Азовская альтернатива : Черный археолог из будущего. Флибустьеры Черного моря. Казак из будущего - Спесивцев Анатолий Федорович - Страница 104

«Вольному – воля, а баба с возу… Однако хорошо я тогда придумал, сыграть на гоноре князька. Теперь, можно сказать, сам стал выгодным женихом, материально обеспеченным, не старым, уважаемым… Остаётся найти ценительницу этих достоинств. Со свободными женщинами на Дону пока проблема, а из Малой Руси добираются почти сплошь мужчины».

Джуры предусмотрительно оседлали его Гада, и он, держась в седле далеко не так эффектно, но вполне прочно, проводил горцев за ворота. Там принял выкуп, выразил своё восхищение статями кобылиц и распрощался с кабардинцами. Тут же перепоручил сопровождавшим его для понта джурам отогнать новых лошадок к старым, к месту их выпаса.

Проводил взглядом лошадок – действительно, очень красивые создания – дал кулаком по голове Гаду, жаждавшему немедленно познакомиться с кобылами поближе. Знакомство такое в планах Аркадия присутствовало, но позже. Пока Гаду предстояло потерпеть.

«Кстати, столько кобыл для одного жеребца – перебор. Сдохнет, перетрудившись, увеличивая поголовье. Придётся закупать ещё одного кабардинского жеребца или двух-трёх, надо будет опытных лошадников расспросить».

Последние дни 7146 года от с. м. (начало сентября 1637 года от Р. Х.) Чёрное море у побережья Малой Азии

Голос Иван сорвал дня два назад, и командовать приходилось хриплым шёпотом в ухо громкоголосого Василия Свистунова. А уж он выкрикивал услышанное от наказного атамана эскадры в сделанный по указаниям Москаля-чародея большой медный рупор. Для других кораблей приказы, естественно, дублировались флажками, поднимаемыми на мачту и привычным казацкому уху барабанным боем. Да вот беда, для большой эскадры и «правильного боя» флажков и их сочетаний использовать надо много, а командиры галер и сигнальщики выучить их твёрдо сподобились не все. И новые «барабанные» приказы иногда понимались самым неожиданным образом. Да и сам атаман, чего уж там, иногда не успевал вовремя дать нужное распоряжение. Не было у него необходимых навыков.

«Старому кобелю учиться новым выкрутасам… трудно. Но куда деться? Идти в монастырь рановато, вроде бы. Отдать атаманство? Оно, конечно, в таком деле и говорить ничего не надо. Жаждущие пораспоряжаться сами быстро заметят, что у атамана хватка не та, сил меньше стало, мигом из рук булаву выхватят, ещё ею же и по голове навернут. Чтоб не попытался за неё бороться. Только становиться под власть разных молокососов… нет уж. Есть ещё порох в пороховницах!»

Казацкий флот, разбитый на пять эскадр, тренировался. Легче всех было Фёдорову, он командовал стругами. Пусть их было больше сотни, но дело для казаков привычное. Досаждали ему, конечно, своей бестолковостью новички, давно уже их не было на стругах столько. Ведь не только бывшие хлопы с Малой Руси, но и сноровисто обращавшиеся с оружием городовые казаки и стрельцы из Руси Великой, черкесы-горцы, решившие стать казаками татары по морю не плавали. Одно дело слушать рассказы о захвате турецких судов, и другое, ох, совсем другое, брать чужой корабль на абордаж. Даже на тренировках, когда в тебя не палят из пушек и ружей. Нескольких человек из упавших в море во время тренировок не успели выловить из воды. В отличие от ветеранов, многие из новобранцев плавать не умели.

На сменивших владельцев каторгах эта проблема стояла также во весь рост. Неопытной молодёжи было заметно больше, чем ветеранов. И вопрос был не только в необстрелянности новиков и молодыков. До недавнего времени главным, практически основным источником оружия у казаков были трофеи. Следовательно, и вооружение на флоте было, по казацким меркам, очень плохое. Не успели многие салаги обзавестись хорошим. Немалые трудности были и у возглавлявших новые корабли и абордажные команды опытных командиров. Ходить на струге – совершенно не то, что капитанствовать на несравненно большей галере. Да и оглядываться на флажки, не всегда легкоразличимые, не привыкли, как и к новым барабанным командам. В результате даже простейшее перестроение из походного строя в развёрнутую линию выполнялось медленно и редко обходилось без происшествий. Три каторги уже ремонтировались на своей верфи после столкновений, и чуяло Иваново сердце, они были не последними. Оставалось благодарить Бога, что не было пока самотопов.

