Довмонт: Неистовый князь. Князь-меч. Князь-щит - Посняков Андрей - Страница 73

– Кольша, дровишек бы в костерок-то подбросил! – Микитка Овруч повернул голову и ухмыльнулся. – Эй, Кольша! Ты спишь, что ли, там?

Подобрав с земли сучок, Микитка швырнул его в отрока, угодил в плечо. Шмыгай Нос тут же встрепенулся, сверкнул глазищами:

– А? Что?

Еремеевы грохнули смехом. Не очень-то громко – лес да река шума лишнего не любили, особливо ночью. Впрочем, ночка уже утром высвечивалась, небо уже было не темным, а серовато-синим, и луна со звездами не золотом отливали – серебром.

– За дровишками, говорю, сходи.

– За дровишками? Ага… сейчас… мигом.

Подскочив, Колька рванулся в заросли, затрещал хворостом… Его сотоварищи пока разбирали снасти: сети, уды с длинными – конского волоса – лесками. На вечерней зорьке клев нынче что-то не шел, всего-то и поймали два небольших осетра, остальное все – сорная рыба: лещ, подлещики, щуки, налим. Окуней не брали – выбрасывали, костлявые больно. Не клевало, вот и решили парни остаться на утро – вот как раз сейчас и пора бы уже собираться: сети проверить, удочки побросать. Пора, да – вот-вот и рассвет.

– Чу! Ладья чья-то, – приподнявшись, указал пальцем востроглазый Лось.

Овруч не поверил:

– Да ну! Показалось. Просто, верно, топляк. Ну, какая ладья посейчас, ночью?

– А ты глянь!

Костер уже не горел, а так, таял, сверкал углями. Поднявшись на ноги, Микитка раздвинул ветки дивной плакучей ивы, прищурился… Точно – ладья!

– Ушкуй небольшой… Верно, немецкий.

– А почему немецкий, Микита?

– По бортам – щиты, видите, какие?

Не русские были щиты. Треугольные, верно, с затейливыми картинками – гербами, хотя сейчас все равно ничего не разглядеть – темно, да и далековато малость.

– И чего немца сюда понесло?

– От каравана, верно, отбился да заплутал. Ишь, как плавно идет. Еле тащится!

– Небось, мелей боится.

– А вот и я!

Вынырнувший из зарослей Колька Шмыгай Нос ухнул в догорающий костерок хворост. Сразу же занялось, вспыхнуло яркое желтое пламя, рванулось языками едва ль не до неба!

– Вот ведь скаженный! – дав Кольше «леща», беззлобно выругался Овруч.

Шмыгай Нос обиделся, заканючил:

– Ты ж сам сказал – дрова…

– Тебе волю дай – весь лес пожжешь! – негромко рассмеялся Микита. – Помаленьку кидай, помаленьку.

– О! А ладья-то!

Еремеев Кабан махнул рукою, а братец его добавил:

– Эко как попер! Видать, к нам на костер, да.

В самом деле, после яркой вспышки огня баркас вдруг увеличил скорость, пошел напористо, бесстрашно – словно точно знал, куда.

– Немцев нам еще не хватало, – одернув холщовую рубаху, опасливо буркнул Овруч.

Пробурчал и сразу наткнулся на возражения.

– Так это ж славно – купцы! – наперебой закричали братовья. – Гости торговые! Сейчас у них разживемся чем-нибудь. Ухой угостим!

– Ага! Где ваша рыба-то?

– Гости – славно! – Колька потер руки, уж ему-то, по малолетству и малахольности своей, от торговых гостей завсегда чего-нибудь перепадало. То пряник медовый, то пирог, то обломок желтенького стеклянного браслетика, а как-то раз – мелкая серебряная монетка, немецкий пфенниг. Пфенниг тот Колька на усадьбе, в дальнем углу зарыл, под навозной кучей – и место то приметил. А тетке не сказал, ну ее! Отберет, не моргнет глазом. Еще и выпороть прикажет. Очень уж Шмыгай Нос не любил, когда его пороли – больно, да обидно – ужас как.

Немецкая ладья шла четко на костер, уже можно было разглядеть и гребцов, и гербы, и стоявшего на носу высокого человека в длинном плаще. Истинный немец! Патлы – до плеч, нос – как у хищной птицы.

