Игрок 2 (СИ) - Токсик Саша - Страница 37

Опасно так разговаривать с этим бандитом? То, что передо мной бандит я не сомневался.

Конечно, опасно! Ещё как! Смертельно опасно.

Но раз уж он вот так вот на раз два понял, что я Жоржу вешаю лапшу на уши, то что делать? Как говорится в одном известном анекдоте, который очень в тему учитывая недавние ароматы, концепция изменилась.

И да, это работает, хотя бы временно.

Горбун рассмеялся и полез во внутренний карман своей неказистой жилетки. Достал оттуда пачку Казбека, а что ещё ему курить и, вынув папиросу, спросил:

— Куришь?

— Со связанными руками я, пожалуй, воздержусь, иначе очень уж сцена будет похожа на что-то из дешёвого шпионского фильма. Последняя сигарета перед казнью.

— Перед казнью, говоришь? — усмехнулся горбатый, — пожалуй, что так. Если ты мне не отдашь МОИ, — с нажимом произнёс он, — деньги, то я её тебе устрою.

Потом он правда встаёт со стула и в руках появляется нож. Горбун обходит меня и вжик! Мои руки свободны. А потом он и вовсе кладёт нож передо мной.

— Ноги сам себе освободишь, кто ты такой, чтобы я перед тобой кланялся.

Я с наслаждением разминаю напрочь затёкшие руки и спрашиваю:

— А не боитесь, что я вас этим же ножом, того, — провожу для наглядности пальцем по горлу.

— Ты? Меня? — усмехнулся он, — не боюсь. За дверью десяток таких архаровцев, которым голыми руками оторвать тебя яйца всё равно что высморкаться. Плюс у меня есть вот это.

Ну да, звук взведённого ТТ появившегося в руках горбуна действует отрезвляюще. Между нами метра три. Если кинусь, то он точно меня застрелит. А чтобы с одной попытки удачно бросить нож надо быть майором Прониным, как минимум. Поэтому я перерезаю остальные верёвки и демонстративно толкаю нож под ноги горбатому.

— Так что вы говорили насчёт курева, — тот усмехается и бросает мне пачку и коробку спичек. Вкус Казбека и его крепость живо напомнили мне французский Житан. То, что нужно в подобной ситуации.

Пару минут мы молча курили, а потом я сказал:

— Не знаю, что вам про меня наговорил ваш подручный Жорж, но никаких ваших денег у меня и никогда не было.

— А какие были? — тут же спросил меня мой собеседник.

— Разные. Но вас же наверняка интересуют последние события. Я и правда выиграл у Белогорской большую сумму денег и драгоценности. Вы, кстати, знали, что муж у неё прокурор? — судя по тому, как округлились глаза этого Багратиона, он не знал, — видимо нет. Наш с вами общий знакомый решил не рассказывать такие интимные подробности из жизни своей протеже. Интересно.

— Вот же сын шакала и обезьяны — буквально прошипел горбун, — Нет, я не знал.

— Что-то мне подсказывает, что вы многого не знаете. Как и то, что Белогорская без штанов оставила французского дипломата и это очень не понравилось нескольким милым людям из КГБ. Вы правы, я не работаю в комитете и не работаю на комитет на постоянной основе. Но в данном случае меня попросили об одной услуге. Которую я не мог не оказать. И это даже не комитетчики сделали, но наверняка по их просьбе. Капитан Гарагуля, знаете такого? — горбатый машинально кивнул, — попросил один единственный раз сыграть с Белогорской и выиграть у неё одну-единственную вещь. Драгоценности, которые она увела у француза. Всё, больше ничего. И то, что Белогорская ставила на кон что-то ещё помимо этих драгоценностей это, как вы понимаете не моя проблема. Само собой, что сначала надо выиграть деньги. И денег этих у меня нет. Сразу же, как только я их выиграл, я всё под отчёт сдал Анатолию Григорьевичу, так что можете меня хоть живьём закопать, толку от этого никакого не будет.

— Георгий не говорил, что его женщина проиграла то, что он должен мне, — задумчиво сказал горбатый, — он просто сказал, что привёзет ко мне человека, у которого мои деньги.

