Закон МКАД - Силлов Дмитрий Олегович "sillov" - Страница 50

Вот и на этот раз не получилось…

Они выскочили все разом. Из подъездов домов, из-за мутировавших деревьев, из насквозь проржавевших, но еще целых трамваев, навсегда замерших на изъеденных коррозией рельсах. Словом, отовсюду. Племя, шайка, орда – черт его знает, как назвать эту массу рук, ног, голов. Причем среди этой массы не было даже двух одинаковых харь. Все страшные, уродливые, искореженные невообразимыми мутациями. У одного две ноги и три руки, причем третья, самая здоровенная и длинная, из груди торчит. У другого ноги срослись в одну, и он на ней скачет, помогая себе мощным хвостом. А у третьего всего в избытке – шесть конечностей, как у руконога, а на спине аж четыре головы, разбросанные хаотично, будто нарывы. Но все с глазами и весьма зубастыми пастями. Короче, паноптикум уродов. Как такое вообще выжило – непонятно. Но выжило и, судя по харям, жрать хочет больше, чем жить.

В нас со всех сторон полетели камни, ржавые железяки, заостренные палки – словом, всякая дрянь, которая если попадет, то будет как минимум больно. Я видел, как идущий впереди стаббер успел уклониться от летящей в него коряги, но тут же осколок кирпича ударил ему по ноге.

– Ион, назад! – заорал я, дав очередь поверх его головы и одновременно преодолевая смешанное чувство жалости и гадливости.

Предки этих несчастных когда-то были людьми, жили в пятиэтажках советской постройки, работали на ТЭЦ, растили детей… Но потом случилась война, и дети их детей превратились в вормов, мутантов, сохранивших лишь отдаленное сходство с людьми. Злых, агрессивных, страшных с виду… Так почему же мне порой приходится делать над собой усилие, когда я выдавливаю слабину спускового крючка? Словно я убиваю не уродов, стремящихся отнять мою жизнь, а существ, виноватых лишь в том, что их гены изуродовали жуткие последствия ядерного шквала, когда-то прокатившегося по планете? Не я нажимал пресловутую красную кнопку, видит бог, не я. Но почему сейчас именно я ощущаю ответственность за то, что эти мутанты стали такими? Я, человек из другого мира, вынужденный убивать для того, чтобы самому остаться в живых…

Возможно, для всех, кто знает меня, я хладнокровная машина для убийства. Возможно, такими видят и люди, и нелюди нас, одетых в камуфляжи, обутых в берцы, несущих за плечами винтовки и автоматы. Но никто из них не знает, что творится в душах бездушных с виду убийц. И лучше никому этого не знать, кроме нас самих… Потому что это только наш крест. И наша боль, в которой мы никогда никому не признаемся. Даже самим себе…

Я стрелял, изо все сил стараясь не задеть Иона. Твари оказались на редкость шустрыми, и мне приходилось отсекать их от стаббера экономными очередями, пока тот, отстреливаясь из АК, бежал к бронемашине. Конечно, у каждого из нас порой возникают в душе эдакие виртуальные сопли по поводу отнятия жизни у тварей земных и всё такое. Но когда дело касается твоего боевого товарища, жизни которого угрожает опасность, то вся виртуальщина разом куда-то испаряется. И в мире остаются только три точки. Целик. Мушка. И цель. Которые надо совместить так, чтобы через мгновение третья точка валялась в пыли и больше ни для кого не представляла опасности.

Ион с разбегу прыгнул на капот «Выстрела».

– Гони!!! – заорал он, пытаясь вскарабкаться наверх, к люкам.

Но сделать это сейчас было затруднительно.

Какая-то тварь вывернулась из-под днища броневика и нереально длинной лапой ухватила Иона за щиколотку.

Твою мать! При всем желании я не мог помочь стабберу, не рискуя при этом задеть его очередью из «Корда».

Вот уже мерзкая, щекастая харя высунулась вслед за лапой, разинула хавальник, в котором запросто поместился бы плотно набитый всяким барахлом вещмешок Шерстяного… В пасти мутанта блеснули два ряда остро заточенных пластин, торчащих из распухших, красных десен на том месте, где положено быть зубам. Один щелчок такими костяными бритвами – и полноги как не бывало.

Однако Ион не растерялся. Резко крутанулся на сто восемьдесят градусов, чуть не вывернув собственную ногу из коленного сустава, – и оказался на спине, лицом к лицу с хищной гадиной. Я видел, как на широком пупырчатом языке мутанта пенится желто-гнойная слюна, да только что можно сделать, когда в твоих руках неповоротливый пулемет, СВД лежит в салоне броневика, а тепловой пистолет с такого расстояния наверняка поджарит и мутанта, и стаббера?

Но Ион все сделал сам.

Абсолютно хладнокровно, на мой взгляд даже слишком медленно, расстегнул кобуру на поясе, вынул свой пистолет, который ему вернул Шерстяной после удачно проведенной операции с маркитантами, и всадил заряд прямо в распахнутую пасть чудовища.

Вспышка получилась нехилой – похоже, ограничитель карманной артиллерии Иона стоял не особо далеко от максимума. Хорошо, что я успел глаза закрыть. А когда открыл, то стаббер был уже на крыше броневика и орал в люк, меняя пустой магазин АК на полный:

– Шерстяной, гони!!! Гони, маму твою волосатую в душу!!!

На ноге стаббера болталась половина руки мутанта, напрочь сгоревшая возле локтя – даже после смерти хватка когтистых пальцев не ослабла. Ион морщился от боли, но сейчас было не до мелких неудобств. Если прорвемся, срежем вражью лапу. А если нет, то не наплевать ли, что чья-то мертвая конечность болтается на твоей ноге?

И Шерстяной погнал. Прямо по живому мясу, сыпавшемуся на нас со всех сторон. Визг мутантов, сбиваемых стальным бампером, хруст костей под протекторами броневика, удары камней и железок по броне, наши выстрелы – жуткая какофония смерти, расцвеченная страшными красками постъядерной битвы. Капли красной, черной, желтой, зеленоватой крови вормов разлетались во все стороны, напоминая работу безумного импрессиониста, решившего раскрасить разбитую улицу. Разные, абсолютно разные формы жизни, не похожие друг на друга. И у каждого – своя кровь! Невероятно…

Да, да, в этом весь я. Размышлять про загадки эволюции, в то время как эти самые загадки пытаются стащить меня с брони и сожрать за здорово живешь. А что еще делать, когда руки сами, на автомате выполняют привычную работу? Когда точно знаешь, что, пока ты перезаряжаешь ленту, тебя прикроет Ион. Когда же стаббер меняет магазин, ты работаешь за двоих…

Черт, почему за двоих? А где Колян? Только что же слышал, как постукивает за спиной его автомат – серв экономно оттачивал навыки стрельбы из непривычного оружия…

Я быстро обернулся.

Нет Коляна. И основная масса мутантов поотстала. Сбились в громадный клубок, визжат, рычат, норовят пробиться к середине…

– У него же мозг живой! – простонал Ион. – Неужели почувствовали через панцирь?

Выяснять, кто что через что почувствовал, было некогда.

– Шерстяной, задний ход! – рыкнул я вниз.

– Охренели? – раздалось оттуда. – Там же…

– Там Колян!

– Блллл…яхамуха!!! Паук грёбаный!! Инвалид недоделанный! Все воевать – и он туда же! Сидел бы в машине, культю нянчил, автоматчик хренов!

Все это неслось из салона, пока Шерстяной экстренно тормозил и сдавал задним ходом. Пара мутантов, не ожидавших такого маневра, с размаху приложилась организмами о бронированную корму БПМ. Остальные затормозили и сбились в кучу. Куда стаббер и метнул эргэдэшку, которых нам при дележе добычи досталось аж три штуки.

Граната хлопнула, внеся в ряды мутантов лишь кратковременное замешательство. Оставшиеся в живых слегка офигели от звуковой волны и некоторого количества свежего фарша, образовавшегося после взрыва из их товарищей по оружию. Когда ты настроен пожрать, и вдруг – оп-па! – жратва самообразовывается у тебя под носом, трудно удержаться. Так что я вполне понимаю мутантов, которые бросились на еще дергающихся раненых собратьев и принялись с остервенением рвать зубами теплое мясо. Кстати, многие люди недалеко от них ушли… Но это все лирика. А вот тепловой пистолет в моей руке – проза жизни. Жаль, конечно, что граната не оказалась панацеей и вормы не разбежались от ужаса, впечатлившись нашей огневой мощью. Ну что ж, Колян, держись. Очень надеюсь, что я научился пользоваться оружием маркитантов и не взорву тебе мозг.