В это же самое время, совсем недалеко от ребят, из узкой лодочки выбрались на берег двое. Один – судя по виду – господин, другой – слуга. Господин, статный, с открытым светлым лицом – богатый купец или даже боярин – в мягких кожаных сапогах без каблука, в летней верхней тунике – свите – добротного лазоревого сукна с аксамитовыми клиньями-вставками по подолу. На голове – круглая шапка, отороченная беличьим мехом, свита же наборным пояском подпоясана. Необычный пояс – «татарский», на серебряных бляшках – затейливая арабская вязь. Во всем Пскове мало у кого такой поясок сыщется.

Слуга же выглядел, как слуга. С неприметным лицом и пегой бородою, небольшого роста, плечистый, жилистый и, видимо, очень сильный. Одет просто – кожаные поршни с онучами, длинная холщовая рубаха, порты. На поясе – нож длинный, а у господина – кинжал.

Пройдя камышами, оба выбрались на берег, господин приказал слуге тотчас разжечь костер.

– Да поторапливайся. Как бы мы не опоздали!

– Не опоздаем, господине, – криво ухмыльнулся слуга. – А они, ежели что – подождут. Утром, по солнышку, как раз и выйдут к пристани. Никто и не подумает ничего.

– Давай, давай, разжигай, – господин нервно дернул шеей.

Слуга исчез в кустах, захрустел хворостом… и вдруг выбрался обратно, без дров, но с крайне озабоченным видом:

– Кто-то уже разложил костер! Здесь, невдалеке… рядом. Верно, рыбаки… Опасно это… да-а…

– Рыбаки? Этого еще не хватало! – раздраженно сплюнул хозяин. – Откуда они здесь взялись? Обычно ведь куда ближе к городу ловят. Ладно… пойди, посмотри… Хотя нет. Вместе пойдем. Глянем.

Брошенный в костер хворост быстро догорал, и Микитка опять послал Кольшу за дровишками. Шмыгай Нос повиновался с явной неохотою, уж больно хотелось посмотреть на купцов и, пользуясь случаем, что-нибудь выпросить. Однако, если поторопиться, то еще можно успеть… Да и вообще – если уж причалят, так сразу-то не отвалят. Однако же могут и не причалить. Просто подойдут поближе да спросят путь. Ну, чтоб на мели не напороться. Так бывает, отобьются от каравана – и на тебе. Тогда могут и ребят попросить провести ладейку. Почему бы и нет? Дадут по пфеннигу… Славно! Тот пфенниг, что под навозной кучей, и этот – уже два пфеннига. А два – это не один…

Пока погруженный в сладостные предчувствия Кольша шарился по кустам, его сотоварищи с любопытством глазели на приближающуюся ладью. Даже приветливо помахали руками. Крючконосый в ответ кивнул, улыбнулся… что-то сказал гребцам. Судно замедлило ход, осторожно поворачиваясь к берегу бортом.

В этот момент позади отроков послышались чьи-то легкие шаги. Верно, Колька принес дрова… что-то быстро…

Микитка обернулся…

– Ой! Господине…

– Господине!!! – братовья крикнули хором, видать… узнали. – А мы тут – рыбу. И вот – ладья.

– Рыба – это хорошо. И много вы тут поймали?

Господин – по виду, боярин! – переглянулся со своим слугой. Взгляд этот почему-то очень не понравился Микитке… Слишком уж быстрый, жесткий, звериный… словно все уж давно решено, осталось лишь сделать.

И сделали!

Лось Еремеев нагнулся, показать гостям рыбу…

Ловко вытащив кинжал, боярин ударил его в спину, прямо под сердце! В то же время приземистый угрюмый слуга воткнул острый клинок в грудь второму братцу, Кабану! Все это быстро, проворно – Овруч не успел моргнуть и глазом. А когда моргнул, кинулся было бежать… И словил нож в шею! Прямо на бегу! Что-то ударило, ожгло – словно «жикнула» гадюка. Потемнело в глазах, качнулось светло-синее небо, высокая трава поднялась в полный рост… и все померкло. Навсегда. Во веки веков.

Сделав пару шагов, слуга нагнулся и, вытащив нож, вытер его об одежду убитого, после чего обернулся к хозяину, посмотрел, словно преданный пес:

– Может, в реку их?

– Зачем? Чтоб всплыли на пристани? Пусть уж гниют здесь. Оттащи в лес да забросай ветками. А там – лисы, волки, медведь.

Пока слуга управлялся с убитыми, баркас встал рядом с берегом. Крючконосый шкипер спрыгнул прямо в воду, на отмель, принял с борта небольшой, но увесистый мешок. Притащил, улыбнулся:

– Вот обещанное серебро, уважаемый герр!

Сказав, не удержался, похвалил:

– Лихо вы их! Быстро и действенно. Но… стоило ли? Можно было к вам на усадьбу…