Эпоха харафишей (ЛП) - Махфуз Нагиб - Страница 46

— Что это тебя разбудило?

Курра провёл его в свою комнату. Брат растянулся на диване и осторожно спросил:

— Предрассветная проповедь?

Курра проигнорировал его насмешку и мягко сказал:

— У меня к тебе один важный разговор, и я прошу тебя внимательно меня послушать, Руммана.

— Правда?!

— Точно!

Брат настороженно сказал:

— При условии, что это никак не будет связано с моралью.

— Нет ничего в этом мире, что бы не имело связи с моралью…

И проявляя упрямство, добавил:

— Я отказываюсь слушать всякие нотации.

— Подожди! Это не то, что ты себе представляешь, ибо больше касается тебя, а не меня. Ты не можешь закрыть на это глаза…

— Ты возбудил моё любопытство.

Курра мягко положил на плечо брата ладонь и прошептал:

— Это связано с Азизой.

Голова Румманы откинулась назад, словно его ударили камнем, и он пробормотал:

— Азиза?!

— Дочь Исмаила Аль-Баннана.

— Я ничего не понимаю. Что ты хочешь мне сказать?!

С мягким спокойствием и одновременно силой Курра ответил:

— Ты должен на ней жениться, и немедленно!

Руммана откинул голову назад и резким движением сбросил с плеча ладонь брата, громко воскликнув:

— Где же её стыд? Она бесстыдница!.. Как она вышла на контакт с тобой?

— Это не важно. Важно предотвратить беду.

Руммана насмешливо заметил:

— Беда только в твоём воображении.

— Я уверен, что это настоящая беда.

Запыхтев, Руммана ответил:

— Ну нет! У меня нет желания делать это.

— Почему нет?!.. Я не сомневаюсь, что когда-то она нравилась тебе, да и отец её знатный человек с порядочной репутацией.

Руммана холодным тоном сказал:

— Я не питаю доверия к тем девушкам, которые так легко сдаются.

— Каково бы ни было твоё мнение, но иногда бывает необходимо проявить порядочность.

— Какая ещё порядочность?!.. Как мне это противно!

Курра заговорил с ним умоляющим тоном:

— Здесь требуется скрыть позор, а уж потом делай, что захочешь.

Но Руммана лишь растерянно покачал головой и ответил:

— Есть одно препятствие.

— Какое?

— Мы с её сестрой Раифой любим друг друга.

Курра обеспокоенно сказал:

— Но ведь нельзя сначала убить одну, а потом жениться на другой.

Руммана промямлил что-то невнятное, и Курра продолжил:

— Её сестра Раифа может однажды узнать об этой трагедии.

— Ей фактически уже известно.

— И она согласна на то, что ты хочешь?

Руммана кивнул головой, и Курра сказал:

— Она же злодейка, брат…

— Нет, вовсе нет. Она такая же, как и я — презирает тех, кто быстро сдаётся.

— Но она же её родная сестра.

Руммана яростно воскликнул:

— Истинная ненависть существует только между сёстрами и братьями.

Курра вздрогнул, затем в гневе закричал:

— Ты немедленно женишься на ней!

Тот тоже заорал на него:

— Я не позволю тебе указывать мне, что делать!

Он резко встал, словно бросая ему вызов, и поворачиваясь к выходу, бросил ему:

— Если хочешь быть по-настоящему сострадательным человеком, то женись на ней сам!

Капли дождя падали на землю, не испаряясь в пространстве. Сверкнув на какую-то долю секунды, метеоры постепенно исчезали. Деревья же прочно обосновались на своих местах, не улетая на ветру. Птицы, покружив-покружив вокруг своих гнёзд сколько им хотелось, возвращались в убежища на ветвях. Была, однако, какая-то искушающая сила, что заставляла всех пускаться в пляс в едином ритме. Никому не было известно, какие страдания и страсти им предстоит испытать, как например, когда сталкиваются между собой облака, или небеса разрываются от грома.

Курра долго думал над своей проблемой. Он сказал себе, что не сделает ничего дурного, если продолжит поступать так же, как раньше, ведь он сделал уже всё, что только мог. Мог ли он сделать ещё больше? Однако он не мог сделать так, как ему хотелось. Крик о помощи Азизы стоял в его ушах вместе с песнопениями дервишей — такой же мощный, как и та старая стена. Звук её рыданий словно покрыл известью его барабанные перепонки. Он чувствовал ответственность. Все Ан-Наджи тоже были такими. Даже сам Ашур-чудотворец. Он не мог просто пожать плечами и уйти. Он и сам был изумлён этой силой, что тянула его предпринять что-то: он не будет более свободным, чем птицы, метеоры, дождь. Так значит, в центр боли и страданий! В адский огонь противоречивых, уравновешивающих друг друга сил!

