Я умру завтра (СИ) - "allig_eri" - Страница 10

Поражённая девушка продолжала лежать там, куда её отбросил взрыв. Она замерла, парализованная страхом, ошеломлённая картиной, обрушившейся на неё. Осознание случившегося никак не могло пробиться к её мозгам, будто натыкаясь на мраморные стены. Вместо того чтобы думать о происходящем, Силана вновь увидела отца.

Император подошёл ближе и присел рядом. Он аккуратно снял шлем с её головы, позволяя длинным чёрным волосам свободно опасть. Силана с трудом подавила судорожный вдох.

— Идём, — Дэсарандес взял её за руку и осторожно потянул, вставая сам и поднимая девушку. — Не показывай другим свою слабость, помни, кто ты.

«Кто я?..» — Мраморная стена в мыслях Силаны треснула.

— Ты ведь новая архонт Монхарба, верно? — Его глаза смеялись, в то время как в глазах девушки царили страх и удивление.

— Нет, — едва слышно прошептала она. — Всё не может быть так…

Император по-доброму рассмеялся, качая головой.

— Что тебе рассказывали, Силана? О том, что Империя Пяти Солнц — место ужаса, смерти и поклонения демонам? Что мы бросаем жертв на алтари, а вместо вина пьём кровь? А я — главный среди всей этой шайки? Верховный демон. Дьявол.

«Он знает моё имя…» — думала она. Мир девушки перевернулся, а мрамор в мыслях всё больше крошился и таял, как лёд по весне.

Они уже стояли, руки мужчины нежно сжимали её ладони.

— Но ведь!.. — начала говорить Силана и замолкла на полуслове.

— Всё случившееся сейчас — осада, смерти и бои на улицах — ошибка. Безусловно, трагичная, ведь лишь у нищего ошибки имеют последствия только для него одного. У императоров, королей или архонтов они приносят вред всем. — Слова Дэсарандеса, словно молот, ударили по мрамору в сознании Силаны, окончательно его разбивая. — Мерилом власти выступает не только количество подданных, но и количество тех, кто пострадал от твоих решений.

«Он говорит про отца, — поняла она. — Если бы он согласился на капитуляцию, ничего этого бы не случилось. Если бы не его гордость и…»

— Я никогда не стремился к войнам, — император сморщился, словно сама мысль об этом доставляла ему неприятие. — Может, прозвучит излишне самонадеянно, но я желаю лишь спасти этот мир.

— Что?.. — Силана сделала шаг назад, но Дэсарандес повторил его, оставаясь столь же близко, как и раньше. Глаза девушки против воли сместились на их руки, переплетённые у груди, словно у любовников. — Ты врёшь, — замотала она головой. — Обман!

Её собеседник вздохнул. Вид у него был таким, словно он молится о терпении. Будто наставник, что уже в сотый раз пытается донести до непослушного ученика суть элементарных вещей.

— Тоскуй, — произнёс он. — Оплачь отца и крепость. Всех тех, кто нашёл сегодня смерть. Но найди силы переступить себя. Научись прощать ошибки.

Их глаза смотрели друг на друга. Карие — императорские, зелёные — Силаны.

«Что он делает? Это магия? — думала она. — Но на мне амулет, и…»

— Кто ты такой, чтобы я прощала тебя? — голос девушки набирал громкость. — Чужеземный правитель, который вторгся на наши земли и…

Она замолчала, наткнувшись на оскорблённый взгляд Дэсарандеса. Отчего-то Силана сразу верно его расшифровала, понимая, что… обидела своего собеседника.

— Прощать не меня, — ответил мужчина. — Ты неверно поняла мои слова.

— И что это я неверно поняла? — дерзко усмехнулась она. — Ты несёшь…

— Твой отец любил тебя! — прервал он её. Речь императора приобрела суровые, поучительные нотки. — И ради этой любви ты должна простить его, Силана. Простить его, не меня.

«Но… — Сломанная мраморная стена в мыслях девушки осталась далеко позади. На её месте медленно росло что-то новое, непонятное, недоступное для неё. Губы Силаны задрожали, а потом рукава украшенного рунами камзола сомкнулись вокруг, даруя так нужные сейчас объятия. Девушка разревелась, позорно проливая слёзы на руках Дэсарандеса, своего врага. Она вспоминала всех, кого знала, оплакивала свой народ, крепость, семью и дом. — Искупление, — поняла Силана. — Вот что растёт в моей душе».

Месяцы. Недели. Дни. Всё это время южане и их повелитель были тревожным слухом. Имя императора являлось едва ли не синонимом всех возможных ужасов и зла. Кто-то опасался его, кто-то тайно восхвалял… Это время миновало.

«Знай, во что верят твои рабы, и ты всегда будешь их хозяином».

Сайнадская пословица.

— Я надеюсь, хотя бы на приёме ты не будешь выражаться о Кóльшерах в таком же ключе, — вздохнул Ка́стис.

— Низкородность — не порок, — я слабо улыбнулся. — Думаешь, это их так сильно оскорбит?

— Скоро ты женишься на их дочери, прояви хоть каплю уважения к своей будущей супруге, — погрозил он пальцем.

— Когда она того заслужит. — Я прикрыл глаза, показывая, что не собираюсь продолжать разговор.

Широкая карета позволяла спокойно находиться внутри сразу шестерым, но мы были лишь вдвоём. Пока вдвоём.

— Иногда я удивляюсь, почему отец с матерью продолжают считать тебя способным? — Взгляд Кастиса потяжелел.

Тебе не понять, ведь сам до этого уровня сильно недотягиваешь. Хах, чего стоит одна только твоя несдержанность после парочки бокалов вина? Отец даже целителям приказывал «привести всё в норму», но те лишь разводили руками, утверждая про особенность организма. Однако так я говорить, конечно же, не стану.

Вот только… кем надо быть, чтобы, зная про такую свою особенность, продолжать напиваться? Идиотом.

— Если таково твоё пожелание, брат, то я проявлю все свои чувства, — я провёл рукой по большой коробке с подарком, которая находилась рядом.

— Сделай милость, — кивнул он, тоже теряя интерес к разговору.

Взгляд в окно показал, что стража, которой мы взяли достаточно мало, полностью готова, но кое-кого всё ещё не хватало.

Я постарался сосредоточиться на своих ногтях, осматривая, не требуют ли они дополнительной обработки, не желая показывать нетерпение и раздражение, которое непременно проявляется во мне, когда речь идёт о таких, как эта опаздывающая, мерзкая, отвратительная…

Дверь открылась, в карету села девушка с длинными кудрявыми волосами цвета соломы. Её личико вполне можно было бы назвать симпатичным, и при других обстоятельствах я бы признал, что подобная ей вполне могла бы присутствовать в нашем поместье… В качестве служанки, вряд ли статусом выше. Но с учётом того, что она относилась к одному из самых презираемых, но одновременно столь нужных обществу типов людей, то…

— Тереза, ты задержалась, что-то слу… — Кастис прервался, а он редко делал так сам по себе. Остро захотелось обернуться в их сторону и взглянуть самому.

Но нужно ли? Тогда ведь моё раздражение легко будет заметно.

Я всё-таки обернулся, не сдержав любопытства, и усмехнулся, заметив на лице девчонки чёрные линии, похожие на вены.

— Наконец-то они проявились. — Улыбка появилась на губах сама по себе, словно радуга после дождя. — А я всё гадал — когда же? Всё-таки два года вот-вот пройдут.

Волшебница вздрогнула, не смея поднять взгляд. Однако моя рука как бы случайно коснулась цепочки амулета.

— И каково же тебе ощущать давление своего проклятия, верс? — подался я вперёд.

Брат хмуро ударил по стенке кареты, подавая кучеру сигнал. Мы двинулись в путь.

— Я просил не называть этим словом наших людей, Ки́рин, — произнёс Кастис. — Хотя бы наших. Мотылёк-однодневка — одно из самых мерзких оскорблений, которые можно произнести в такой ситуации.

— Не я же придумал так называть прóклятых? — пожал я плечами. — Да и в чём я вообще не прав? — Я наклонил голову, но брат уже перевёл фокус внимания.

— Сочувствую, Тереза, — рука Кастиса опустилась на её плечо. — Стигматы Хореса — это серьёзно. Когда вечером вернёмся домой, освобожу тебя от всей работы на следующие три дня. Если будет нужно — напиши родителям и друзьям. Я позабочусь, чтобы письма доставили.

Три дня. Последние в жизни любого волшебника. Говорят, некоторые, видя стигматы, сходят с ума, начиная убивать, но это бред. Каждый маг в курсе, когда умрёт, как только пробуждает в себе волшебство. Стигматы — всего лишь напоминание, как часы, отбивающие полночь. Никто и никогда не забывает о дне своей смерти.