Довмонт: Неистовый князь. Князь-меч. Князь-щит - Посняков Андрей - Страница 66

– Это они, – обернувшись, успокоила Рогнеда. – Идите и ничего не опасайтесь.

– А ты?

– А я у челнока подожду. Не хочу чужие секреты слушать.

Довмонт одобрительно покивал. Это она верно сказала – в чужих тайнах ничего хорошего нет.

– Рады видеть тебя, князь, – когда Довмонт с Гинтарсом подошли к орешнику, все четверо всадников уже спешились и поклонились.

– И вам здравствовать.

Кунигас пристально оглядел незнакомцев. Да, судя по манерам и одежде – люди далеко не бедные, более того – облеченные властью.

– Я – Козьма Косорыл, боярин, во Пскове не последний, – осанистый бородач с пристальным взглядом, похоже, был тут за главного… или просто говорил от лица всех остальных.

– Это – други мои, боярин Митрофан Окуньев… Митря Лобзев, тиун и боярский сын, да Окинфей Акулов – заморский торговый гость. Все мы на вече псковском не последний голос имеем!

Представляясь, все мужчины по очереди поклонились вновь.

– Есть у нас к тебе одно дело, князь. – Надо отдать должное, представители псковского боярства и купечества не тянули кота за хвост, изложили свои хотения сразу, коротко и вполне ясно. Сильно тяготила их опека Великого Новгорода, пригородом коего и считался Псков. Бояре хотели куда большей самостоятельности, чтоб Новгород в их дела не лез! А для этого был нужен сильный «свой» князь, не связанный с интересами новгородского боярства и софийского дома. Вообще, ни с чьими интересами не связанный… и нуждающийся в поддержке. Довмонт в таком разе был бы идеальной кандидатурой. Правда, тут нужно было осторожничать.

– Сколь слыхивал, и Святослав Ярославич, князь, новгородцев не жалует…

– Не жалует, да лебезит. Слово поперек боится сказать! Этак нас совсем подожмут новгородцы. Нет, княже! Коль ты с нами – мы вече тотчас соберем… и тогда…

Козьма Косорыл неожиданно замолк и, глянув на князя, заговорил уже куда проще, без всяких призывов и пафоса:

– Пойми, князь, как двум медведям в одной берлоге не ужиться, так и в одном городе – двум князьям. Святослав тебя позвал, потому как немцев опасается и литовцев, полочан. Новгород против них просить – это что-то дать надо, посадник да архиепископ всегда себе на уме, хоть немцы и их враги тоже. А чтоб вольности наши прижать, новородцы не погнушаются и литовцев натравить, и с рыцарями стакнуться. Любят чужими руками жар загребать, любят. Святослав же наш – ни рыба ни мясо. И вашим, и нашим – так. Отца своего Ярослава Тверского поддержкою только и жив.

Довмонт… вернее сказать – Игорь, понятливо покивал. Местные господа депутаты хотели обособления, это ясно. Только вот в каких пределах?

– Вы что от Новгорода-то хотите? Только четко все, поконкретней, ага.

– Чтоб в наши дела не лез!

– Ну, это общие слова. Я же сказал – четко!

– Чтоб посадника своего не присылал, чтоб мы выбирали! Чтоб законы свои… иначе зачем вече у нас?

– Торговые договоры самим заключать. И с Ригой. И с Ревелем, и с Юрьевым-Дерптом. И с орденскими землями – тоже.

– Ну, про договоры это ты уж слишком, Окинфей. Не надо медведя дразнить… хотя бы на посадника согласились, ага.

– Я вас услышал, – Игорь заложил руки за спину и негромко спросил: – Теперь, любезные господа, уточним циничней – что я и мои люди с этого будем иметь?

– Власть, князь! – тут же отозвался Косорыл. – И нашу поддержку. В этом мы тебе поклянемся… Клянемся, а, други?

– Клянемся! Именем Христовым и животворящею Троицей – аминь!

Довмонт согласился почти не раздумывая. А что было делать? Сразу же рассориться с самими влиятельными местными людьми, уповая на поддержку Святослава? У которого и власти-то было – чуть-чуть. Хотя вот новгородцев смог уболтать… так это не он, а отец его, Ярослав. Новгород, впрочем, покуда особо дразнить не надо. Тихой сапой все… силу для начала набрать.

Тепло простившись с «депутатами» веча, князь и его верный слуга спустились обратно к реке, к зарослям. Странно, но Рогнеды нигде видно не было, по крайней мере в пределах видимости.

– Наверное, в челноке дрыхнет, – вслух предположил Гинтарс. – Солнышко-то, эвон, печет!

Ну, печет это, конечно, смело сказано… Всего-то градусов десять-двенадцать, с «плюсом», разумеется. Хотя на солнце-то и все пятнадцать будет. Но не позагораешь, ага.

– Может, кликнуть ее, княже? В этих зарослях сами мы челнок не отыщем.

Довмонт пожал плечами:

– Ну, покричи.

Набрав в грудь побольше воздуха, Гинтарс открыл было рот… но закричать не успел – резким ударом князь повалил парня наземь, прижал… пропуская просвистевшие над головами стрелы!

– А теперь быстро ползем… в камыши, в рогоз…

Доползти им не дали. Из ольховых зарослей выскочили враз семеро молодцов, осанистых, косая сажень в плечах. Вооружены были дубинками, кистеньками, секирами… парочка даже с мечами. Довмонт досадливо выругался, обозвав Рогнеду нелестным словом. Пожалуй, ясно было, откуда взялись пареньки. Разве что совсем тупой не догадается.

Семеро против двоих. Нет, лучше так – семеро лиходеев, привыкших по большей части иметь дело с почти беззащитными людьми – и двое опытнейших, готовых ко всему, воинов-литвинов, закаленных в многочисленных схватках.

Что делать, князь сообразил быстро, мигнул Гинтарсу, в словах сейчас и нужды не было. Парень все понял правильно, выхватил ножи… Вскочив на ноги, литвины бросились в разные стороны… Гинтарс на бегу изловчился, метнул ножи один за другим… Одному лиходею угодил в горло – фонтаном хлынула кровь, – другого ранил в правый бок…

Довмонт тоже времени не терял, угостив одного из «дубинщиков» кинжалом – швырнул, да угодил злодею в правый глаз! Супостат и не вякнул ничего – быстренько упал да умер. Или – сначала умер, а уж потом упал, как-то так, наверное.

Как бы то ни было, а из семерых нападавших осталось четверо. Двое на одного – тут уж можно было повоевать, чего уж!

Цивильные люди сошлись в скоротечной схватке. Ни кольчуг, ни щитов, ни шлемов. Только мечи, секиры, кистеньки, а у кого-то – дубинка.

Нет щита – и не подставишь под вражеский меч, тут уж либо уклоняйся, либо отбивай клинки – вот и звон пошел на весь берег! На Довмонта навалились сразу двое мечников – толкались, друг другу мешали, пока, наконец, не рассредоточились – один зашел со спины… Да князь был не лыком шит! Вертелся волчком, отбивал, нападал сам, не подставляясь под удар, не давая врагам опомниться.

Вот ударил… отскочил, повернулся, отбивая натиск… И снова ударил, чувствуя, как готовит очередную атаку торчащий за спиной враг… Споткнулся… упал… чувствуя, как просвистел над головою занесенный позади меч… и тут же – выпад – ударил! Ткнул лиходея в грудь… Меч пошел неожиданно тяжело, видать, у врага под кафтанцем была поддета кольчуга. Так и есть – послышался знакомый скрежет, и Довмонт надавил на клинок, разрывая кольца и выпуская врагу кишки! Между тем второй супостат тут же налетел, словно Змей Горыныч… Но не успел ударить, осел, словив горлом стрелу!

Кто-то помог? Или случайно? Целили в князя, но вот… Некогда было рассуждать, думать. Довмонт бросился на помощь Гинтарсу, которого тоже взяли в оборот двое – один дубинщик, второй – с секирой на длинном и тонком древке, каким удобно наносить удар из-за своих рядов.

Подскочив, князь перебил древко секиры мечом… Дубинщика же достал неизвестный лучник… Опять этот лучник!..

Лучница!

Оставшиеся в живых враги, видя, что их затея не удалась, со всех ног бросились к реке… И тут им навстречу выскочила из ольховых зарослей Рогнеда с натянутым луком в руках! Каштановые локоны ее трепал ветер, в изумрудных очах яростно сверкало отраженное солнце. Юная разбойница ловко слала стрелы одну за другой… пока не убила всех! Никто из злодеев не спасся, все лежали мертвые.

– Зря ты так, – сплюнув, Довмонт покачал головой. – Надо было оставить в живых хоть кого-нибудь. Допросили бы!