Секс и ничего личного (СИ) - Ясная Яна - Страница 47

— Например, как именно она узнала что Бернар мертва, — вклинилась с левой стороны Эва. — И как сумела попасть в ее комнату.

— А ты что об этом думаешь? — Перехватила эстафету Мартин.

— Я думаю об опоссумах.

— Что? Эва с Мартин переглянулись и смотрели на меня с разных сторон но с одинаковым недоумением.

— Опоссум, сталкиваясь со смертельной опасностью, от которой не может сбежать, притворяется дохлым, — честно пояснила я ход свой мысли.

— Разве мы — смертельная опасность?

Мартин взглянула на меня с обидой, грустью, беззащитностью… И чем-то там еще, что должно было показать мне хрупкость и ранимость Мартин.

Я изучила представленную вниманию пантомиму, и со всей убежденностью призналась:

— Да!

— Ну же, Морель, не будь букой, — Эва решила воззвать не к моим чувствам, а к разуму. — Прикинувшись мертвой, ты связями не обзаведешься! Давай, рассказывай!

Она устроилась поудобнее и уставилась на меня выжидательно.

Я вздохнула:

— Ну, давайте подумаем. Утро, довольно раннее, но спортсмены уже проснулись и побежали, скоро начнут просыпаться остальные студенты. Следственная группа вот-вот закончит с местом происшествия и пойдет осматривать комнату потерпевшей, причем нет никаких ориентиров, в какой момент это “вот-вот” случится… Нет, в таких условиях я бы вламываться в соседкину комнату точно не полезла!

— Я бы тоже не полезла, — кивнула Мартин. — Но ведь как-то же деньги у нее оказались!

И обе уставились на меня выжидательно, как будто я по умолчанию обязана была знать — как именно.

Нет, я-то, положим знала!

Но нести свет знаний сокурсникам не собиралась категорически. Я сама всё еще под следствием, мало ли как мне эта болтливость аукнется. Да и… не гарантия вовсе, что Амайя рассказала мне правду и все действительно было именно так.

В любом случае, участвовать в распространении сплетен по академии я не желала совершенно, и преподавателя, вошедший в аудиторию со звонком, готова была качать, как спасителя.

-

Когда у меня только открылся магический дар, и дядя Квентин выбирал пути моего развития, первым направлением, в котором он планировал меня совершенствовать, оказалась алхимия. Богатство возможностей, доступное умелому алхимику, его завораживало.

Он нашел какого-то приятеля-алхимика, умельца-виртуоза, с трудом уговорил его взять меня в ученики и пребывал в эйфории, рассказывая мне, какая это удача.

Мне алхимия была не интересна, и я невзлюбила эти занятия сразу и люто. Я рыдала, дядин приятель тяготился, дядя негодовал о моей неблагодарности. Все страдали.

Точку в этой истории поставил дядин приятель, заявив, что отказывается насиловать себя, меня и алхимию, и потребовал у дяди оставить ребенка в покое.

Дядя возмущался и негодовал, и в сердцах как-то назвал меня тупиковой ветвью эволюции.

Дядя — натура увлекающаяся, спорить с ним сложно. К тому же глубоко внутри я чувствовала, что он прав. Но в тот момент я была счастлива и с легким сердцем простилась с алхимией навсегда.

Забавно, что через столько лет она меня догнала.

Конечно, мытье лабораторной посуды после студентов-криминалистов сложно отнести к вершинам алхимической деятельности, как и подготовку лабораторных препаратов для них же, но, тем не менее, можно признать, что дядя Квентин оказался прав, и алхимия меня кормит.

Честно сказать, неотложных дел у меня здесь не было, зато была потребность сбежать ото всех и укрыться: когда после обеда из источников, близких к деканату (кто бы ни скрывался за этой формулировкой Мартин!) стало известно, что Амайя будет отчислена, вал любопытства окружающих взметнулся новой волной. Доступная же мне лаборантская в вечернее время выглядела, как идеальное убежище.

Толкнув дверь, я вошла внутрь.

— Привет.

Надеюсь, в моем голосе не слишком явно прозвучало разочарование.

