Игрок 2 (СИ) - Токсик Саша - Страница 46

Всё, что я успеваю сделать, это подставить на пути удара левую руку. В рукаве пиджака становится мокро и горячо.

Что было сил отбрасываю от себя нападающего. Он отлетает в сторону и спотыкается о журнальный столик, но нож из рук не выпускает.

Со странной чёткостью вижу его оружие — какая-то самодельная финка с наборной рукоятью. Судя по всему, вор умеет ей пользоваться.

Его замешательство даёт мне несколько секунд, но я трачу их совершенно бестолково.

Никаким единоборствам вроде бокса или какого-нибудь карате я не обучен. Мало того что все они не слишком полезны для ловкости пальцев, у меня ещё просто не было на это времени.

В прошлой жизни, проведённой в инвалидном кресле, я в принципе был лишён этой возможности.

А здесь до этого руки не доходили. Все проблемы, которые появлялись у меня после завершения периода подростковых драк на танцах, решались исключительно цивилизованным путём.

И сегодня, пожалуй, первый случай, когда я об этом пожалел.

Встав на ноги, вор снова кидается на меня. Мне приходит в голову дурацкий киношный штамп, что, раз я увидел его лицо, меня теперь непременно придётся убить.

То есть я стою возле входной двери — единственному в этом случае его пути к свободе, как-то выпадает из моего поля зрения.

На этот раз я не даю к себе приблизиться. Схватив висевший на стене у входа радиоприёмник проводного радио, я швыряю его в голову нападавшему.

Бросок оказывается удачный — вор не только теряет кепарик, но и хватается за физиономию, размазывая по лицу кровь из рассечённой брови.

Развивая успех, я бросаюсь вперёд, толкаю его плечом, он летит кувырком. Сказывается разница весовых категорий, а я едва не спотыкаюсь об него.

Даже лежащий преступник кажется мне крайне опасным. Чтобы не рисковать, я хватаю стул и опускаю его на голову своего противника. Он сразу теряет наступательный порыв и только поскуливает, суча ногами.

Отбросив ногой финку в сторону, я выдёргиваю из своих брюк тонкий кожаный ремень и стягиваю вору руки за спиной.

Только теперь я чувствую себя в относительной безопасности. Так что поднимаюсь в полный рост и набираю на телефоне три цифры вызова администратора.

Дозвонившись, я прошу вызвать в номер гостиницы наряд милиции. Дежурная озадачивает меня, сообщив, что милиция уже приехала, и сейчас поднимается ко мне.

Не проходит и минуты, как у моей двери появляются двое затянутых в портупеи лейтенантов, а за их спинами маячит испуганная администраторша.

Несмотря на бледный, как творог, цвет лица, она помогает стражам порядка выяснить, кто законный жилец, а кто проник со взломом с целью похитить имущество и денежные средства.

— Лихо вы его, товарищ писатель, — говорит один из лейтенантов, рывком поднимая вора на ноги.

На физиономии у того расплывается фингал винного цвета в пол-лица. Это я его удачно радиоприёмником приложил.

— Да вы весь в крови, — сообщает перепуганная дежурная, глядя на меня.

— Надо первую помощь оказать, — распоряжается второй лейтенант, — вас аптечка есть?

— Ой, да, внизу, — спохватывается она, — я сейчас принесу.

Только сейчас замечаю, что весь левый рукав промок от крови, и она крупными и густыми каплями капает на пол. Боли или какого-то дискомфорта при этом не чувствую совершенно, только голова слегка кружится, но я списываю это на отходняк после драки. Поэтому всё-таки присаживаюсь на стул.

— Да пустяки, — отмахиваюсь я. — Вы карманы этого гаврика проверьте, не спёр ли он чего.

— В отделении проверим, — поправляет меня первый лейтенант, — это теперь вещественные доказательства. А вы с нами поедете тоже, показания дадите.

Киваю, соглашаясь. Лишнее внимание к моей персоне, конечно, ни к чему, но теперь куда от него денешься, тем более ситуация кажется ясной и простой, как мычание.

Пока в моём номере появляется новое действующее лицо.

— Прокурор Белогорский, — представляется пришедший милицейскому патрулю, и те сразу же вытягиваются по струнке.

