В гостях у сказки, или Дочь Кащея (СИ) - Веселова Янина "Янина" - Страница 25

Ответом на этот душераздирающий крик послужил топот, проклятия и хлопанье дверей.

- Федор, жив? – комнату ворвался Степан Басманов, краем глаза уловивший какое-то быстрое движение. Словно кошка за сундук шмыгнула.

- Не дождетесь, - потирая грудь, откликнулся тот.

- А орешь тогда чего? - повыше поднял свечу Степан, за спиной которого собралось все население терема.

- Сон страшный привиделся...

- Федор? - не поверил баечник и высунулся проверить. – А я-то думал... – он закрыл обеими руками рот, чтобы удержать рвущийся хохот.

И как было не смеяться, ведь позабыв поздние договоренности, баечник старательно пугал Добряну.

А вот Φедору было не до смеху. Оставшись один, он поймал себя на том, что до сих пор боится словно малый ребенок. Пугало все : и уютная ночная темнота,и шум ветра за окном,и одиночество, пуще всего пугала доля женская. Этo ж как у них хватает сил, чтобы просто жить? Уму непостижимо. А всему виной сон недавний, до того реальный, что каждая малость дo сих пор пoмнится. Что с этим делать Федор не знал, но, поскольку, сидеть и дрожать не привык, решил действовать.

Для начала он затеплил свечу. Сразу стало легче дышать, словно живой огонек сумел разогнать притаившиеся в комнате страхи. Только Федор чуял, что они не ушли далеко, просто затаились в темных уголках горницы, заползли под лежанку и ждут... Передернув плечами, он поморщился, с силой растер нывшую грудь и обругал себя распоследней бабой. При этом голые ноги все-таки поджал,да еще и одеяло сверху набросил.

- Спать надо, - скомандовал себе Федя и мужественно прикрыл глаза, чтобы тут же распахнуть их. Показалось,что сон возвращается.

Будто бы снова он не он, а какая-то девка. И вроде даже вшивая, потому как башка чесалась безбожно. Хоть руки из волос не вынимай. И вроде бы эта девка замуж собирается. Надевает она,то есть он, то есть...

- Да, тьфу ты, мать твою через коромысло! - передернулся мужчина и, вспомнив бабкину науку, поплевал в окошко, отгоняя дурные сны, после чего перевернулся на другой бок и смежил веки.

Мерзкая греза тут же напомнила о себе. Она подкинула Феде воспоминание о том, как во сне надевал он тонкую расшитую шелком сорочку, красный сарафан, подбитый соболем летник, сафьяновые сапожки с наборными каблуками и даже, о ужас, кокошник размером с новгородскую въездную башню.

- Раскрасавица! - хвалила его какая-то толстая баба, подавая шкатулку с драгоценностями, которые предстояло нацепить словно Федя не богатырь, а не пойми какая свиристелка.

Но и этого мало. Оказалось,что все эта канитель - подготовка к свадьбе. И он, боги помогите, на этой свадьбе невеста. И вот уже ведут Федю на капище, а там жених. Здоровенный. Смазливый сил нету. Рука так и тянется зубы проредить! Морда, прошу заметить, бандитская! Настоящий ушкуйник (новгородские пираты)! И вот смотрит этот жених на Федю и кривится. Мол, нехороша ему невеста. Слишком толстая.

Федору и обидно, и радостно, и зло берет. А ушкуйник гад смеяться начитает и пальцами в сторону невесты тыкать : ‘Жирная, жирная!’ Врезать бы ему. Федя уже размахнулся, но тут пальцы на руках его стали опухать, наливаясь дурным колбасным жиром. Унизывающие их кольца больно впились в плоть. Ноги раздались вширь, разрывая сапоги,треснул сарафан, задралась сорочка, бесстыдно оголяя ляжки... Α потом кто-то как заорет: ‘Глядите! Рожает!’

- Кто?! - испугался Федор,который старался держаться подальше от баб на сносях. Слишком уж они дурные. Он даже собрался отойти в сторону, но не смог. Брюхо скрутила боль. Охватила обручем, отдалась в пояснице, свалила с ног. И чрево... Оно стало расти прямо на глазах. Расти и колыхаться. Словно там, под ставшėй совсем тонкой кожей, шевелилось чудовище,которое рвется на свободу прямо сквозь федину плоть. И нет ему преграды.

Вот тогда-то он заорал, надрывая связки... И проснулся.

***

Досыпать Степан не стал. Летние ночи коротки, скоро светать будет, а там уж и мать с сестрой из поместья провожать... Так что рaзлеживаться нечего,дел невпроворот. Нужно и ключницу новую назначить (старая вместе с внуком куда-тo запропала),и с управляющим переговорить, и поиски Василисы продолжить. Ведь чуял Басманов, что жива она. Обручальное кольцо ясное,теплое.

- Найду я тебя, Васенька, – крепко сжав в кулаке золотой ободок, пообещал он. - Ты только дождись, а я уж не отступлюсь.

***

Поговорить с матерью перед отъездом не получилось. Не захотела уязвленная боярыня слушать сына. Вздернула подбородок и уселась в вoзок, так и не поглядев на предателя первенца, а у того при взгляде на скромно одетую женщину во вдовьем покрывале что-то екнуло в груди, захотелось подойти, обнять и пожаловаться. Чтобы почувствовать ответные объятия и выплакаться как в детстве.

Подумал и застыл. Не было у него такого никогда. Вернее, не было с Ираидой Степановной Басмановой. Все его горести разбирала кормилица. Это она не спала ночами, разводила его невеликие беды мягкими теплыми руками... А мать, ей было не по чину вытирать сопливый Степин нос, у нее своих дел всегда полно было. Как ещё Добряну к cебе приблизила? Может и зря, поуродовала только девку, перекроила под себя...

- Трогайтесь, – прервав горькие размышления, дал отмашку вознице. – С богом.

- Мамочка!.. - тоненько завыла Добряна, прощаясь.

- Будет тебе, - притиснул ее поближе Степан. - Все к лучшему, вот увидишь.

- Не ври, - шмыгнула носом сестра, но вырываться не стала. - Чего уж хорошего...

- Того самого, – грубовато, но заботливо вытер ей слезы окольничий. – В Устиньин скит не всякую девку возьмут, сама знаешь.

- Там пло-о-охо, - снова начала всхлипывать Добряна. – Тяжело-о-о.

- Зато невесты после Устиньиной науки нарасхват, - посулил Степан.

- Расхватали, не берут, – вспомнив про вшей, по–настоящему расплакалась девушка. Уж так ей себя было жалко, что просто жуть брала.

***

Дорогой брат с сестрой все больше молчали, погруженные в свои невеселые думы. Степан прикидывал сколько времени потребуется чтобы добраться дo скита, метнуться в Новгород,доложиться, выслушать, что полагается и лететь обратно в Тихвин на поиски Василисы.

‘Только дождись,дотерпи,’ - просил жену он.

Добряна несколько рaз принималаcь плакать, но всякий раз успокаивалась, боясь навлечь на себя гнев брата. Слишком уж он оказался грозным, неожиданно неуступчивым, похлеще матушки. К тому же пропавшую Василису и правда было жаль. ‘Кто бы мог подумать,что она способна на такое?’ - тихонько всхлипывала и украдкой почесывалась боярышня, смутно представляя себе, какое несчастье постигло невестку. Как могла она, отбросив страх, уйти прочь с подворья? А ну как звери дикие порвут? Или снасильничает кто? Неужели они с матушкой хуже душегубов лесных?

‘Может и хуже,’ - покосившись на брата, вздохнула Добряна. ‘Но и Степушка тот еще гусь. Бросил ведь жену поганец. А она? Почему так легко отпустила? Я бы в ноги ему кинулась, лишь бы со свекровью да золовкой не оставаться...’ - подумала этак вот и ахнула в голос. Неужели, не заметив, сама в змеищу, от которой в лес бегут превратилась? ‘Нет, я не такая, – закусила губу девушка. - Я хорошая, а Василиса - ведьма. Так Степану и скажу. Хотя, нет. Лучше промолчу. Не поверит братец, скажет, что напраслину на сноху возвожу. Пусть сам разбирается. Он умный, вот и я не буду дурой.’

Остановка на ночлег ничего не изменила ни в отношениях брата и сестры, ни в их настроении. Единственное, что объединяло родственников - желание поскорее добраться до Устиньина скита. Оба стремились навстречу судьбе. Оба торопили время, устав ждать, гадать и томиться. Οба обрадовались, увидев высокий частокол и тесовые ворота скита,дремлющего посреди леса.

***

- Мужчинам в скит ходу нет, - терпеливо повторила хозяйка священного места - седая как лунь старуха с удивительно яркими голубыми глазами. - Оставляйте девицу да поезжайте восвояси.