Досье «ОДЕССА» - Форсайт Фредерик - Страница 37

• Предыдущая
• 37/58
• Следующая

Миллер поглядел на снимок владельца пекарни и кивнул.

– После того, как вы окончательно подготовитесь, я советую подождать еще несколько дней, пока корабль Эберхардта не выйдет из зоны радиотелефонной связи. Думаю, вам надо ехать в Нюрнберг в следующий четверг.

– В четверг так в четверг, – кивнул Миллер.

– И последнее, – сказал Леон. – И вы, и мы желаем выследить Рошманна, но нам, помимо этого, нужно получить через вас еще кое-какие сведения. Необходимо узнать, кто вербует ученых для работы в Египте над ракетами для Насера. Мы уверены, этим занимается «ОДЕССА», причем здесь, в ФРГ. Выясните для нас, кто главный вербовщик. И не исчезайте. Звоните нам из таксофонов вот по этому номеру. – Он протянул Миллеру еще лист бумаги. – У телефона всегда кто-нибудь есть. Звоните, как только что-нибудь узнаете.

Через двадцать минут гости ушли.

В Мюнхен Леон и Йозеф ехали бок о бок на заднем сидении автомобиля. Израильский агент притулился в углу, молчал. Когда огни Байройта остались позади, Леон тронул Йозефа за плечо и спросил:

– Почему вы столь мрачны?

Йозеф взглянул на старика и ответил вопросом на вопрос:

– Можно ли доверять этому Миллеру?

– Доверять? Да он наш лучший провокатор. Разве вы не слышали, что сказал Остер? Миллер вполне сойдет за бывшего эсэсовца, если не растеряется.

– Мне было приказано не спускать с него глаз ни на минуту, – проворчал Йозеф с прежним сомнением в голосе, – следить за каждым его шагом и докладывать обо всех, с кем он встретится, указывая их положение в «ОДЕССЕ». Зря я согласился отпустить его и позволил ему связываться с нами, лишь когда посчитает нужным. А вдруг он не позвонит вообще?

Леон едва сдерживал гнев. Они возвращались к этому вопросу и раньше.

– Объясняю еще раз, – сказал он. – Этого человека нашел я. И внедрить его в «Одессу» задумал тоже я. Он мой агент. Долгие годы я мечтал внедрить в «Одессу» не еврея. И не хочу, чтобы дело провалилось из-за человека, который станет ходить за ним по пятам.

– Но он дилетант, а я профи, – буркнул Йозеф.

– Не забывайте, что он ариец, – парировал Леон. – Надеюсь, до своего разоблачения Миллер успеет составить и передать мне список руководителей «ОДЕССЫ» в ФРГ. И мы начнем уничтожать их одного за другим. А в списке явно окажется и главный вербовщик ученых в Египет. Не беспокойтесь, мы добудем и его, и имена ученых, которых он намеревается отправить в Каир. А к тому времени жизнь Миллера не будет стоить ни гроша.

Между тем в Байройте Миллер стоял у окна, смотрел, как падает снег. Он не собирался ни звонить Леону, ни выслеживать ученых-ракетчиков. Цель у него по-прежнему была одна – добраться до Эдуарда Рошманна.

Лишь вечером девятнадцатого февраля Миллер попрощался наконец с Остером и выехал из Байройта в Нюрнберг. Бывший офицер СС пожал журналисту руку и на прощание сказал: «Желаю удачи, Кольб. Я научил тебя всему, что знаю сам. Вот тебе мой последний совет. Я не знаю, сколько продержится твоя легенда, но если посчитаешь, что тебя раскусили, беги, не раздумывая, возвращайся к настоящему имени». А когда Миллер спускался к машине, Остер пробормотал: «Более сумасбродной затеи я не знаю».

До станции Миллер прошел пешком. Там, в маленькой кассе, он купил билет до Нюрнберга. А выйдя на платформу, услышал от кондуктора: «Боюсь, вам придется подождать. Нюрнбергский поезд сегодня опаздывает».

Миллер удивился – немецкие железнодорожники считают делом чести водить поезда по расписанию – и спросил: «Что случилось?»

Кондуктор, кивнув на рельсы, уходившие в покрытые свежим снегом холмы и долины, объяснил: «Вчера был сильный снегопад. А недавно нам сообщили, что снегоочиститель на этой ветке вышел из строя. Сейчас его чинят».