Супруг КГБ-шной валютной аферистки окидывает мой номер хозяйским взглядом, замечает меня и кривит физиономию, словно сожрал лимон.

— А почему у вас тут подозреваемый расселся? — интересуется он

— Какой подозреваемый? — лупят на него глаза лейтенанты.

— А вот этот, — тычет он в меня.

— Так это здешний постоялец, — поясняют они, — его ограбить хотели.

— Откуда такая уверенность? Вы что, следователи? — вызверяется прокурор. — Ваше дело задержать, разбираться другие будут!

— Администратор подтвердила, — удивляются милиционеры. — живёт он тут.

— Даже если живёт, — прокурор развивает мысль, не глядя на меня и полностью игнорируя факт нашего знакомства, — может, они собутыльники? Хулиганство, дебош, нанесение телесных повреждений…

— Ой, да что вы такое несёте⁈ — возмущается прибывшая с аптечкой дежурная, — у нас приличная гостиница, какой дебош? А товарищ Евстигнеев только пять минут назад в номер вернулся, я ему ключи выдавала. Его вон порезали, бедолагу. Чем орать, помогли бы лучше.

Белогорский, естественно, помогать не спешит.

Вместо этого откликается один из лейтенантов, и с его участием мне удаётся стянуть с плеча прилипший к телу пиджак, а затем и рубашку. Предплечье рассекает длинный и обильно кровоточащий порез.

— Вам в больницу надо, — говорит один из милиционеров.

— А вы что делаете, товарищ прокурор? — интересуюсь я тем временем у Белогорского.

Воспользовавшись тем, что всё внимание приковано ко мне. Тот вовсю шарит по полкам шкафа.

— Осматриваю место происшествия, — отвечает он.

— А ордер есть у вас? — спрашиваю я. — Это мои личные вещи, а я не подозреваемый и не задержанный, и вы никакого права не имеете в них копаться.

— Прав он, товарищ прокурор, — виновато говорит один из лейтенантов, — извините.

— Да и вообще, откуда вы тут взялись так быстро? — доходит до меня.

Если почти молниеносное появление милиции можно списать на случайность. Может, мимо гостиницы патруль проходил. Или их по-другому, по какому поводу вызвали, а тут меня грабят.

То Белогорский откуда нарисовался? Отслеживал информацию, и как только на меня напали, сразу выехал? Возможно, но уж больно много совпадений.

Но додумать мысль у меня не получается. Головокружение вдруг становится сильнее, пол кренится, а ноги подгибаются.

— Падает! Держи! — слышу я словно издалека. — Звони в скорую!

— Куда же вы торопитесь, голубчик? — вопрошает доктор Колокольцев. — К барышням? Так, никуда от вас не денутся эти барышни. Они, знаете ли, обожают героев, так что не переживайте.

Именно что «вопрошает», а не спрашивает. Во всём облике доктора есть что-то старорежимное: круглые блестящие очки в металлической оправе, аккуратная профессорская бородка, выбивающиеся из-под шапочки совершенно седые волосы.

Ко всем пациентам доктор обращается одинаковым журчащим, благодушным тоном, словно к нашкодившим, но любимым детям. Со всеми он во время обязательного обхода говорит заботливо, но твёрдо, неизменно называя нас «голубчиками». Но переспорить его совершенно невозможно,

— Да, я здоров уже, — не оставляю надежды. — Сколько же можно меня здесь держать?

— Сколько надо, столько и будем, — всё с той же вежливой улыбкой сообщает он, — Посмотрим, понаблюдаем… Вы к нам с такой помпой заехали, что я так быстро отпустить вас не могу.

В больнице я уже 3 дня. Про то, как я сюда попал, знаю только с чужих слов. Не знаю, что случилось в гостинице. Может, дежурная не дозвонилась до «Скорой», или патрульные решили, что без неё будет быстрее.

Но в больницу меня доставили на милицейской «буханке», да ещё и с мигалками.

Так что в первое время по палате считали меня опасным преступником, пока их заблуждение не развеяла улыбчивая медсестра Танечка. Она сообщила, что я не преступник, а вовсе наоборот, герой, который преступника задержал.