Рожденный для войны (СИ) - Васильев Ярослав - Страница 31

Но это в уже несостоявшейся реальности. Здесь же Хабаровы по-прежнему тёмные лошадки. Интересно, вчера этот Михаил Потапович удачно воспользовался ситуацией переселиться поближе к Михаилу из каких-то своих планов — или это паранойя играет, а всё просто совпадение?

— Доброе утро, тёзка. Или, скорее уже добрый день. Крепкий сон — удел молодости, а также тех, кто переутомился. Я правильно понимаю?

— Да, наверное, — Михаил поднялся и сел на кровати. — И сколько сейчас времени?

— Уже обед. Ваши сёстры давно позавтракали, составили нам компанию. Нам — это моей жене, внучке и снохе. И судя по голосам, сейчас сидят в соседнем купе и играют в какую-то игру, которой ваши сёстры научили мою внучку. Какой-то «крокодил».

— А? Да, — Михаил попытался выгнать из головы остатки сна. — А наши попутчики где? — и показал на две пустые полки, с которых даже убрали постель.

— А они утром сошли. И проводник мне сказал, что новые ожидаются лишь вечером. Потому сегодня нам повезло. И отсюда предлагаю вам составить мне компанию пообедать, а вам позавтракать. Судя по голосам, девочки затянули в игру остальную мою семью, и это надолго.

— Э-э-э. Спасибо. Только в душ схожу, проснусь.

Михаил взял банные принадлежности и отправился в конец вагона, ощущая себя будто в каком-то дорогом отеле: пижаму, халат и тапочки выдают, костюм за ночь почистили и отгладили. Вагон-ресторан ощущение дорогой гостиницы усилил. Господство стиля ар-нуво, повсюду хрусталь посуды и белоснежные скатерти на столах, фрески растительных орнаментов на стенах, витиеватая гнутая мебель и детали интерьера, в которой сплошь линии, напоминающие волны или извивающуюся лозу. Уютная и обволакивающая, умиротворяющая атмосфера, официанты в чёрных смокингах беззвучно как тени рассекают от столика к столику.

— Что посоветуете, Михаил Потапович? Раз вы здесь уже утром были? Чего-то порекомендуете из здешней кухни?

— Не гурман, как меня ни старались научить. Но вино здесь так себе. И сыры к нему не очень.

— Вино я и так не хочу, благодарствую. Не стоит прямо с утра, а для меня, — Михаил улыбнулся, — пока ещё утро. Про сыры учту.

Дальше они какое-то время ели и говорили о пустяках, вроде недавно предложенной градостроительной концепции развития Москвы. Оба были далеки от строительной отрасли, и тему выбрали скорее как наиболее обсуждаемую этим летом в столице. И тут Хабаров неожиданно сказал:

— А хотите, немного мысли прочитаю? Вы как встали — мучитесь, специально я с вами сошёлся, или совпадение, но я им с удовольствием воспользовался. Честное слово — совпадение. Не обижайтесь, но на данный момент у нас с вами слишком разные категории в обществе.

— Спасибо за честность, да я всё понимаю. И более того, честно отвечу — если бы мог, я бы свою категорию занизил ещё сильнее. Если бы не необходимость дать сёстрам образование — уехал бы куда-нибудь на Камчатку, — сухо ответил Михаил.

— Вы действительно очень интересный человек. Михаил Юрьевич, — на довольно резкий ответ собеседник явно ни капли не обиделся. — Вот мне и стало любопытно на вас посмотреть. Не удивляйтесь, но вы и ваш род последний месяц — одна из самых обсуждаемых тем в салонах. Даже принимают ставки, сможете ли вы удержаться и в итоге создать самостоятельный род, или в итоге через год вас всё-таки кто-то да съест.

— Да? — искреннее удивился Михаил, про себя же отметил — ну Игнат Карлович, интриган старый. Директор ведь всё это наверняка прекрасно знал. А отсюда стоило ценить, что он открыто выступил на стороне своего ученика и с продолжением образования именно в Старомосковской гимназии, и с советом уехать. Не стал при этом лишний раз тревожить пересказом подводных столичных политических течений, а просто от них незаметно постарался воспитанников прикрыть. — И почём ставки?

— В начале было десять против вас к одному, сейчас сравнялось один к одному. Но дальше уже будет неинтересно ставить, и так понятно, что почти наверняка вы победили. Потому мне и стало крайне любопытно познакомиться с вами именно сейчас, пока вы в начале своего пути. И не считайте лестью, а просто словами немалого жизненного опыта, но вам суждено оказываться в эпицентре событий. Вы человек, который или достигнет величия, или сгинет, но след оставит обязательно. Судьбой вы не предназначены сидеть в глуши и безвестности, — дальше прозвучала открытая насмешка: — В глухой деревне на Камчатке.

— Упаси Господь, и я надеюсь — вы ошиблись, — поперхнулся Михаил. — Я точно никуда влезать не собираюсь, и сёстрам точно не дам.

— Ну посмотрим. Однако это всё дело далёкого будущего, которое Норны ещё даже не заправили в свой ткацкий стан. А каковы ваши ближайшие планы? Вы куда планируете в Крыму?

— Точно не знаю. Я отправил человека, чтобы он мне подобрал какое-нибудь место в районе Ай-Петри.

— Ай-Петри? — удивлённо поднял бровь Хабаров. — Вы уверены, что хотите… именно тамошние санатории?

— Если честно, мне всё равно, какие они и какого качества. Я потому и не стал выбирать сам, а отправил одного из своих людей, пусть хоть чего-то да подберёт. Всё равно мы там планируем лишь ночевать. Купаться мы хотим всё равно на обычном муниципальном пляже. Считайте меня странным, но младшим сёстрам нужна компания нормальных сверстников. А высоко-светские сливки общества с правильным происхождением нам ещё будут весь следующий год нервы в школе мотать. Ай-Петри — исключительно потому, что у меня мечта давняя, по местному заповеднику походить и пешком на вершину подняться. И раз уж я теперь сам себе хозяин…

Хабаров на это неожиданно засмеялся, причём так, что у него аж выступили слёзы:

— Ну, Михаил Юрьевич, смогли вы меня удивить. Мы планируем на золотые пески Феодосии, будем там до сентября. Надумаете — морем выйдет недалеко, часа три-четыре самое большее. Заглядывайте, рады будем видеть. А вам… удачи с исполнением ваших планов.

Причины неожиданного смеха и сарказма Михаил Потаповича Хабарова стали понятны, едва Тёмниковы приехали на место. Оказывается, здесь помимо знаменитых целебных реликтовых лесов, Ай-Петри имела повышенный магический фон, что для обладающих магией считалось крайне полезным. Местные санатории были самыми престижными и дорогими в Крыму, попасть сюда мог не каждый, но посланные забронировать место не просто так были бывшими военными. Причём с опытом службы в довольно сложных местах. Командир дал приказ? Извернись как хочешь, но выполни, тем более в средствах тебя не ограничили.

Вот только со стороны снобов из разнообразного дворянства и наиболее состоятельных простолюдинов, которыми и был забит санаторий, смотрелось, будто бы Михаил специально постарался влезть в местное общество. Может быть, заручиться чьим-то покровительством, познакомившись в санатории. Да и насчёт того, что Михаилом многие интересуются — как экзотическим зверьком — Хабаров предупреждал не просто так. К всеобщему удивлению, Тёмниковы в первый же день уехали из санатория в город, где и гуляли до вечера, при этом купаясь на пляже среди черни! На что Михаилу в тот же вечер не преминули указать как на неподобающее поведение. Мол, если он рассчитывает на полезные связи, а заодно хочет выгодно пристроить сестёр за кого-то из молодых людей, которые как раз приехали на курорт с родителями…

Михаил на это вскипел, мгновенно припомнил весь своей армейский опыт. Материться он не любил, потому на войне пришлось осваивать науку обложить с головы до ног вроде бы без нецензурщины и бранных слов, но чтобы все всё поняли. Не стесняясь, именно таким образом Михаил и объяснил, что думает и насчёт попыток окрутить его, и насчёт мыслей, дескать, якобы он планирует кому-то продать сестёр. И что он сделает с любым, кто попробует до его девочек протянуть руки и тронуть хотя бы пальцем. Выпавшее в осадок от такого поведения светское общество решило нанести удар через Машу с Аней… Получилось ещё хуже. Обе девушки владели способностью облить собеседника грязью без ругательств не хуже Михаила, предыдущее общественное положение обязывало. Вдобавок Маша дорвалась до потрясающих видов Крыма — при этом впервые её страсть к рисованию никто не ограничивал. И если не купалась, то немедленно доставала альбом и художественные принадлежности. Аня же, только-только вкусившая плоды совершеннолетия сейчас, а не в девятнадцать лет, любого, кто пытается покуситься на её свободу — была готова сожрать без соли.