Годы работы в журналистике отвратили Миллера от залов ожидания. Слишком много времени провел он там в холоде, усталости и неудобствах. Теперь, сидя в станционном буфете, он пил кофе, разглядывал билет, уже прокомпостированный, и размышлял о своей машине, запаркованной неподалеку.

А что, если оставить ее на другом конце Нюрнберга, в нескольких километрах от дома эсэсовца?.. Если после встречи с ним Миллера пошлют куда-нибудь еще, «ягуар» можно запарковать в Мюнхене. В гараже, вдали от любопытных глаз. Никто его не найдет. К тому же, решил Миллер, совсем неплохо иметь возможность быстро убраться из Нюрнберга, если потребуется. Да и кто в Баварии знает о нем и его автомобиле?

Петер вспомнил, как Мотти предупреждал, что машина слишком заметная, но тут же подумал о последнем совете Остера. Конечно, воспользоваться «ягуаром» – дело рискованное, но, с другой стороны, без него Петер окажется стреноженным. Миллер поразмышлял еще минут пять, потом оставил свой кофе, вышел из станции и вернулся в город. Через, четверть часа он сидел за рулем «ягуара».

До Нюрнберга было рукой подать. Приехав, Миллер устроился в небольшой гостинице у вокзала, машину оставил неподалеку в переулке и прошел через Королевские ворота крепостной стены в средневековую часть города, родину Альбрехта Дюрера.

Было уже темно, но свет из окон и уличные фонари освещали остроконечные крыши и узорчатые карнизы. Миллеру показалось, будто он перенесся в средние века, когда короли Франконии правили Нюрнбергом, одним из богатейших купеческих городов германских княжеств. Трудно было поверить, что все вокруг построено после 1945 года, тщательно восстановлено по старинным архитектурным планам после бомбежек союзной авиации, оставивших на месте Нюрнберга лишь развалины.

Миллер нашел нужный дом в двух кварталах от главной рыночной площади, под двойным шпилем собора Святого Зебальда. Фамилия на дверной табличке совпала с напечатанной на листке, который Петеру дал Леон.

Петер вернулся на рыночную площадь, поискал, где можно поужинать, заметил поднимавшийся в морозное небо дымок над черепичной крышей маленькой сосисочной у самого собора. Это было уютное заведение с террасой, обсаженной кустами боярышника, с которых предусмотрительный хозяин стряхнул снег.

Внутри тепло и радушие окатили Миллера волной. Почти все деревянные столики были заняты, но одна парочка уходила, и Петер поспешил на их место. Он заказал фирменное блюдо – маленькие нюрнбергские сосиски, по дюжине на порцию, острые на вкус – и бутылку местного вина.

Поев, он развалился на стуле, не спеша выпил кофе и две рюмки коньяка. Спать не хотелось – уж очень приятно было сидеть и смотреть, как потрескивают дрова в очаге, как компания в углу громко распевает франконскую застольную: люди, взявшись за руки, раскачиваются в такт музыке, в конце каждого куплета голоса усиливаются и высоко поднимаются бокалы с вином.

Миллер долго размышлял, почему, рискуя жизнью, разыскивает человека, преступившего закон двадцать лет назад. Он уже почти решил бросить эту затею, сбрить усы и вернуться в согретую Зиги постель. Но тут подошел официант и с радушным «битте шён» положил на столик счет. Миллер полез за кошельком и нащупал в кармане фотографию. Вынул ее и оглядел. Со снимка смотрел человек с воспаленными светлыми глазами и узким безгубым ртом, одетый в черный мундир со сдвоенными серебряными молниями в петлице. Пробормотав: «Ах, ты сволочь», – Миллер поднес краешек фотографии к пламени свечи, что стояла на столе. Больше снимок не понадобится. Миллер узнает Рошманна, как только увидит.

Оставив деньги на столе, Петер застегнул пальто и направился в гостиницу.

В это самое время Маккензен высушивал раздраженного и обеспокоенного Вервольфа.

– Что значит «пропал»? – рявкнул шеф «ОДЕССЫ». – Не мог же он сквозь землю провалиться. У него один из самых заметных в ФРГ автомобилей, а вы не можете его найти целых полтора месяца!

Маккензен подождал, когда взрыв негодования утих, и продолжил:

– Тем не менее это так. Ни мать, ни любовница, ни коллеги Миллера не знают, где он. Машина его стоит в каком-нибудь частном гараже. Он, видимо, ушел в подполье. После возвращения из Лондона о нем ничего не слышно.

• Предыдущая
• 37/58
• Следующая