Если бы ваш дед не поселился в особняке Аль-Баннана, наш переулок так и не узнал бы значения счастья и радости, — заметил владелец караван-сарая.

Сулейман настаивал:

— Он был скорее великим предводителем клана, чем знатной особой…

— Предводитель клана создан для того, чтобы быть знатным, и да проклянёт меня Аллах, если я лгу или пристрастен в своих словах! — ответил ему владелец караван-сарая.

Сулейман рассмеялся, охваченный теплом от вина…

Санийя родила ему сначала Бикра, а затем Хидра, и Сулейман смог наконец насладиться тем, что считал подлинным отцовством. За это время был построен дом для Санийи. Сулейман был счастлив всё то время, что проводил в нём, — ровно настолько же, насколько тяготился, когда ему приходилось возвращаться в подвал Фатхийи. Санийя полностью завладела его сердцем, равно как и её дом, что захватил власть над его желаниями. По прошествии времени она незаметно внедрилась и в его сознание, словно действенный наркотик. Он перестал трудиться, взяв на это место одного из своих подручных. Он также стал брать ещё больше средств из отчислений на себя и своих помощников. Его клика начала строить свои дома, возвышающиеся рядом с домами знати, пока наконец совсем не оставила и не забросила свой простой труд. Доля отчислений для бедных и харафишей уменьшилась, хотя они и не были лишены её.

Светлое лицо переулка изменилось, и люди начали спрашивать друг у друга, где же эпоха Ашура? Где искренность Шамс Ад-Дина? Его последователи были готовы дать ответ вопрошающим, угрожая тем, кто высказывал негодование.

Санийя растила Бикра и Хидра в роскоши и неге. Когда они немного подросли, она отправила их в кораническую школу и готовила к тому, чтобы заниматься торговлей. Ничто не предвещало того, что хотя бы один из них когда-нибудь займёт место своего отца. Когда они повзрослели, она открыла им магазин для торговли зерном, и таким образом, оба они стали знатными торговцами…

Сулейман избегал борьбы, если находил возможность, отдав в итоге предпочтение заключению союза с кланом Хусейнийя, дабы самому избежать столкновений и вызовов. Переулок перестал быть доминирующим центром, которым он был со времён Ашура Ан-Наджи.

И лицо, и тело гиганта изменилось: теперь он носил просторный кафтан-аба и тюрбан, использовал двуколку для показательных поездок. Он полностью забыл себя, столько выпивая, что вино свело его с пути, располнел так, что лицо его теперь напоминало купол минарета, а двойной подбородок свисал подобно мешку заклинателя змей.

Однажды шейх Саид Аль-Факи зашёл к нему, чтобы поздравить его с каким-то праздником, и сказал:

— Пусть все ваши дни будут праздничными, мастер Сулейман…

Оба брата — Бикр и Хидр — отличались внешне. Бикр пошёл в мать, госпожу Санийю, красотой и нежностью, и всегда выглядел приветливым и горделивым. А Хидр, несмотря на всю свою красоту, унаследовал от отца точёные скулы и рост, но не гигантское тело. Он был более склонен к мягкости. Возможно, он и уступал брату в горделивости, но его никак нельзя было назвать скромным. Воспитываясь в доме Ас-Самари, они научились возвышенным манерам в жизни, замечательным привычкам и элегантной учтивости. Свой родной квартал они знали только с высоты балконов, а их ноги никогда не ступали на его вымощенную камнями мостовую. Своим магазином они управляли из роскошной комнаты, в которой встречались лишь с крупными торговцами, оставив все ежедневные операции с клиентами своим подчинённым. Они не понимали своего отца, несмотря на то, что видели его лишь в самом пышном виде, и не были удовлетворены тем, что он был предводителем клана, не питая к тому достаточного уважения. Они даже не понимали, что если бы не влиятельность их отца, их торговля не была бы такой успешной, а работники и другие торговцы лишь потешались бы над их коммерческой наивностью. Свой опыт и мастерство они приобрели в наиболее счастливых и благоприятных обстоятельствах, о которых им ничего не было известно.