Хуже всего дела шли на пятой, парусной эскадре. Вследствие отсутствия опыта хождения на чисто парусных судах, пришлось привлечь для работы с парусами греков-рыбаков. Капитанов и наказного атамана эскадры, Лебяжью Шею (Тимофея Яковлева), донимала разнородность эскадры. Кроме двух гафельных шхун, построенных на собственной верфи, в неё входило семнадцать судов турецкой и греческой, в общем, османской постройки. Все эти скафо, чектирмы, поллуки строились с большим временным промежутком и для совершенно различного предназначения. Естественно, они существенно отличались не только по величине, но и скорости и манёвренности. Половина изначально не могла нести пушки крупнее шестифунтовок, а то и трёхфунтовых фальконетов. А уж как эти суда шли вместе… слов нет, одни эмоции. Зато мат над эскадрой висел постоянно, временами сгущаясь до почти зримой ощутимости. На полутора десятках языков. Однако помогали энергичные выражения плохо. Наказному атаману и его капитанам не удалось ещё ни разу даже выдержать походный строй. То одно, то другое, часто два-три судна сразу, вываливались из строя, чрезмерно ускорялись или неожиданно замедлялись. Факт, что они не посталкивались друг с другом в первый же день, можно было объяснить только Божьей милостью. Но сколько же можно испытывать Его терпение!

Предназначалась пятая эскадра не для боя, а для перевозки десанта, но при нынешнем положении дел возникали серьёзные сомнения в том, что эти суда смогут вовремя и вместе добраться до цели. Тем более что идти предстояло и по ночам, как и высаживать десант. Учитывая, как «ловко» обращались казаки с гафельными и латинскими парусами, как «хорошо» понимали приказы новые казаки-греки, перспективы вырисовывались самые мрачные. А ведь шхуны несли самое мощное вооружение из всех кораблей казацкого флота, по шестнадцать восемнадцатифунтовых пушек и четыре восьмифунтовки. Ох, сколько пришлось потратить усилий, чтобы перелить пушки под единый калибр… вспоминать не хотелось. Османские пушки, за исключением трофейных европейских и поставленных Стамбулу французами, надо было переливать все. Уж очень плохое у них литьё было, да и тонкостенность внушала тревогу. Турки стреляли в основном камнями, и большие порции пороха, необходимые для стрельбы тяжёлыми чугунными ядрами, для них могли стать фатальными.

Само собой, раз уж вышли в море, наведались в пару небольших османских городишек и посетили несколько расположенных неподалеку от моря турецких сёл. Впрочем, их близость эта была весьма относительной. Ещё с двадцатых годов черноморское побережье Анатолии было пустынным. Все мусульмане, не перебитые или не выловленные ещё тогда казаками, бросили свою землю (!) и сбежали внутрь Малой Азии. Правоверные теперь осмеливались селиться здесь только в крепостях, гоня от себя мысли, что и сильнейшие из них, Трапезунд и Синоп, также становились жертвами казацкой ярости. Только христиане-греки свободно занимались на побережье рыбной ловлей и контрабандой. Казаки поселения единоверцев обычно не разоряли. Вызывая тем обоснованные подозрения у османов о сотрудничестве этих неверных подданных султана с его злейшими врагами.

Тяжёлая работа на свежем воздухе очень способствует хорошему аппетиту. Несколько тысяч казаков, пусть и в основном неопытных, регулярно хотели есть. И необходимо было обеспечить их (иначе какие из них гребцы?) доброй едой три раза в день. Между тем на Дону с пищей было плохо. Если бы не двойное жалованье, присланное из Москвы, людей, которых стало много больше, чем обычно, давно нечем бы было кормить. Срочно нужно было раздобыть большое количество продовольствия. Вот и запылали турецкие сёла, закричали и заплакали их жители. Раньше их вырезали поголовно, но теперь, по подсказке попаданца, старых и совсем малых изгоняли внутрь Малой Азии. Бродя по дорогам Анатолии, они невольно становились разносчиками болезней и всё более крепнущего у осман страха перед казаками. У греков, в их рыбачьих поселениях, рыбу покупали и выменивали на свежие трофеи, а не забирали. Там же реализовывали часть добычи, которую неудобно было везти за море. Атаманский совет надеялся привлечь многих из них на переселение в очищенные от татар земли: к приглашениям грабителей вряд ли кто будет прислушиваться.