Тессье, до моего появления увлеченно изучавший какой-то артефакт, вздрогнул и обернулся на голос. На его лице мелькнула досада и раздражение — что-то, подозрительно похожее на отражение моих собственных чувств. В какой-то момент даже показалось, что сейчас Жан-Шарль рявкнет на вторженца и куда-нибудь его пошлет.

Но взяв себя в руки, он мне улыбнулся:

— Привет, Кэсс. Слушай, раз уж мы наедине — не расскажешь, как тебе удалось распутать всю эту ситуацию с деньгами и раскрутить Амайю на признание?

О, нет! Лучше бы послал!

— Скажи, — я вздохнула, — ну вот почему всех так интересует этот вопрос?

Жан-Шарль хмыкнул:

— Ну, это очевидно. Здесь, в конце концов, академия права, так что каждый обучающийся чувствует себя…как бы причастным и компетентным.

“Прекрасная формулировка”, — вздохнула я мысленно.

Вслух же уточнила:

— И ты тоже?

Тессье тонко улыбнулся:

— Разве я — не студент академии права?

Ну, студент, конечно. К тому же, друг Вива. И, пожалуй, можно пойти на уступки его любопытству и хотя бы попытаться наладить контакт.

— На самом деле, все просто. Мне повезло — я встретила Амайю в таком месте, на которое у нее точно не было денег. Конечно, это могло бы иметь совершенно невинное объяснение, я понимаю. Но заподозрила я Амайю именно поэтому. После этого оставалось лишь связать воедино факты и поговорить с Амайей.

Тессье смотрел на меня странно. Задумчиво.

— И всё? — Уточнил он. — Одной встречи тебе хватило, чтобы разобраться и сделать выводы?

Мне, пожалуй, льстило то, какое впечатление оказали мои незаурядные умственные способности на не самого глупого студента академии. Но я честно обратила его внимание на важный нюанс:

— Не надо недооценивать великой силы качественной мотивации. А я, как все понимают, была мотивирована по высшему разряду! Да и фактор везения тоже не стоит отбрасывать…

Тессье усмехнулся. Отвернулся, показывая, что все интересующие его вопросы задал, и я могу быть свободна, а он, Жан-Шарль, вернется к своим изысканиям. Но теперь вопросы были у меня, и раз уж мы так мило болтаем…

— С чего вообще все взяли, что я имею к этому отношение?

Теперь вздыхал уже Тессье, но я — за равноправие и за взаимность. В том числе, и по части неприятных расспросов.

— Ну, тоже мне, загадка века, — проворчал он, снова прикрывая свое таинственное занятие от моего взгляда и разворачиваясь ко мне лицом. — Вчера куча народу видела, как вы с Амайей разговаривали, и разговор явно не был приятным. Весь вечер после него она рыдала, но объяснять подругам, что случилось, отказалась. Ну, а сегодня утром вместо занятий она она отправилась к следователю, писать признательные показания. Не так уж сложно составить логическую цепочку, ты не находишь?

Я находила. К тому же, на самом деле у меня не было объективных причин скрывать свою роль в этом деле. Кроме устоявшихся привычек.

— А ты что, дружишь с компанией Амайи? — Заинтересовалась я.

Тессье взглянул на меня в упор:

— С чего ты это взяла?

— Ну ты же откуда-то узнал, что я с ней говорила. А там из заинтересованных лиц рядом только компания Амайи была.

— Ага, и еще целый этаж студентов!

Сарказм я проигнорировала: студентов, может, и целый этаж, а вот информацию о нашем разговоре разнес по академии точно кто-то из приятелей Амайи. Остальным просто дела до разговора двух студенток не было.

А Тессье снисходительно продолжил:

— Я не дружу с компанией Амайи — мы на разных курсах и не пересекаемся в интересах. Я просто в целом предпочитаю держать руку на пульсе и информационных потоках, и знать, что происходит в стенах родной академии.

— Угу… Слу-у-ушай! Раз уж ты так любишь сплетни, — Тессье зыркнул на меня за такую формулировку, но я и это проигнорировала. — То, может быть, ты знаешь что-нибудь про парня, с которым встречалась Бернар? Скорее, даже не встречалась — если бы встречалась, то про него ее подруги знали бы. А они не знали, ни одна. Но, может, кавалер какой-то, поклонник? Не слышал?

Его взгляд сделался пронзительным и практически пришпилил меня к столу, на который я навалилась, увлекшись разговором: