Замуж за эльфа, или Всё очень сложно… - Михаль Татьяна - Страница 12

Вокруг ни души, только ветер, да скрип ворот. Ещё слышно стрекот кузнечиков, жужжанье пчёлок и далёкое пение птиц.

– Ка-а-ар-р-р-р! – раздаётся вдруг оглушительное.

Я невольно вздрагиваю.

Затем слышу хлопанье крыльев. Снова смотрю на ворота и вижу, как на той стороне, где всё чёрное, мрачное на голых ветвях скрюченного дерева сидит чёрный, упитанный и просто лоснящийся от своей упитанности и важности огромный ворон. Он косит на меня чёрным глазом и снова издаёт мерзкое «КА-А-АР-Р-Р!»

– Крестец, – выдаю я, находясь в полном шоке.

Но делать нечего. Раз эльф и маги меня кинули, придётся брать судьбу в свои руки.

Делаю осторожный шаг, затем другой, третий и уже переступаю границу, где жизнь заканчивается и начинается проклятье.

Ступаю по потрескавшейся брусчатке. Иду без спешки, рассматривая по пути аллею, которая когда-то была роскошной. Вдоль дороги растут высокие деревья, кроны которых, кажется, мечтали пронзить небеса. Земля серая, мёртвая. Много сухостоя.

Вот знаете, не удивлюсь, если вдруг в этой мертвечине спокойно клещи живут. Эти твари где угодно приспособятся. А может эльфа клещ цапнул?

На той стороне светило солнце, небо было светлым, радостным, пели птицы, а здесь свинцовые тучи сгрудились и хмурятся, грозят пролиться ливнем или градом. Может, кровью?

Ветер здесь не тёплый, а холодный, колючий.

И вот добредаю я до особняка и застываю памятником самой себе…

Когда-то роскошный дом теперь похож на декорацию к фильмам ужасов. Он весь оплетён тёмно-зелёными, почти чёрными толстыми и шипастыми жгутами какого-то недружелюбного растения. Листья у растения мелкие и будто ощерившиеся. Весь дом пронизан уродливыми и глубокими трещинами. Крыша обрушена. Стёкла в окнах выбиты.

Эта заброшенка достойна одного решения – снести её к чёртовой матери!

Как я буду жить в этом аварийном доме?!

– Боже… – выдыхаю я, находясь в настоящем шоке от увиденного. – Так… Всё будет хорошо…

Поднимаю взгляд к небу и произношу:

– Я знаю, что там кто-то есть. Кто-то мудрый, умный, понимающий… Дай мне знак, что у меня всё получится и всё будет хорошо… Пожалуйста…

Ответом мне служит новый порыв ветра и стон скрюченных деревьев за спиной.

Делаю глубокий вдох и выдох.

Может, мне кажется, что всё плохо? Может, наоборот? Меня ждёт настоящее приключение. Да и подругу я спасла от этой участи…

Встряхиваю своей рыжеволосой головой и иду к парадной лестнице.

Я успеваю сделать ровно четыре шага, прежде чем дно коробки проваливается и мне на ногу приземляется чёртов молоток.

Это точно знак.

Моя новая жизнь – дерьмо.

– Грёбаный стыд! – шиплю сквозь зубы и пережидаю, когда первая острая боль пройдёт. И нет, я не прыгаю на одной ноге.

Нога теперь болит, ноет. Это добавка к уже имеющейся боли во всём теле и мигрени.

Скажу по правде, туфелька каким-то чудом спасла меня от переломов пальцев и сильного ушиба. Неприятно, больно, но к счастью, несмертельно.

До свадьбы заживёт. Или до смерти.

Содержимое коробки я оставляю пока как есть. Пусть пока тут всё полежит. Единственное, забираю свой контракт и браслет, убираю их в свой саквояж. И злая, как тысяча растревоженных ос, прихрамывая, поднимаюсь по ступеням на крыльцо.

Замечаю, что ступени тоже все потрескавшиеся, а из огромных щелей растёт не только этот «вьюн», но и огромные поганки.

Прелесть.

Если захочу отойти в мир иной раньше времени, нажрусь милых поганок.

На миг замираю перед массивной двустворчатой дверью, у которой ручка в виде головы жуткой горгульи.

Прикоснусь – откусит полруки?

Просто беру и толкаю двери. И о, чудо! Тяжёлые двери распахиваются.

Вхожу в тёмный мрак.

Первым делом начинаю шарить по стене в поисках выключателя.

Потом чертыхаюсь, так как на минутку я забыла, что в другом мире.

Как же плохо ничего не знать о местных порядках! Сволочи эти маги и один эльф, швырнули меня в неизвестность, как щенка в болото.

Барахтайся, милочка, теперь сама. Выплывешь – честь и хвала тебе.

Нет? Ну, извини. Такая у тебя судьба, значит.

– Ладно, надеюсь, тут есть свечи. И спички, – произношу с сильным сомнением, что найду хоть что-то из этого. А разводить костёр древним способом я не умею.

Собираюсь с духом и, осторожно ступая, прохожу вглубь дома.

Морщу нос, потом зажимаю его рукой.

– Ну и запах… – произношу шёпотом.

Старый дом, без какой-либо вентиляции. И сама атмосфера, конечно, пугающая до дрожи.

Вскоре глаза привыкают к полумраку и я оглядываюсь.

– Вы, эл ведь уже знаете, что я здесь, – проговариваю с опаской.

Как-то до этого момента я чувствовала уверенность в себе, а сейчас что-то поджилки трясутся.

Побродив по огромному вестибюлю, который когда-то точно был роскошным и блистательным, двигаюсь к коридору. Коридор узкий и не очень длинный, к счастью. Зато очень тёмный. Пару раз я спотыкаюсь о какой-то хлам.

Покрепче сжимаю в руке свой «чемодан» на случай если придётся отбиваться. Не, не от призрака, вдруг тут нашли приют какие-нибудь бродяги, или алкаши… Маловероятно, но всё же надо быть начеку.

Коридор заканчивается двустворчатой дверью. Толкаю одну створку. Оказываюсь на кухне.

Кухня огромная, и всё в ней поражает своими размерами: гигантская дровяная печь; высокие шкафы – напольные и настенные; огромная двойная раковина; по центру кухни размещается длинный, массивный стол.

Ещё больше очевидно, что когда-то в этом доме устраивались большие и пышные приёмы.

Окна от пола и до потолка выбиты и тусклый свет, что проникает сюда, демонстрирует упадок последней стадии. Мебель рассохлась, слой пыли тут даже не в два пальца, а во всю ладонь. Паутина свисает тут и там настоящими полотнами. Много разномастного мусора разбросано и по мебели и на полу.

Пол в одном месте вообще провалился.

Перешагиваю через мусор и дыру в полу, выдвигаю ящики, открываю шкафы – очень осторожно.

В одном из шкафов нахожу целую бутылку, покрытую толстым слоем пыли и копоти.

– Хм… Вино? – удивляюсь вслух. – Или крысиный яд?

Брать в руки столь запыленную бутылку не спешу, но я запоминаю, в каком шкафу нашла сей раритет.

А в одном из ящиков нахожу пожелтевший, порванный пергамент, исписанный непонятными мне чёрточками и закорючками.

Вздыхаю разочаровано, так как вспоминаю слова Лорендорфа, что читать пока я не могу, надо браслет на ночь надевать, чтобы язык выучить.

А после, вау! Бинго! Я нахожу коробку со свечами! И даже спички есть, что вообще прекрасно. Всё такое же старое, залежавшееся, но главное, целое и работает.

Тихо взвизгиваю от радости.

Кто бы мне сказал совсем недавно, что я буду счастлива от того, что нашла свечи со спичками, обозвала бы шутника ласково «дурачок» или шутницу – «дурочка».

На кухне откапываю огрызок когда-то красивого бокала и использую его как подсвечник.

Возвращаюсь в вестибюль. От колеблющегося при движении света моя тень мечется на стенах и потолке.

У меня мороз по коже. Не нравится мне это место, не нравится дом. Мне вообще вся эта дурацкая ситуация не нравится!

– Как я буду тут жить? – задаю риторический вопрос неизвестно кому.

Тут реально надо всё сносить.

Бреду по другому коридору и выхожу в большой зал.

Вся мебель здесь древняя, несчастная и мечтающая о покое. Есть тут и мраморные статуи. В дальнем углу большого зала стоит большая арфа с порванными струнами.

В центре зала – круглый стол диаметром более трёх метров и вокруг него полуразрушенные стулья с высокими спинками. У нескольких стульев надломлены ножки; над столом когда-то висела большая и роскошная люстра. Теперь эта люстра украшает сам стол, как заплесневевший, забытый всеми очень странный торт.