Однажды вся семья сидела возле печи, отделанной серебром, в гостиной. Пятый месяц по коптскому календарю — туба — восседал на своём ледяном троне, а мелкий моросящий дождь затянул с самого раннего утра. Сулейман поглядел на своих изящных сыновей, облачённых в домашние бархатные кафтаны, и с улыбкой сказал:

— Если бы Ашур Ан-Наджи видел вас сейчас, он бы отрёкся от вас и снял бы с себя всякую ответственность за вас двоих…

Глядя на сыновей с любовью и восхищением, Санийя ответила:

— Даже короли им завидуют!

Сулейман мрачно произнёс:

— Они твои сыновья, ни один из них не желает занять моё место.

Она поспешила спросить его:

— А с чего ты взял, что я хочу этого для них?

Он сухо спросил:

— Ты не уважаешь главенство кланом?

Она ловко увильнула:

— Я уважаю клан, как и уважаю его главу, но мне ненавистно подвергать своих сыновей всем этим опасностям…

Сулейман спросил себя, к чему сейчас ссориться?… Что осталось от той поры?… Его старшие дочери вышли замуж за харафишей, а младшая, повзрослевшая в то время, когда он стал «знатным», вышла замуж за почтенного господина, и её потомство будет столь же чужим, как и её собственный отец. Совесть его поддалась покою и комфорту, а алчное тело — потоку искушений и злоупотреблений. В таких условиях противостоять этому было бы посмешищем.

Бикр сказал:

— Однако мы тут обнаружили, что наш предок Ашур Ан-Наджи любил жить в роскоши!

Сулейман гневно спросил его:

— Да кто ты такой, чтобы понимать мастера Ашура?

— Так ведь говорят, отец…

— Ашура может понять только тот, чьё сердце воспламенено священной искрой…

— Разве он не завладел домом Аль-Баннана?

Сулейман вызывающе ответил ему:

— То было чудом, привидевшимся ему во сне, а также заветом.

Опрометчиво и дерзко, Бикр возразил:

— Он мог сбежать от холеры и без всякого сна…

Кровь хлынула в лицо Сулеймана:

— И ты вот так отзываешься об Ан-Наджи?

За какой-то считанный миг знатный господин превратился в дикого зверя, словно мифический Ашур Ан-Наджи воскрес из мёртвых. Санийя вздрогнула, и резко сказала сыну:

— Твой прадед был святым человеком, Бикр…

Отец закричал на него:

— Ты же не годишься ни для какого благородного дела!

Он поднялся и оставил их, уйдя в свою комнату. Санийя сказала Бикру:

— Никогда не забывай, что ты — Бикр Сулейман Шамс Ад-Дин Ан-Наджи!

Хидр пробормотал:

— Да.

Всё ещё под воздействием гнева отца, Бикр сказал:

— Но я ведь ещё и торговец из рода Ас-Самари.

Санийя решила женить своего первенца. Ей нравилась Ридвана, дочь хаджи Ридвана Аш-Шубакши, аптекаря-травника, и она посватала её. Бикр прежде никогда не видел её, но он доверял свидетельству матери.

Ридван Аш-Шубакши был очень богат и имел многочисленное потомство, увлекался музыкой и пением. Ридвану выдали замуж за Бикра, выделив молодым целый флигель в доме.

С женитьбой Бикра в дом вошла новая красавица. Бикр обрадовался ей и полюбил её сразу же после первой брачной ночи. Она обладала синими глазами и золотистыми волосами, была стройной и высокой. Единственное, что время от времени раздражало в ней Бикра — что она была одного с ним роста, и становилась даже выше, если надевала туфли на высоких каблуках. Мать с другой стороны успокаивала его:

— Ты обнаружишь, что она способна и располнеть, и со временем станет такой же полной, как и её мать, с позволения Аллаха…

Молодая невестка была столь застенчива, что никому не смотрела в лицо, однако со временем она стала открывать для себя новое окружение и острым взглядом рассматривать своего гигантского свёкра и Хидра, брата мужа, как и всё остальное. Хидр однажды сказал матери: