Довмонт: Неистовый князь. Князь-меч. Князь-щит - Посняков Андрей - Страница 29

– Будешь нам должен, – буркнул Даума… нет – Игорь, все-таки – Игорь. – Отпустите ее.

– Но, князь…

– Эй, как там тебя? Айринас… забирай, раз уж так просишь. А вы что стоите? – князь оглянулся на воинов. – Сожгите здесь всё.

Через полчаса вся нальшанская дружина гнала коней по лесной дороге. Торопились, немцы вполне могли опомниться, броситься в погоню, догнать. И тогда – бой и смерть. Без вариантов. Конечно, язычники-литовцы не очень-то ценили жизнь, но вот сейчас задачи умереть не стояло. Ежели все дружины перебьют, кто тогда будет нападать на орденские земли?

Позади поднимались в небо черные дымовые столбы. Горела усадьба, горели поля. В бауэрском доме поджаривались живьем хозяева. Те, кого не убили сразу. Кого подарили богам. Правда, их могла освободить девчонка. Та, которую пощадил князь… и тем проявил непростительную для язычника слабость. Воины не поняли. Значит, надо было пояснить.

– Мы сюда еще вернемся, – глянув на Любарта, промолвил князь.

Сказал не громко, но и не тихо. Так, чтоб слышали многие.

– В замке у нас теперь будет свой человек. Преданный и ненавидящий немцев.

Любарт тряхнул темными локонами:

– Тот парень, который… которому ты… Жемайтис?

– Он.

– Ты очень мудр, князь! – воин покачал головой. – Я б так не смог. Не справился бы с собою. А ты вот – смог. Наверное, потому ты и кунигас, Даумантас.

Бируте встречала князя на воротной башне Утены. Волнуясь, накручивала на палец локон. Высматривала супруга, накинув на плечи легкий белый плащ. В голубом приталенном платье, что так нравилось Даумантасу… вернее – Игорю. Рядом с нею блистала шлемами воротная стража, дозорные. Один из воинов – Зонис-охотник – считался очень зорким. Он здесь, на башне, всегда службу нес. Вот и сейчас всматривался вдаль, в бескрайние голубые леса, в сверкающий изгиб реки, в узкую ленту дороги.

Однако княжна увидела первой. Ее синие глазки тоже умели смотреть. Вот за лесом поднялась вдруг желтая пыль. Едва заметным облачком, едва различить. Но Бируте увидела, а уж потом заметил и Зонис. С чего бы это пыли самой подняться? Да, бывает и ветер в том виноват, но вот безветрие нынче. Значит…

– Едут, – убежденно промолвила княжна. – Едут.

С ближней заставы послушался звук рога. Трубили радостно, подавали сигнал – свои.

– Едут!

Распахнулись ворота. С башни уже видно было, как на повертке показались из-за леса всадники в зеленых плащах. Дружина.

Хлынула на дорогу толпа. Возликовала. Жены, дети, друзья. Все те, кто ждали. Ждали и надеялись увидеть живыми любимых и родных. Да, живыми – хорошо бы так. Однако если кто и погиб – что ж, на все воля богов. В бою не страшна погибель. Гораздо хуже попасть в плен.

Едут…

Дружина уже была совсем рядом. Впереди, на гнедом жеребце, ехал сам князь, кунигас Даумантас. Сверкала на солнце кольчуга, добрый меч покоился в алых ножнах, богато украшенных золотом. На круп коня ниспадал ярко-зеленый плащ. Шлем кунигас отдал слуге – Гинтарсу – так, с непокрытой головою и спешился. Возблагодарив богов, обнял подбежавшую жену, поцеловал в губы…

– Ах, как я по тебе скучал!

– Я тоже скучала, милый.

Особых трофеев нынче не привезли, некогда было грабить, да и тяжело потом оторваться от возможной погони. С награбленным-то добром! Так, кое-что. Что в переметные сумы поместилось. Немножко золота, немножко серебра. Посуда, браслеты, серьги. Еще четки из янтаря. Из них можно сделать бусы.

– Красивые! – приложив четки к груди, искренне восхитилась Бируте. – Спасибо, милый. Знаешь, я хочу тебе что-то сказать…

Она и впрячь хотела сообщить мужу что-то очень важное. Однако не успела, не смогла. Князь накрыл ее губы своими. Целуя, обнял, прижал к себе, чувствуя через тонкую ткань платья зовущее тепло кожи. Провел по спине жены ладонью, погладил…

– А ну-ка, повернись, милая…

Развязал нетерпеливо завязки, обнажил шею… лопатки… покрыл жаркими поцелуями нежные плечики, спинку, и вот уже поласкал грудь, чувствуя испепеляющий жар и томление. То же самое испытывала сейчас и княжна! Вбежав в опочивальню, она в нетерпении сбросила с себя платье… Тонкая льняная сорочка невесомо слетела на лавку.

– Милая моя…

Освобождаясь от одежды, кунигас, не отрываясь, смотрел на жену. Стройненькая, с пухлыми губками и упругой грудью. Утонченная синеглазая красавица с теплыми светло-русыми локонами и тонкой белой кожей. Истинное наслаждение – ласкать ее тело! Даже просто смотреть. Не отвести взгляд!

– Ну… что ты?

Томно вздохнув, Бируте улеглась на ложе. Князь погладил ее животик, бедра, поцеловал соски… И больше не смог уже сдерживаться, просто не осталось никаких сил. Навалился сверху, сжал, пылко целуя в губы и чувствуя дрожь… Миг наслаждения, блаженство… закатившиеся глаза, стоны… и синий, как омут, взор…

Вечером устроили пир. Сначала принесли жертвы богам, потом уселись за столы. Праздновали, поминали погибших – не все вернулись с живыми. Кто-то и привезли. Но то в радость – погибнуть в бою. Что же касаемо вдов и детишек – так им пропасть не дадут. Вдов обязательно возьмет замуж кто-то из родичей, пригреет, воспитает детей.

– Милый… я пораньше пойду лягу, ага? Что-то устала.

– Я тебя провожу… Постой…

Они вошли в горницу – захмелевший князь и его супруга. И впрямь – устала. Как-то бледновато выглядела.

– Ты не заболела ли, милая? И… что мне сказать-то хотела?

– Сказать? Ах да… Я ребенка жду, – светясь женским счастьем, тихо вымолвила Бируте.

Князь ахнул:

– Откуда знаешь? Что? Ах, ты же моя милая! Нет, в самом деле – ждешь?

Подхватив жену на руки, Довмонт закружил ее по горнице, нежно целуя в губы.

– Ах ты, милая моя… милая…

– Пусти! Закружишь.

– Да-да, милая… да-да…

Беременность юной княгини – это было важное известие, очень важное. Как для князя, так и для всего княжества. Еще б знать заранее, кого родит супруга? Мальчика или девочку? Как бы то ни было, а нужно был приносить богатые жертвы богам и богиням. Что князь и сделал, отдав жрецам всю свою часть добычи. Только лишь янтарное ожерелье (бывшие четки) оставил – очень уж оно Бируте нравилось.

– Бледненькая ты у меня, – все сетовал князь. – Надо бы позагорать немножко.

Честно сказать, Игорь не знал, можно ли беременным загорать, но, глядя на бледность супруги, решил – что немножечко солнца не помешает. Тем более Литва – не юг, не Турция, не Крым и не Сочи.

Дни стояли хорошие, солнечные, но не жаркие. Плыли по небу большие сахарно-белые облака, напоминавшие комические фигуры, на лугах рвалось всеми красками радуги бурноцветье цветов. Пурпурно-розовые – клевер и кипрей – иван-чай. Солнечно-желтые – одуванчики, купавницы, ромашки. Лютики еще. Синие, фиолетовые, голубые – колокольчики, васильки, фиалки. Еще рвалась к небу медвяная таволга, цеплялась за ноги пастушья сумка.

На такую вот полянку и привел кунигас жену. Расстелил покрывало:

– Раздевайся, ложись.

Княжна игриво улыбнулась:

– Мы с тобой…

– Да, будем. Но – и так полежим, погреемся на солнышке. Позагораем.

– Позагораем? – изумилась Бируте. – Зачем же? Черные, как мужики-крестьяне, станем. Неужто тебе это нравится?

Игорь-Довмонт промолчал. Вообще-то ему загорелые девушки нравились. Особенно когда без купальников загорали. Вот как сейчас – княжна… Оленька…

Бируте послушно разделась, даже застеснялась немножко, потупилась.

– Ложись, ложись, – князь ободряюще погладил ее по плечу. – Ложись, я тебе спинку поглажу.

– А и погладь, – девчонка растянулась на животе, подставив спинку и попку ласковому взорам солнца… и мужа.

– Ах ты, милая…

Сбросив одежду, Игорь уселся сверху. Погладил женушку по спине, по плечикам, поцеловал, обхватил ладонями талию. Прижался к спине юной княгинюшки грудью, чувствуя возбуждающее шелковистое тепло, обнял, лаская твердеющие соски… Бируте застонала, повернула голову…