— Если хочешь быть по-настоящему сострадательным человеком, то женись на ней сам!

Этот негодяй бросает ему вызов. Этот негодяй испытывает его. Этот негодяй мстит ему. Неужели этот брак — его судьба? Нет, тысячу раз нет! Но где же выход? Он и сам презирал капитуляцию, но при том находил в страданиях нечто святое. Словно само предопределение стояло у него на пути. Разве он сам не сказал этому негодяю: «Здесь требуется скрыть позор, а уж потом делай, что захочешь»?

Да, сначала скрыть позор, а уж потом делать всё, что захочется.

Он заявил дяде Ридвану:

— Я решил выполнить одно из главных требований моей религии — жениться.

Тут Ридван засмеялся и сказал:

— Твой брат Руммана опередил тебя на час!

Сердце Курры тревожно забилось в надежде, что, может быть, Аллах поведёт его брата истинным путём, и он спросил дядю:

— На ком, дядя?

— На Раифе, дочери Исмаила Аль-Баннана.

Надежда его погасла. Он умолк на мгновение, затем Ридван спросил его:

— А ты сам?

Он изобразил улыбку на губах, притворяясь удивлённым, и сказал:

— Какое странное совпадение!.. Представь себе, дядя, я хочу жениться на её сестре Азизе!

Ридван громко засмеялся и сказал:

— Так благослови вас обоих Господь. Я счастлив. А Исмаил Аль-Баннан — наш благородный сосед и честный торговец.

Это решение не очистило его душу от тяжёлых мыслей. К эйфории примешивались тревога и отвращение, словно чистый прозрачный дождь смешивается с жидкой грязью. Драму усугубляло то, что и Раифа, и Руммана оба знали его секрет. К тому же он боялся, что Азиза отвергнет его руку, милосердно протянутую ей, и это вызовет бедствие. Однако вскоре до него дошло радостное известие о её согласии. До мозга костей в него вонзился чистый, горячий клинок… Срочность всего дела привела в замешательство всех и спровоцировала шутки.

Свадьба Азизы с Куррой и Раифы с Румманой состоялась на совместной церемонии. На свадьбе веселился весь переулок. На празднике Курра впервые в жизни увидел обеих сестёр. При этом его устрашило их сходство — они были похожи друг на друга, словно близнецы: среднего роста и телосложения, румяные, с чистой кожей, очень тёмными глазами и пропорциональными чертами лица. Он тщательно искал различия между ними и наконец труды его были вознаграждены: у Азизы — старшей сестры — была ямочка на подобородке и более полные губы. Само это было для него незначимо, так как он нашёл ощутимую разницу во взгляде этих двух пар похожих друг на друга глаз: взгляд Азизы был устойчивым и спокойным, он внушал уверенность, в то время, как взгляд Раифы сверкал нервным, мимолётным блеском, словно безостановочно читая других людей по глазам и сияя злым разумом. Вскоре он убедился, что питает к ней неприязнь. Она же даже и не пыталась скрыть свой триумф, хотя, возможно, он был единственным, кто догадался об этом. Азиза же всю церемонию не сводила взгляда со своих белых туфелек, украшенных атласом и блёстками. Он сказал себе, что эта невеста несчастна, как и он сам, и потому это облегчит им обоим принятие вполне ожидаемого решения о расставании в будущем. Он привёл её в выделенный в доме флигель под звук тамбуринов, аккомпанирующих певице. При этом он задавался вопросом, что же такое он сотворил с собой.

Когда он уединился с ней, то обнаружил, что она смущена до кончиков волос. Она не осмеливалась ни взглянуть на него, ни сделать малейший жест. Без сил и без чести, она была жертвой его великодушия. Нежные чувства его к ней усилились под влиянием её соблазнительной, грустной красоты. Однако он не забывал, что сердце её было закрыто для него, а сама она была полностью чужая ему, как и её свадебное платье — оно было ничуть не лучше тюремной робы. То был лишь временный, преходящий этап в его жизни, который не будет длиться долго. В этот момент Раифа будет в объятиях Румманы, переполненная чувством триумфа и желания. Что же ему сказать ей? Но тут она сама освободила его от этого, и мягким голосом сказала: