Имперский престол (СИ) - Старый Денис - Страница 8

— Франциско Фернандес де ла Куэва и Куэва, герцог, я ему причинил обиду, — чуть понурив голову говорил мужчина.

— Де ла Куэва и Куэва… Это Куэво, что ты ему учинил обиду, — я улыбнулся.

— Простите, Ваше Величество? — недоуменно переспрашивал идальго.

То, с каким смыслом я полоскал фамилию испанского гранда герцога де Куэва, было не понято ни переводчиком, ни, тем более, испанцем.

— Плохо это. Женщина всему виной? — спросил я, а тридцатитрехлетний воин-ветеран горделиво приподнял подбородок, будто собирался защищать свою даму сердца.

— Да, государь-император, — отвечал Рамон и было в этих словах тоска и грусть. — Молодая жена герцога — Анне Мария.

— Вот это да! — я усмехнулся. — А ты еще тот ходок! А почему в Россию? Я так и не понял.

Наступила пауза. Было видно, что идальго думает, что именно говорить.

— Куэва имел обширные связи в инквизиции и в Ордене Иезуитов. В любой стране, где преобладают католики, меня могли найти. К еретикам-реформистам я, как истинный католик, сам не пойду. Да и там иезуиты есть, — отвечал испанец.

— А у нас, стало быть, их нет? — вот теперь заинтересовался я, как государь.

— Думаю, что нет. Их легата вы убили, — задумчиво сказал Рамон.

— И еще. Неужели только из-за того, что ты поднял подол… м-м… полюбил жену герцога, он будет использовать все свои связи и тем самым позориться? — не унимался я с вопросами, интересно же, как так живут в Гишпании, в период ее максимального расцвета, как там Веласкес, может привет ему передать, или вовсе выкрасть?

— Меня хотели убить, но я сам упокоил убийц. Так вышло, что среди тех, кто обнажил рапиру, был брат герцога и несколько верных ему людей. Он умел ценить своих исполнителей. Когда я служил ему, то, все было и деньги и жилье и женщины под вино. А еще… — Рамон посмотрел на меня. — Я хочу быть предельно честным. Я украл у герцога изрядное количество дублонов.

— Не перестаешь удивлять! — задумался я.

А нужен ли мне рядом с собой такой персонаж, будь он трижды мастером фехтования? Нет, за то, что Рамон совратит Ксению, я не верил… Да? Точно не верю? Ладно, о глупостях забыть! А вот о том, что он своего господина обокрал, вот это больше меня волновало.

— Это была компенсация за всю мою работу. Куэва не заплатил мне за последнее дело, — оправдывался испанец. — Я… бретер, Ваше Величество. Был бретером на службе у герцога.

— А это интересно… — я задумался.

Были в школе телохранителей два инструктора по шпажному бою. Один немец, другой француз. Это они готовили людей для посольств. Эта мода на дуэли в Европе, с особым желанием проткнуть «восточного варвара», уже не мало принесла проблем. А Рамон силен в этом. Так что нужно еще с месяц с ним позаниматься, а после отправить готовить телохранителей для сотрудников посольств.

— Ты мне вот что скажи! А есть ли у тебя сомнительные связи с сомнительными людьми, но чтобы у них были корабли? — спросил я.

— За деньги найдутся всякие, — опасливо отвечал идальго.

Я предлагал испанцу попробовать провернуть дельце с испанскими овцами. Сколько их в России? Сто пятьдесят? А сколько сдохнет, пока не станет понятно, как за ними правильно ухаживать? Наверняка, животные изнежились под испанским солнцем, не факт, что им сильно понравится у нас. А я хотел не позднее, чем через пять лет выйти на более-менее промышленное производство шерстяных тканей. Все для этого есть, даже механизмы, а шерсти хорошей очень мало, и кочевники, на которых возлагал надежды на поставки шерсти, пока, не оправдывают ожиданий.

— Я подготовлю письма и контакты, но сам, государь-император… если прикажешь, то поеду, но… — никогда не видел Рамон боязливым и вот опять.

— Подумай, как все сладить. А кому ехать, то не твоя забота! — сказал я, отпивая ароматного чаю.

Через час к Красному крыльцу прибывали кареты русской выделки. Кто из бояр был в городе, должны были присутствовать на спектаклях. Да, Боярская дума оказывалась в крайне сжатом составе, однако, лучше так, чтобы бояре делом занимались, а не пролежни зарабатывались, отлеживаясь в своих усадьбах.

Такой психологический прием, когда встречают одного человека множеством людей, всегда дает свои плоды. И я не хотел, чтобы некоторые личности, как я понимал, весьма сильные, пробовали меня продавливать.

Принимать и Петра Кононовича Сагойдачного, а может и Коношевича, я собирался официально и почти что как дружественного монарха. Подарочки приготовил, да усадьбу ему выделили из тех, что в царском «жилищном фонде». На полном обеспечении будет кошевой атаман, стремящийся стать гетманом Войска Запорожского, а мечтающий быть правителем всех земель ниже днепровских порогов.

С Тохтамышем будет примерно так же, только тут полное признание его, как хана, почти равного мне в своем статусе. Именно так, он мне уже не ровня, а еще какие-то месяцы назад официально получалось, что это я был чуть ли не его вассалом. Поминки — это не столько дань Крыму, сколько унижение России. Так что назову того братом, но он будет стоять, а я сидеть.

— Дмитрий Михайлович, рад тебя видеть, — приветствовал я Пожарского, вопреки традициям, встречая бояр у Красного крыльца.

Нет, не правильно выразился, я их не встречал, я с ними встретился, так как сам только пришел и еще не облачился в свой «царский скафандр». Вот оно, самое неприятное, облачаться в тяжеленные одежды и брать все атрибуты. Всякие бармы, скипетры с державами, теплую шапку. Не так, чтобы тяжело носить все это, но громоздко и неуютно. Одежда и атрибуты власти находились в небольшой комнате рядом с самым большим залом в России.

Строится мой дворец, в не совсем свойственном для России барокко, но, все же строение несколько стилизовано под русский стиль. Может и получится химера некрасивая, но на чертежах и рисунках, вполне интересно получается, мне нравится. Думал построиться до лета. Но… я предполагаю, а Господь располагает. Однако, главное, что строится. И через полгода, как обещает очередной архитектор, итальянец Джовани Батиста Монтано, можно одно крыло дворца сделать жилым. А пока я не могу выполнить обещание патриарху, что Кремль останется за церковью.

— Государь-император, сегодня и прибыл, вот сразу сюда, — говорил Пожарский.

Было видно, что князь устал. Ну так главный удар поляков выдержал, да так, что теперь строятся планы взять все южные малоросские города, кроме, может только Львова. Там, во-первых сильная крепость, ну и нет у меня планов уничтожить Речь Посполитую. Сильно это большой кусок, подавиться можно.

Да и кого брать? Все города разорены, все, что можно, было взято. В Остроге, как оказывалось, была очень приличная школа, некоторые называли ее «академией» и все ее наставники сейчас в Серпухове. Пришлось многих людей выкупать у калмыков. Житомир там же, другие города, во всех этих местах хватало ремесленников, которые нынче получают шанс остаться на Руси, или отправиться покорять Дальний Восток.

Несмотря на все сложности и трудности, в тех подсчетах, которые можно было бы назвать «бюджетом», на освоение Восточной Сибири заложено двести тысяч рублей. Из этих денег более ста тысяч пойдет на помощь и усиление уже имеющихся поселений. Ну, а другие сто тысяч — на основание новых форт-постов русского государства.

Через сорок минут началась официальная часть встречи кошевого атамана запорожского войска, ну, или кого-то большего, если Петро Кононович того захочет.

— Гетман земель войска запорожского, Петр Кононович Сагайдачный¸ — именно здесь под сводами Грановитой палаты впервые прозвучало то, о чем, наверняка, мечтал православный шляхтич, ставший кошевым атаманом на Сечи.

Подобный спектакль, то есть его первое действие, было призвано, во-первых, ошеломить Сагайдачного, во-вторых, потешить его самолюбие. Получается, что до конца даже непринятого всеми казаками человека, принимают как полноценного правителя. И это происходит в Грановитой палате, в присутствии уважаемых людей, а не где-то в закоулках. И я официально одет со всеми державными прибамбасами. Все серьезно.