Старое зеркало (СИ) - "Каин" - Страница 14

Я тряхнул головой, отгоняя дурные мысли, и поспешно призвал тотемы, которые сразу же выбрались из пола. И тотчас затрясли корнями, будто разминаясь. Я мысленно обратился к Лешему и Митричу, призывая их из межмирья.

— Помогите проверить помещения, — приказал я явившимся миньонам. — Ищите живых и мертвых. И если кого-то найдете — дайте знак.

Парни с готовностью кивнули и направились вдоль коридора. Я же пошел следом, спокойно перебирая ключи. Один из пней поплелся за мной, довольно ловко перебирая корнями. Когда я отпер первую дверь, он буквально протолкнулся мимо меня, едва не сбив с ног.

— Да что с вами такое! — пробурчал я, на что тотем, впрочем, не обратил никакого внимания.

Порождение болот принялось деловито и очень заинтересованно обшаривать углы комнаты, заглядывая под стулья и кресла, которых тут было в избытке.

— Никого нет — ни живых, ни мертвых, — в один голос заявили мои два помощника, материализовавшись за спиной.

— Как дела на болотах? — спросил я между прочим.

— Хорошо, — протянул Митрич.

Мне впервые подумалось, что я редко бываю в своем месте силы, где обитают мои миньоны. И я не знаю, чем они там занимаются в это самое время.

— Тренируемся, — продолжил Леший. — Общаемся.

— Никаких конфликтов с местными обитателями у вас нет?

— Что вы, Павел Филиппович! — удивился парень с пистолетами. — Вам удалось собрать на редкость общительную и дюже дружелюбную компанию!

Я хмыкнул, думая, что мало кому пришло бы в голову назвать моих миньонов такими словами.

— А тотемы?

— А что с ними не так? — удивился Леший, покосившись на пенек.

Тот подозрительно прищурился, подтянул под себя корни и замер. Со стороны он выглядел, как обиженная сова. И я тряхнул головой, чтобы избавиться от этого мысленного образа.

— Смотрите в оба! — приказал я. — Следите друг за другом. Если кого-то заметите — сразу же сообщите мне.

Перестав обращать внимание на миньонов, я зажег «Фонарь Харона» и прошелся вдоль сложенной мебели. Туман скрывал все предметы, оставив видимыми только силуэты. Я рассеянно осматривался, отмечая, что призраков здесь нет. Кроме тех, что шагали за мной следом, напряженно всматриваясь в густой туман, затянувший комнату.

— Потом покормлю, — пообещал я, заметив голод в глазах Лешего.

Тот судорожно кивнул и отвел взгляд. Я же потушил фонарь, остановился у двери одной из комнат, и принялся искать на связке ключ, который подошел бы к замку.

Наконец нужный нашелся. И призраки словно по команде прошли сквозь стену, исчезнув в комнате. Я же отпер дверь и толкнул ее.

Лешего и Митрича здесь уже не было. Очевидно, призраки направились дальше. Я же остановился у входа, чтобы осмотреться.

В помещении стояли высокие металлические стеллажи, полки которых были заставлены разнообразными коробками и ящиками. Скорее всего, Пахом организовал здесь склад. Заглядывать внутрь мне было неинтересно. Достаточно было того, что из коробок и ящиков не выползало ничего загробного. Я вспомнил, как на фонарь реагировала деревянная игрушка, которую я передал Риперу. Как там звали этого карточного фокусника? Шулер, кажется? Игрушечный человечек, которого Любовь Фёдоровна прозвала «одушевленным», испугался призрачного огня, который мог его испепелить. Именно потому я зажег фонарь и медленно прошелся вдоль полок. Признаться, делал я это с опасением. Потому что, если одушевленным окажется, к примеру, стеллаж — мне будет лихо. Но комната оказалась чистой. Я прошел по всем рядам между полками и не обнаружил ничего подозрительного. Значит, и здесь все в порядке. Скорее всего. Я с облегчением погасил фонарь, вышел из комнаты и направился к следующей.

Она оказалась мастерской, в которой меня тоже не ждало ничего необычного. В комнате было убрано, если не считать нескольких фигурок Искупителя, которые выглядели совсем новыми. Я внимательно осмотрел верстаки, оценил порядок, с каким были развешаны на стене и разложены на столах инструменты. Это помещение было на редкость чистым. На стене у входа висели два фартука. Один из них был менее потертым и, вероятно, принадлежал Семке. Я проверил карман, но нашел в нем лишь кусочек мела. На всякий случай я зажег в комнате фонарь, но и здесь ничего не отреагировало на потусторонний огонь. Поэтому я покинул помещение, запер его на ключ и направился к следующему.

Это был уголок, в котором жил подмастерье. Комната была небольшой, но уютной. На металлической кровати с панцирной сеткой лежали скрученный в рулон тонкий матрас и стопка белья. Рядом стоял небольшой, явно отреставрированный стол, над которым была закреплена удобная лампа, да на стене висели две полки с книгами и глиняной фигуркой Искупителя. Повинуясь природному любопытству, я оценил корешки изданий. Это были учебники по столярному мастерству. Еще один учебник лежал на подоконнике, прикрытый сдвинутой в сторону шторой. Книга была потертой, обложку кто-то бережно обернул серой бумагой. А между страниц виднелся край закладки. Я с интересом распахнул книгу — закладкой оказалась старая открытка, из тех, что принято дарить девушкам в первые весенние дни. Рисунок цветов был не примечателен, и мне стало интересно, кем она подписана. Перевернув ее, я увидел текст, сделанный мелким убористым почерком: «Будь счастливой всегда. Твой…». Последнее слово было размыто водой и узнать, кем был поклонник неизвестной девушки, не представлялось возможным.

На форзаце книги нашлась подпись «Семену на добрую память от матери настоятельницы…»

Я нахмурился, вспомнив, что Пахом говорил о том, что парнишка уехал в деревню к старой матушке. В этой истории начались появляться расхождения.

Я зажег «Фонарь Харона» и осмотрел комнату, заметив на стене странное затемнение. Но стоило мне подойти ближе, как пятно исчезло, словно его и не было. Я щелкнул выключателем у двери, и под потолком вспыхнула лампа, разогнавшая полумрак. На стене не нашлось ничего подозрительного, кроме небольшого гвоздя, на котором раньше что-то висело. Быть может, картина… Более темный оттенок на выцветших обоях свидетельствовал о том, что предмет был квадратным и не особенно крупным.

Потушив лампу, я еще раз осмотрел комнату и вышел из нее. Запер за собой дверь и направился к лестнице, ведущей на второй этаж.

Здесь было три комнаты, и две из них оказались заставлены уже привычной отремонтированной либо подготовленной к починке мебелью. Правда, здесь были исключительно небольшие предметы интерьера — типа стульев и лавок. А вот третья комната была и спальней и кабинетом одновременно. В углу ютилась кровать с комком из одеяла и покрывала, на полу лежала брошенная подушка. А у окна расположился большой, заваленный бумагами стол — среди них я заметил розовый корешок квитанции из профсоюза. Осторожно вытащил ее, взглянул на бланк. Судя по цифре, Пахом сумел задолжать организации, значит, дела его и впрямь были очень плохи…

У стены стоял буфет, он был слегка выдвинут — для того, видимо, чтобы его можно было без труда протирать от пыли. На полочке за стеклом стояла бронзовая рамка со старым черно-белым снимком, на котором был изображен молодой Пахом и девушка в скромном закрытом платье. В волосы ее была вплетена светлая лента. Рядом с фотокарточкой расположилась выточенная из камня фигурка Искупителя, на шее которого висел кулон — такие обычно выдавали воспитанникам приюта на торжественном выпуске во взрослую жизнь. По обычаю, приютские дорожили этими вещицами и не выбрасывали их.

Третьим сокровищем, которое Пахом доверил буфету, была тарелка с рисунком Петрограда. Художник изобразил город серыми красками и только солнце было выделено несколькими нарочито грубыми яркими мазками. Внутри светила художник искусно разместил блестящие камешки, отражающие свет.

Я внимательно осмотрел все под бликами фонаря, но не нашел ничего подозрительного. И это как раз и наводило на нехорошие мысли.

Здравый смысл подсказывал мне, что в подобной мастерской обязательно должны были затаиться призраки. И даже без старинной чужой мебели в каждом доме всегда кто-то да задерживался. Особенно в доходных домах начала века. Во времена Смуты на рабочих окраинах творилось всякое, и после этого «всякого», в межмирье всегда оставалось много призраков тех, кто умер по независящим от него причинам. Но здесь же никого не было! Даже тени, если не считать некого намека в комнате Семки. Да и в существовании той я уже начинал сомневаться. Скорее всего, от блуждания в потемках я уже начал видеть то, чего не было.