Звенья одной цепи (СИ) - Артемьев Юрий - Страница 24

Странно она упала рядом с гильзой от моего ППК и оказалась точно такой же по размеру. Ну, правильно вот и на пистолете написано: семь шестьдесят пять на семнадцать. У Вальтера моего такой же калибр. Я быстро обшарил дёргающееся тело и выудил из кармана у будущего трупа два снаряженных магазина и туго набитый кожаный бумажник.

Агонию я видел не раз. Сомнений тут не было. Отходит злодей в страну вечной охоты. Или куда там злодеи попадают? В ад?

Задерживаться на месте своего нового преступления я не стал. Хорошо ещё, что мы были в стороне от основных маршрутов местных грузчиков и прочих рабочих… Не оглядываясь. Я направился прочь отсюда. По крайней мере в ближайшие пару тройку дней мне тут делать нечего, а потом, может быть, я и вернусь в поисках рекомендованного Станко профсоюза. Или не стоит? Первая попытка найти указанных людей не принесла ничего хорошего. Может быть, не стоит делать вторую попытку. А то получится, как в том анекдоте: «Ежики плакали, кололись, но продолжали трахать кактус.»

01 августа. 1974 год.

Италия. Где-то в Генуе.

Мне на удивление легко удалось покинуть порт. Складывается ощущение, что люди тут абсолютно нелюбопытные. А может просто не лезут туда, где можно нарваться на пулю. Хотя скорее всего на меня никто не обратил внимания, потому что я очень быстро свалил с помощью трофейного велосипеда. Двухколёсный конь педальный был припаркован недалеко от того места, где я завалил крысёныша. Его не его этот ве́лик был, я не знаю. Да и не заморачивался я особо проблемами морали и нравственности. Не до того было. Быстро свистнул и ушёл, значит ве́лик я нашёл.

Маневрируя и уворачиваясь от всяких грузчиков-погрузчиков, стараясь при этом ни на кого не наезжать, я катил себе катил, пока не укатился за пределы порта. А отъехав подальше, я избавился от велосипеда, прислонив его возле мусорного контейнера, во дворе произвольно выдранного дома. Надеюсь, что ему скоро приделают ноги и он попадёт в хорошие руки.

Ну а я остался наедине со своей головной болью. Ещё бы ей не болеть, от длинного списка каверзных вопросов. на которые у меня не было абсолютно никаких вразумительных ответов.

А я вообще правильно сделал, что вот так вот взял и пристрелил пару человек?

Откуда «дядя Ваня» знал про Станко?

Кто он вообще такой, этот русскоговорящий Джованни Кончини?

Насколько его история про войну и всё такое близка к истине?

Зачем им всем был нужен я?

А точно ли я им нужен?

Куда пойти, куда податься… Где жрать найти и ночевать остаться?

Я пересёк несколько кварталов, стараясь уходить вверх, подальше от моря. В этом городе можно, конечно, заблудиться, но… Два направления хрен перепутаешь. Поднимаешься по крутым улочкам вверх — уходишь от моря. Топаешь вниз, подгоняемый гравитацией — спускаешься к морю.

Сейчас я старался, как можно дальше удалиться от моря и от порта. И вообще… Неплохо бы было свалить из этой Генуи куда подальше и затеряться… Но как затеряться среди итальянцев не зная итальянского языка?

Блин… Это какое-то дежа вю. Я снова почувствовал запах ароматного хлеба. Точно такой же, как и вчера… Оглядевшись, я понял, что блуждая по Генуе, снова попал на ту же улочку с турецкой пекарней. От воспоминаний мой желудок угрюмо заурчал. Но снова пользоваться добротой хозяина или как-то иначе выпрашивать хлеб не хотелось… И тут я вспомнил, что спёр у покойного «дяди Вани» толстый и туго набитый бумажник. Доставать из сумки не стал, прямо там открыл, и вытащил несколько купюр. Всё равно я не ориентируюсь в ценах и итальянских лирах. Помню только, что нынче у них все цены в каких-то безумных тысячах считаются. Надеюсь, что денег на хлеб мне хватит, подумал я и приготовил несколько купюр разных номиналов на всякий случай.

Вот только как угадать сколько будет стоить хлеб в местных ценах? Ценников на батонах я в прошлое посещение пекарни что-то не заметил. Но если рассуждать логически… Сколько стоил хороший хлеб в моём прошлом СССР? Двадцать пять копеек. Но это был фабричный хлеб массового производства, а тут вон индивидуальное производство. Хлеб от пекаря… Мастера своего дела.

Ладно… А что там с деньгами? Помнится курс этой лиры был примерно рубль с чем-то за их тысячу. Но и про доллар в газетах писали, что стоит он шестьдесят копеек. Ага… А у валютчиков он стоил три, а то и четыре рубля. Так что если так судить, то вот такая купюра в две тысячи лир может стоить, как пару рублей, так и пять…

Но что с ценами? Вдруг тут у них хлеб стоит рубль и больше, если на наши советские деньги переводить… На всякий случай, я приготовил купюру в пятьдесят тысяч лир, с изображением Леонардо Да Винчи. Таких в бумажнике было больше всего…

Приблизившись ко входу в пекарню, я встретился взглядом с усатым турком. Он меня, видимо, узнал и от души улыбнулся. Показал мне рукой на корзину у входа,в которой лежали свежие вкуснопахнущие багеты, или как тут у него называется этот хлеб…

— Ah, eski dostum! Bakıyorum ekmeğimi beğenmişsin… Al şunu! Utangaç olmayın… (турец. О, старый знакомый! Я вижу тебе понравился мой хлеб… Бери! Не стесняйся…)

— Hello! I came to buy bread. I have money. (англ. Здравствуйте! Я пришёл, чтобы купить хлеб. У меня есть деньги.)

Протянув ему купюру в пятьдесят тысяч лир, я не понял его реакции. Он смотрел на меня с неким осуждением что ли…

— Bu parayı sen mi çaldın oğlum? (турец. Ты украл эти деньги, мальчик?)

— I don’t understand. (англ.Я не понимаю.)

На ломаном английском он попытался мне что-то сказать. Я с трудом разобрал тарабарщину, которая у него получилась, но смысл уловил:

«Ты украл эти деньги, чтобы купить у меня хлеб? Зачем ты это сделал? Я бы тебя и так накормил бы. Воровать нехорошо. Это грех. У нас на Родине тебе бы за кражу могли бы и руку отрубить.»

Я постарался сделать лицо человека, которого до глубины души оскорбило такое обвинение. Ведь я действительно эти деньги не своровал. Это мой боевой трофей. Я убил своего врага. Того, кто хотел убитьменя. Ну а потом по нашей старой традиции я забрал свой трофей. А что с боя взято, то свято. Но такого, увы, я сказать этому доброму человеку не смогу.

— No! I didn’t steal. This is my money. I want to buy bread from you. And pay for the one you gave me yesterday. (англ. Нет! Я не воровал. Это мои деньги. Я хочу купить у Вас хлеб. И заплатить за тот, что Вы мне дали вчера.)

Хозяин пекарни смотрел на меня с неким недоверием, но всё же взял из моих рук купюру.

— Это слишком много. Сколько хлеба ты хочешь купить на эти деньги?

Всё это он говорил на дикой смеси из нескольких языков, мешая в одну кучу английские, итальянские, и кажется, ещё и турецкие слова. Но я уже стал понимать смысл его.

— Я хотел бы купить два хлеба для себя, а ещё заплатить за тот, что Вы дали мне вчера. А ещё я хочу заплатить за два хлеба и оставить их у Вас для тех, у кого вдруг не окажется с собой денег.

— Ты дал слишком много денег. У тебя есть другие деньги?

Я протянул ему купюру в две тысячи лир. Он повеселел. Вернул мне полтинник. Положил два багета в корзину, два передал мне в бумажном пакете. И ещё дал мне на сдачу несколько монет. Я пытался отказаться от сдачи. Но он меня и тут обхитрил. Он высыпал монетки в коробочку рядом с корзиной. А мне дал ещё кусок сыра, завернутый в такую же бумагу, из которой был сделан пакет для хлеба.

Моя попытка заплатить за сыр им была отвергнута. Он сказал мне, что это типа подарок постоянному покупателю.

Вот ведь какой ушлый турок. К такому продавцу приятно будет зайти и в следующий раз. Умеет расположить к себе покупателей.

Приложив правую ладонь к сердцу, я слегка склонил голову, выражая благодарность. Я знаю, что такой жест оценит этот восточный человек.

В общем, расстались мы довольные друг другом.