Довмонт: Неистовый князь. Князь-меч. Князь-щит - Посняков Андрей - Страница 8

Молодой человек не мог сопротивляться, но пытался хоть что-то соображать, что было довольно трудно. Перед глазами все дрожало и плыло, мысли путались и никак не могли собраться в кучу. Он чувствовал, как феи подняли его, понесли… прикрутили веревками к вкопанному в землю столбу. Напротив, среди идолов, торчал еще один столб – к нему привязали Ольгу.

Парни мерно захлопали в ладоши, девушки затянули какую-то песню и принялись водить хоровод вокруг идолов и… жертв.

– Дуй, ветер! Шумите, деревья! Радуйся – лес. Дьявас, отец богов, эта песня – тебе.

Девушки пели по-литовски, но Игорь понимал все, о чем они поют, и почему-то не удивлялся.

– И тебя, Пикуолис, мы не забудем! О, повелитель подземных пущ! И, Земина, мать земля, прими нынче жертву. И Лайма, богиня судьбы, и ты, Велиона, хранительница мертвых душ. Скоро и у тебя будет праздник!

Это уже была не песня. Это говорил речитативом жрец, крепкий длиннорукий старик с огненным взором. Рядом с ним подвизался мосластый Йомантас, что-то подвывал и время от времени тряс деревянными колокольчиками.

Действие постепенно ускорялось. Задавая ритм, парни били в ладоши все чаще и чаще, нагие девушки уже не водили хоровод, а словно змеи извивались в каком-то бесовском танце и все время приговаривали, кричали:

– Дуй, ветер! Шумите, деревья! Радуйся, лес! Блоу, вейяс! Спрогимо толи, медзиу! Дьяукитес, медьена!

– Дуй, ветер!

На крепкой шее жреца болталось ожерелье из сушеных змеиных голов… точнее – из голов ужей!

Все быстрее кружились девушки – вайдилутес, жрицы-девственницы, поддерживающие священный огонь. Их гибкие молодые тела извивались, сверкали глаза. Криве же входил в какой-то неистовый транс, седые космы его растрепались, на губах его вдруг показалась пена…

– Шумите, деревья!

Девушки вдруг упали на колени. Все разом, каждая – напротив какого-то идола. Упали, изогнулись и вдруг задергались, застонали, явно испытывая оргазм.

Тем временем в руках жреца-криве сверкнул изогнутый нож! Или то был серп, не важно…

Девушки-жрицы стонали все громче и громче! Били в ладоши молодые жрецы.

– Радуйся, лес! Радуйся. Пикуолис, властелин подземных чертогов и падших душ! Прими… Прими! Прими!

Выкрикнув и плюнув желтоватой пеной, криве подскочил к Оленьке и несколько раз вонзил нож ей в живот. Брызнула кровь, девушка закричала, задергалась. Глаза ее распахнулись от жуткой боли! Высыпались наземь кровавые кишки…

– Радуйся, лес!

– Пикуолис, прими!

Страшно кричала Ольга, и юные девственницы-вайдилутес вторили ей сумрачным эхом.

– Не-е-е-еет! – дернувшись, в исступлении закричал Игорь. – Не-е-ет!

Омыв жертвенной кровью лицо, криве вновь подскочил к окровавленной жертве и, засунув в рану узловатую ладонь, ловко вырвал печень!

Несчастная девушка последний раз дернулась в судороге, изогнулась… и застыла, устремив прямо на Игоря мертвые, распахнутые от нестерпимой боли очи.

Нальшанские земли (Литва)

Верный конь нес князя к оврагу. Там, впереди, за перелеском, укрылись враги. Устроили засаду… что ж, поглядим! Поглядим, чью сторону примут великие боги. Нет, недаром еще вчера принесли Перкунасу хорошую жертву. Белого жеребца и трех молодых красивых рабынь, родом из смоленских земель. Смолянки – все красивые, князь знал…

С утра еще где-то над дальним лесом появилась угрожающая грозовая синь, сейчас же темные тучи затянули все небо. Прямо над головой всадника вдруг грянул гром. Сверкнувшая молния ударила в росший неподалеку, на пути, дуб. Конь испуганно шарахнулся, прижав уши, взвился на дыбы… Всадник едва удержался в седле, выругался. Снова загрохотало, сверкнуло. Ударило…

На этот раз – прямо в коня и в князя… О, великий Перкунас? Ты что же, ошибся? Зачем ты помогаешь врагам? Это не они, это мы принесли тебе жертвы… Что же ты, Перкунас? Что же ты…

Игорь пришел в себя от жгучей холодной сырости. Он лежал в глубоком овраге, даже не лежал, уместнее было бы сказать – валялся, словно какой-нибудь алкоголик или никому не нужный бомж. Вокруг грохотала гроза, сверкали молнии, неудержимым водопадом лил дождь, самый настоящий ливень. Где-то наверху, на краю оврага, слышалось тревожное лошадиное ржание.

Откуда здесь лошади? Откуда этот овраг? И… где Ольга?! Ольга! Молодой человек вздрогнул, вспомнив окровавленный нож жреца и предсмертный крик девушки. Неужели… Неужели это все правда? По-настоящему? Нет, не может быть. Бред какой-то. Ну да, полный бред.

Юноша поднял руку – вытереть лоб… Что-то холодное прикоснулось к коже. Что у него такое на руке-то? Перчатка! Да не простая, а искусно сплетенная из проволоки! Кольчужная! Такая же кольчуга покрывала и все тело Игоря, доходя до середины бедер! А еще был ярко-зеленый плащ с золотой оторочкой, какие-то странные сапоги со шпорами, а на поясе… кинжал в красных ножнах и меч! Самый настоящий меч, длиной чуть больше метра, тяжелый, с красивой резной рукоятью, мерцающей тусклым серебром.

Черт побери! Это что еще, скажите, пожалуйста, за дела такие? Сон? Тогда уж скорее кошмар.

Дождь между тем утих, посветлело небо. Ветер быстро разносил тучи, и гром уже гремел где-то далеко за лесом. Лес… Игорь выбрался из оврага и ахнул. Вот это лес! Густой, темный, непроходимый – целая пуща! Это куда же его занесло? Нет, тот лес, под Утеной, тоже не казался парком, но здесь… Здесь все выглядело намного круче, солиднее! Дубы так дубы, могучие, не обхватишь и вчетвером. Сосны так сосны, высоченные, царапающие кронами небо. А еще – угрюмые темно-зеленые ели, целый ряд красновато-серых осин, малочисленные вкрапления рябин и берез, светло-золотистые липы. Тоже высоченные, не хуже сосен или дубов.

В небе уже проглянуло солнышко, но здесь, в пуще, все еще царил сумрак, лишь густой подлесок, высыхая, исходил паром. Заросли малины и ежевики, можжевельник, смородиновые кусты, орешник – все это покрывало склоны оврага, не давало идти, цеплялось за одежду…

Снова раздалось ржание. Раздирая заросли широкой грудью, гнедой жеребец подскочил к Игорю, ткнулся носом в щеку. Неожиданно для себя молодой человек погладил коня по гриве и прошептал:

– Гимбутас… Гимба…

Похоже, так звали жеребца. Но он-то, Игорь Ранчис, откуда это мог знать? Черт побери, да что это такое творится-то?

Конь был явно не простой, оседланный, с зеленой попоной, шитой золотистыми нитками, с узорчатым и очень красивым седлом, к луке которого был привязан футляр с луком и стрелами. Еще была палица, точнее – шестопер. Тоже болталась у седла. Увесистая такая штука, чем-то похожая на фашистскую гранату.

Повинуясь какому-то неведомому порыву, молодой человек вдруг вскочил в седло! Именно вскочил, запрыгнул, а не забрался. Ловко так, быстро, умело – словно всю свою жизнь только тем и занимался, что скакал на боевых жеребцах. Конь принял это как должное и, довольно всхрапнув, тряхнул гривой. Словно бы говорил: ну, куда поскачем, хозяин? Так ведь и говорил! Вернее, спрашивал, кося блестящим зеленовато-карим глазом.

– Гимба, – сняв перчатку, Игорь потрепал жеребца по холке… или – кто-то сделал это за Игоря? Молодой аспирант вообще-то никогда с лошадьми не…

Где-то невдалеке вдруг затрубил рог! Послышались голоса, крики, лошадиное ржание.

Игорь хотел было откликнуться, но… А вдруг это враги? Те, что устроили засаду… Скачут сейчас, ищут…

– Кунигас!

– Даумантас! Ты где?

Голоса показались знакомыми. Ну да – знакомыми, очень даже. Это же все… Улыбнувшись, юноша тронул поводья и прямо через кусты погнал коня на крики.

Там, за деревьями, он и увидел своих. Крепких парней в сверкающих кольчугах и шлемах. Альгирдас, Бутигейдис, Любартас… А вон тот, постарше, вислоусый, в немецком панцире – верный Сирвидас, воевода. Он еще отцу служил… До тех пор, пока того не убили коварные утенцы, восставшие против своего законного господина. Поддались на россказни Наримонта, холопы! Ничего… ничего… Будет вам еще, будет!