Запретная земля - Форсит Кейт - Страница 71
- Предыдущая
- 71/78
- Следующая
Все молчали.
У Изолт побелели даже губы, но никаких других признаков страха она не выказывала. После продолжительного молчания она вышла вперед и положила руку на локоть Лахлана.
— Ты твердо решил так рисковать своей жизнью?
— Каждый раз, участвуя в битве, я рискую своей жизнью! Здесь, по крайней мере, у меня будет всего одна противница, и я буду знать, что она нападает!
— Необходимо тщательно все обдумать, — сказал Леонард. — Бесполезно проводить этот поединок за городскими стенами. Даже если вы победите, Ваше Высочество, они просто снова захлопнут ворота, и мы ничего не добьемся.
— Да, это должно происходить в их святая святых, внутреннем городе, — сказал Дональд. — И с нами должно быть войско, ведь они обязательно замыслят какое-нибудь вероломство, в этом нет никаких сомнений.
— Сражаться следует на какой-нибудь публичной арене, — сказала Изолт. — Если весь смысл в том, чтобы доказать людям Брайда право Эльфриды на власть, они должны видеть ее.
— Мы должны вынудить Филде согласиться на поединок, — сказал Леонард. — Нужно сделать так, чтобы любой отказ выглядел признанием ее вины, и не оставить ей никакого другого выхода, кроме как послать против вас свою защитницу.
Лахлан кивнул.
— Давайте сядем и напишем обвинения против Филде, и сделаем формулировки как можно более презрительными и насмешливыми!
На следующий день из армейского лагеря выехала длинная процессия, возглавляемая Лахланом на гордо вышагивающем жеребце. Ри оделся во все белое и золотое, а черные кудри перехватил золотым ободком. Он держал, лезвием вверх, позолоченный меч, сверкавший в лучах солнечного света, озарявших голову Ри. Над городом висели тяжелые тучи и раздавались громовые раскаты, но там, где двигалась процессия, было ясно.
По обеим сторонам от Ри ехали знаменосцы. Диллон нес квадратное знамя темно-зеленого цвета, на котором взвился в прыжке олень Мак-Кьюиннов с золотой короной на рогах. Коннор, игравший роль оруженосца Эльфриды, нес красный флаг клана Мак-Хильдов с черной латной перчаткой, сжимающей золотой меч. Позади реяли стяги тех, кто поддерживал Эльфриду, всевозможных цветов и со всевозможными символами, включая флаги десяти прионнс.
Впереди Лахлана выступали волынщики и барабанщики, игравшие торжественный марш. Они остановились перед главными воротами Брайда. Взревели трубы, и Леонард Осторожный спешился и вышел вперед. Он был в латах, с опущенным забралом шлема, красный плащ развевался на ветру. Неторопливо сняв свою тяжелую перчатку, он швырнул ее на землю.
— Я, Леонард Эдельхейт, герцог Эдельрик, граф Фридрик, барон Барнаби, от имени нашей благословенной банприоннсы и госпожи, Эльфриды Элизы Ник-Хильд, единственной дочери и наследницы Дитера Дирборна Мак-Хильда, и прямого потомка Бертильды Яркой Воительницы, носительницы золотого меча и основательницы великой земли Тирсолер, Яркой Земли, сим обвиняю тебя, Ульрика Брайдская, самопровозглашенная Филде Всеобщего Собрания Великой Церкви, в следующих преступлениях.
Затем он принялся зачитывать воззвание, которое они с Лахланом составляли накануне до глубокой ночи. Оно обвиняло Филде и старейшин Всеобщего Собрания в убийствах, несправедливых арестах и лишениях свободы, предательстве, подстрекании к мятежу, растрате и мошенничестве. Леонард бы включил в этот перечень еще множество преступлений, например, ересь, нарушение традиций, похоть и распутство, но Лахлан настоял на том, чтобы не смешивать дело политическое с религиозным.
У Леонарда Осторожного был сильный и зычный голос, а Гвилим Уродливый при помощи своей магии еще усилил его, так что он гремел над городом, заставляя птиц подниматься в воздух, а лошадей ржать и вставать на дыбы. Единственным ответом им стал залп городских пушек, не нанесших никакого урона рядам сторонников Лахлана, которые благоразумно остановились вне зоны обстрела.
Он повторил вызов на закате, уже со слышной всем явной издевкой, и еще раз на рассвете следующего дня. На этот раз они получили ответ, гневное опровержение их обвинений и контробвинения против Эльфриды и Лахлана, которого красочно расписали как гнусного демона, еретика, богохульника и вероотступника, ули-биста и чудище, а также как ложного кумира. Леонард Осторожный не удалился, чтобы обдумать эти обвинения, а немедленно и сердито швырнул на землю перчатку.
— От имени Эльфриды Ник-Хильд, банприоннсы Тирсолера, я требую доказать эти лживые и низкие обвинения на суде поединком, где десница Отца Нашего Небесного подтвердит ее честность и невиновность, в которой не может быть ни тени сомнения. Назовите вашего защитника!
Вызов застал собравшихся на стенах врасплох. Последовала долгая заминка, во время которой Леонард гордо стоял, прямой и высокий, потом они наконец получили ответ. Сама Филде взошла на стену, одетая в золотые латы с огромным золотым мечом в руках, при виде которого Эльфрида закричала в ярости:
— Это меч моего отца! Как она посмела!
У Филде оказался грубый голос, выдававший ее низкое происхождение — она была дочерью сапожника. С множеством бранных слов и призывов к небесам она приняла вызов, крикнув презрительно:
— Если этот дьявольский ули-бист действительно ангел смерти и владеет мечом Божьим, пусть он докажет это на поле боя, в поединке до смерти!
— Итак, мышеловка захлопнулась, — с удовлетворением сказал Лахлан.
— Будем надеяться, что мышь в ней не ты, — коротко отозвалась Изолт.
После целой недели переговоров стороны пришли к согласию относительно места поединка и назначили маршалов, которые должны были следить за тем, чтобы борьба была честной, а также выбрали оружие. Филде, естественно, не хотела открывать ворота перед Серыми Плащами, и потребовалось еще немало насмешек и издевок, прежде чем она наконец согласилась. Леонард Осторожный требовал провести бой на площади перед Великой Церковью, но Филде была слишком осторожна, чтобы впустить вражеское войско внутрь всех трех кругов стен Брайда. Поэтому в конце концов было решено устроить поединок на огромной публичной арене в центре купеческого квартала. Там были ряды каменных сидений, на которых могли разместиться сотни горожан, а также трибуны, где можно было усадить противоборствующие стороны, чтобы при этом они были надежно защищены от любых нападений противника.
— Я ни на грош не верю этой злыдне, — сказал Дункан Железный Кулак. — Вы уверены, что это мудрый ход, Ваше Высочество?
— Яркие Солдаты скованы очень суровым кодексом рыцарства и чести, Железный Кулак, ты же знаешь это, — ответил Лахлан. — Любое явное вероломство будет с неодобрением воспринято как армией, так и простым народом, я уверен в этом. Я должен опасаться скрытого вероломства: секретного клинка в носке башмака, отравленного кинжала, песка в глаза.
— Вы будете осторожны? — с тревогой сказал Дункан, и Лахлан кивнул, ударив его по крепкому плечу.
— Ну конечно же, старый друг. А твоя задача защищать Изолт с Эльфридой и прикрывать мою спину.
Наконец настал день поединка, прохладный весенний день. Солнце скрывалось за серыми облаками, но ветра почти не было. Погода как нельзя лучше подходила для сражения, и Лахлан с улыбкой поблагодарил Гвилима, зная, что у колдуна есть погодный талант и он позаботился о том, чтобы Лахлану не пришлось бороться еще и с жарой, мухами и бьющим в глаза солнцем.
— Жаль, что не могу сделать ничего большего, мой господин, — ответил Гвилим.
— Ты можешь дать мне благословение Эйя, — серьезно сказал Лахлан, и Гвилим сделал над его лбом знак Эйя, пробормотав:
— Да обернется к вам Эйя своим светлым лицом.
Леонард Осторожный попытался убедить Лахлана облачиться в тяжелые железные латы тирсолерцев, но тот наотрез отказался. Он не привык к лишней тяжести и недостатку подвижности, поэтому надел лишь свою побывавшую во многих битвах кожаную кирасу поверх легкой, но плотной кольчуги, которую ему преподнесли в дар кузнецы Дан-Горма. На голове у него был легкий шлем с широкими полями и забралом с дырочками, превосходно защищавший голову, лицо и шею. Как обычно, он надел свой килт, а на ноги — длинные кожаные сапоги. За спиной у него висел тяжелый палаш, за пояс были заткнуты шпага и кинжал, а из-за голенища торчал маленький сан-до, узкий, но смертоносный нож. Поверх всего он надел темно-зеленую накидку с белым оленем, взвившимся в прыжке у него на груди.
- Предыдущая
- 71/78
- Следующая
