Азовская альтернатива : Черный археолог из будущего. Флибустьеры Черного моря. Казак из будущего - Спесивцев Анатолий Федорович - Страница 64

Май 1637 года от Р. Х. Европа и окрестности

Колесо истории вильнуло и покатило не по намеченной колее, а по неведомой никому целине, в неизвестную сторону.

В Крыму полыхала полномасштабная гражданская война. Со всеми её «прелестями». Вторая за десятилетие. По всему полуострову клубились облака пыли и дыма. И в выжженной уже жарким летним солнцем степи, и в зелени садов, обработанных полей, ухоженных виноградников (в Крыму выращивали свой, особый, бескосточковый, для изюма, виноград – кишмиш), везде пылали юрты и дома, лилась кровь.

Брат шёл на брата, сыновья восставали против родителей, предавали самые верные друзья… Не было в Крыму надёжного места ни для кого. И отсидеться, не встревая в эту мясорубку, шансов там ни у кого не было. Пешков ещё не родился, но его формула «Кто не с нами, тот против нас» действовала с неумолимостью закона природы.

Инайет-Гирей пытался стать независимым государем. Нельзя сказать, что эта попытка была для Гиреев первой. В 1628 году один из его предшественников, Мухаммад-Гирей, пытался избавиться от опеки Стамбула. Для противодействия янычарам – толковой пехоты у крымских татар никогда не было – он привлёк запорожцев во главе со знаменитым гетманом Михаилом Дорошенко. В решающей битве под стенами Кафы сошлись татарско-запорожская и татарско-османская армии. Но тогда предательский удар одного из татарских мурз превратил победу в поражение. Погибли все предводители – Мухаммад-Гирей, Михаил Дорошенко и ставленник султана Джанибек-Гирей. Возглавленный Трясилой запорожский табор с немалым трудом и большими потерями сумел вырваться из Крыма.

Сейчас положение было принципиально иным. Султан Мурад вёл тяжёлую войну с персами за возвращение Багдада. Уйти оттуда для него означало признание собственного поражения в длинной, кровавой и важной войне. Несмотря на славу пьяницы, Мурад умел добиваться поставленных целей. Раздёргивать своё основное войско перед решительным походом было неразумно, и он ограничился приказом румелийскому паше отправить помощь назначенному им крымским ханом Джамбул-Гирею. Силистрийский паша Кантемир Араслан-оглу на тот момент уже не пользовался доверием султана, да и только что потерпел от татарско-запорожского войска тяжёлое поражение.

Учитывая активность казаков на море, ожидать массовой переброски войск на полуостров не стоило. Её и не было. Бейлербей Еэн-паша отрапортовал о начале подготовки кампании на покарание ослушников-татар и их союзников, но такие дела быстро не делаются. Идти же в поход на Крым по суше летом – форменное самоубийство. Большой поход на непокорных воле султана мог состояться не раньше весны следующего года. Вместе с гарнизонами прибрежных городов Северного Причерноморья Джамбулу удалось наскрести чуть больше шести тысяч пехотинцев. Под его руку добровольно стали Мансуры и Маниты, недовольные прекращением набегов и усилением Ширинов.

Поначалу Инайет-Гирею удалось добиться немалого успеха. Благодаря предательству одного из приближённых Джамбул-Гирея, присланного на смену взбунтовавшемуся хану, отряд Джамбула был окружён и вчистую (зачем платить предателю, который уже не будет полезен?) вырезан. Однако эта победа вскоре осложнила положение самого Инайета. Султан назначил крымским ханом другого Гирея. Импульсивный, плохо продумывавший свои шаги крымский хан получил во враги умного, энергичного Ислам-Гирея.

Не вступая в генеральное сражение, Ислам начал больно общипывать отряды верных союзнику казаков. Вскоре появились перебежчики уже из лагеря Ширинов. Прибудь в этот момент в Крым недавно подавленные буджаки, крымского хана люто ненавидевшие, всё для незадачливого бунтаря могло закончиться уже тогда. Но в Крым вошли запорожцы, ведомые Хмельницким. И положение Ислама быстро ухудшилось, как полководец он со знаменитым гетманом сравниться не мог.

Буджаки же, сильно пострадавшие в только что закончившейся войне, после тайного визита какой-то делегации вдруг атаковали правобережную Малую Русь. Там запылали поместья и сёла, потянулись на юг караваны рабов. Да не учли самые ловкие из людоловов, что именно на правобережье было сосредоточено большое польское войско. Гетман Конецпольский намеревался окончательно решить казацкий вопрос. Схизматиков он ненавидел и презирал. И эти недостойные полководца чувства провоцировали его на поступки не просто неразумные, а откровенно глупые.

Во всей Малой Руси, контролируемой поляками, лютовали карательные отряды. Хлопов и неожиданно попавших в их число, ещё недавно бывших свободными крестьян, беспощадно секли, их жён и дочерей насиловали, хозяйства схизматиков разграбляли. Не то что любое сопротивление панскому произволу, но и малейший намёк на оное был поводом для жесточайших расправ. Коллаборационистская старшина, мечтавшая об уравнении своих прав с панскими, страдала не в меньшей степени, чем остальное православное население. Несколько сотников из реестровцев уже сбежали, с большей частью своих сотен, в земли запорожских вольностей.

Попытки назначенного из Варшавы гетмана реестровых казаков Кононовича договориться с Конецпольским наталкивались на презрительный отказ гордого аристократа. «Я с каким-то москалём безродным переговоров вести не буду, никто меня это сделать не заставит!» – отвечал он на указания из Варшавы.

Нашествие буджакских татар на давно освоенные, закрепощённые панами земли вынудило Конецпольского изменить свои планы. Так же, как и панов, вознамерившихся помогать братьям-католикам в Европе. Свои имения для них были куда ближе и дороже общекатолической солидарности.

Неожиданно быстрое прибытие в район набегов больших отрядов конницы, в том числе тяжёлой панцирной, стало для буджакских чамбулов крайне неприятным сюрпризом. Никто их о наличии в этом районе войск не предостерегал. Они шли безнаказанно пограбить, а не умирать в боях с превосходящими их по всем показателям врагами. Тем, кто сумел быстро сообразить, чем окончится промедление в бегстве, уйти удалось, хоть и сильно пощипанным отрядами венгерской конницы. Однако бросать полон, который не имели возможности добывать больше двух лет из-за войны с ханом Инайетом, решились далеко не все. За что слишком жадные или тугодумы поплатились головами. Шансов отбиться от блестящей польской кавалерии у грабителей не было.

Зато Речь Посполитая получила лишний козырь в политической борьбе. Истово ненавидевший неверных Кантемир Араслан-оглу в который уже раз подставил своего повелителя. Султану перед походом в Персию меньше всего нужны были трения на северных границах. Пойди поляки войной на Молдавию, вассальное османам государство, помочь им смогли бы только войска Румелии. А ведь они созданы, прежде всего, для противостояния империи.

В сражениях с буджакскими татарами отличились отряды многих панов, коронное войско Конецпольского, но ни сечевых черкас, ни реестровых казаков там замечено не было. Запорожские заставы предупредили о набеге, но из-за малочисленности отражать его не пытались. И вставать в один строй с гонителями православия даже реестровцы не спешили. Гражданская война, ещё более масштабная, беспощадная и жестокая, чем шедшая в Крыму, неотвратимо надвигалась на Малую Русь.

Призывы Конецпольского использовать гражданскую войну в Крыму и уход османского войска в Персию результата не дали. Как бы им с королём Владиславом ни хотелось повоевать, большинство магнатов были против войны. Речь Посполитая окончательно утратила пассионарность, хотя для своей защиты имела ещё немалые силы. В чём недавно могли убедиться и русские, и шведы.

Черкесия занимала в те времена куда большую территорию, чем сейчас. И населена была густо. По подсчётам века следующего, восемнадцатого, одновременно в поле могли выйти до ста пятидесяти тысяч рыцарей. Да-да, именно рыцарей. Как ещё назвать всадника, в кольчуге и прочем защитном вооружении, сидящего на лошади, защищённой кольчужной бронёй, посвятившего свою жизнь войнам и набегам, живущего по своеобразному рыцарскому кодексу, исключавшему погоню за наживой? По-моему, только рыцарем и никак иначе. Правда, основным занятием для них были внутренние разборки. Воевали они, чаще всего, именно друг с другом, и добычей для реализации на рабских рынках Османской империи им служили… черкесы. Нередко – одноплеменники. В семнадцатом веке, правда, этим грешило меньшинство черкесских рыцарей. Лагерными псами галерной каторги и гаремного рабства в большинстве они стали позже. К тому же Черкесию раздирала вражда между племенами и родами. В реале рыцари плохо отбивались от крымских набегов, хотя и неоднократно татар били, и потом, схватившись с Россией, проявили фантастическое умение не договариваться между собой.