В ответ я только пожал плечами и сказал:

— А к чему мне что-то придумывать? Нет, врать не стану, когда Жорж был на вашем месте, я вешал ему лапшу на уши. Не знаю, кем он вам приходится, но всё равно скажу. Как человек он дрянь. И за бабой прячется и вообще, труслив, не умён и жаден. Я хотел наплести ему с три короба и запугать. Но если, как вы говорите вас знают все, то узнать, что на самом деле произошло на борту Грузии, вам будет не просто, а очень просто. Теплоход же наверняка еще стоит в Сухуми. Узнайте, мне спешить некуда, так что я вполне могу немного насладиться знаменитым грузинским гостеприимством.

— Дато, — крикнул горбун, повернувшись к двери. Через секунду в комнате появился совсем молодой мужчина. Багратион что-то сказал ему на грузинском, тот ответил на том же языке, и горбун повернулся ко мне.

— Я послал своего племянника в Сухум. Он узнает, что там у вас с Георгием произошло на самом деле. А ты, москвич, пока посидишь тут.

Сказав это, он вышел, и я услышал, как повернулся ключ в замочной скважине. Что ж, мне остаётся только ждать.

Ожидание было долгим. Часы с меня сняли, но по моим прикидкам прошло часа четыре, не меньше. Но наконец дверь распахнулась, и на пороге снова появился Горбун.

— Выходи, Фёдор Михайлович, — сказал он мне, — Дато всё рассказали нужные люди. Ты не соврал насчёт Гарагули и его просьбы. И ты прав насчёт Георгия. Я с ним поговорил и так как он совсем забыл про честь и требовал с тебя то, что ты честно выиграл то разговор этот ему очень не понравился. Можешь считать, что я перед тобой извиняюсь за него. И вот ещё что, ты, я знаю, пишешь книгу про крымских виноделов? Так?

— Так.

— Настоящее вино в Союзе делают только в Грузии. И я тебе хочу это доказать.

— Какой-то очень резкий переход из пленника в чуть ли не гостя, вы не находите?

— Почему чуть ли не гостя? Ты сейчас и есть мой гость. Ты помог моему старому товарищу. Кто ты как не гость? А что было, то было. Как там говорится? Кто старое помянет тому и глаз вон.

Нет счёта звёздам на небе, воде в океане и горскому гостеприимству. Из-за стола меня не выпускали несколько часов, пока я не перепробовал весь стандартный набор блюд, от лобио, до чахохбили, мой живот не разулся словно дирижабль, а мозг не утонул в сладком тумане домашнего коньяка.

На «Грузию», я, естественно, опоздал.

Но никого из присутствующих это не смутило, меня, почему-то тоже.

У Багратиона нашлась родственница на аэровокзале, причём в немалой должности. Один телефонный звонок, и вопрос с моим отлётом в Симферополь решился.

В аэропорт меня привезли словно дипломата или члена правительства. Чёрная «волга» с номером 88−88, вырулила прямо на лётное поле и остановилась у трапа.

— Пётр Иванович, нам взлетать пора, — волнуется молоденькая стюардесса.

— Э-э-э, пагади, — отмахивается от неё Багратион.

Он всё никак не может меня отпустить, нахваливая грузинское виноделие и подчёркивая его явное превосходство перед крымским.

— Слушай, следующую книгу у нас пиши! — горячится он, — про Саперави, про Киндзмараули, про Хванчкару! Крым, ха! — выражает он высшую степень презрения.

— Обязательно напишу, — уверяю я, — вот направит Союз Писателей к вам, и напишу.

В умиротворённом порцией коньяка после серьёзной адреналиновой встряски эта ситуация ничуть не кажется мне невероятной.

— Союз Писателей, ха! — чуть с сомнением, отвечает Багратион.

На его ясное чело набегает задумчивая морщинка, очевидно, он всерьёз раздумывает, как найти подходы к этой организацией.

— Пётр Иванович! — умоляет стюардесса.

— Уважаемый, и правда пора! — воспользовавшись заминкой, я вырываюсь из плена и разворачиваюсь к трапу.

— Вот! — Багратион суёт мне в руку бутылку двенадцатилетнего коньяка Энисели, — угости там своих «виноделов», и если они скажут хоть одно плохое слово, я лично…

— Не скажут, — заверяю я, поднимаясь по трапу, — иначе пусть отсохнет их подлый язык!

— Ай, молодец! — качает головой Багратион, — бедниери гза!

«Счастливой дороги», то есть.

Хорошо бы. Надеюсь, я весь запас неприятностей уже израсходовал. Сейчас бы просто сесть рядом с иллюминатором, развернуть карамельку «Взлётная», и любоваться проплывающими снизу волнами и облаками.