Русальная неделя (СИ) - Бачурова Мила - Страница 32

Несостоявшийся насильник разогнуться не успел — ему досталась Костомолка.

Ох и дивное же было зрелище. Кто не видел — описывать бессмысленно. То, что только что было биологически человеком, превратилось в кожаный мешок с раздробленными костями.

— Ну что, брат? — повернулся я к охотнику. — В гости заглянуть решил? Хорошо зашёл, я гостей люблю. Будь как дома, путник, и всё такое.

Охотник взял себя в руки быстро. Криво улыбнулся и смерил меня взглядом. Сам он был молодой — лет, может, на пять постарше меня. С длинными волосами, которые, похоже, мыл чуть не каждый день. Весь какой-то холёный, как будто в рекламе ордена снимался.

— Владимир Всеволодыч! Он… Он… — сказала Маруся и, не договорив, заревела.

Первым делом она одёрнула юбку. И теперь сидела на кровати, поджав ноги.

— Посмотри, что там с Данилой, — сказал я. — Бегом! Ему, может, помощь нужна.

Хлюпнув носом, Маруся подчинилась. Наступила на того, которого я оглушил ударом, и подбежала к развороченному шкафу.

— Поговорить я с тобой хотел, — мурлыкнул охотник. — Вопросы есть…

— Шибко дохрена переговорщиков взял, — оборвал я его. — Сам-то что — заикаешься? Нет? Ну так сейчас начнёшь.

И тут я заметил деталь, которой поначалу не придал значения. Просто сразу она была малость неактуальна, а вот теперь для неё настало самое время.

На столе — моём столе! — за которым сидел этот сраный охотник, лежала понтовая кожаная сумка. Она не застёгивалась, потому что не могла вместить в себя целиком то, что в неё запихали. Из сумки торчал край металлической трапециевидной пластины. Той самой, которую я нашёл в хижине колдуна. И которая с тех пор лежала на столе.

Если бы ко мне вломились только обычные люди, они бы не обратили на эту железяку внимания. Но охотник, видимо, не смог пройти мимо.

Он проследил за моим взглядом и побледнел.

— Я…

— Это начало молитвы? — перебил я. — Тебе жить осталось меньше минуты.

Охотник глубоко вдохнул — он выглядел не на шутку пересравшимся — и зачастил:

— Слушай, ты не думай, я против тебя вообще ничего не имею! Меня просто дядя попросил разобраться. Архип Семёнович, сосед твой. Родному дяде — как я мог отказать? Я ж не знал, что ты так на расправу скор и крут. Знал бы — не сунулся! Я сам-то вообще не местный, в гости приехал. Вот, если бы ты к дяде приехал, а он тебе на обиду пожаловался — сам бы не пошёл разбираться?

— Пошёл бы, — не стал отрицать я. — Только левых людей бы не трогал. И девок не насиловал.

— Да я ж её пальцем не тронул! И здоровяка этого, — он кивнул на Данилу, — тоже не я…

— И ещё я не брал бы с собой на дело отморозков, за которых не могу отвечать.

— Да это дядя навязал, вот те крест! Нужны они мне!

Охотник попытался перекреститься, но я резко вскинул палец. Рука у охотника замерла.

— Не надо лишних движений.

— Да ты смеёшься? — криво улыбнулся охотник. — Я ж Знак и мысленно сотворю, если захочу.

— Считай, что смеюсь. Руки. По швам.

Он опустил руки. Дышал часто, как-то нездорово. С каждой секундой ему явно становилось всё страшнее.

— Живой Данилушка, — крикнула Маруся.

— Хорошо, — кивнул я. — Верёвку какую-нибудь найди и дай мне.

— Верёвку?..

— Ну, хоть пояс забери у того, который без штанов.

Маруся зашуршала у меня за спиной. Охотника я не выпускал из поля зрения. Тот от страху начал обильно потеть.

— Вот! — Маруся сунула мне в руку пояс.

— Ты, — приказал я охотнику. — Встань ко мне задом, к стене передом.

— Я…

— Древко от копья! Кру-гом!

Он повернулся. И завёл руки за спину, когда я вежливо об этом попросил.

Тщательно связав охотника, я жёсткой подсечкой опрокинул его мордой в пол. Не обращая внимания на жалобный стон, подошёл к Даниле.

Голова разбита в кровь. Цела ли кость — не знаю, щупать точно не стоит. Ещё заразу занесу или хуже сделаю. Не нейрохирург же, блин.

Моя рука замерла в паре сантиметров над раной. Последовательно я скастовал сначала Остановить кровь, потом — Заживление. Данила не просыпался, хотя рана исчезла.

Ну, давайте ещё на всякий случай — Костоправ.

Кажется, угадал. Данила дёрнулся и открыл глаза. Взгляд был мутным, но к нему быстро возвращалась осознанность.

— Добро пожаловать в реальный мир, Нео. — Я, улыбнувшись, похлопал Данилу по щеке. — Встать сможешь?

Данила, помедлив, кивнул.

— Как встанешь, иди вниз, там твоя жена с ребёнком в погребе. И тётка Наталья. Маруся — с ним пойдёшь. Условный стук такой. — Я изобразил. — Только смотрите, на лестнице осторожно! Я там намусорил немного.

Из двери торчал меч, не позволяя упасть одному из злоумышленников. Я подошёл и для начала похлопал мудачилу по карманам. С карманами получилось не очень, а вот на поясе звякнуло. Я срезал кинжалом Мандеста мешочек, заглянул. Негусто. Но с паршивой овцы…

Вышел за дверь, выдернул меч. Пробитое тело наземь сползло. Убираться теперь после этого… И спать придётся внизу, в старой комнате. Суки.

Я вышел на балкон и, вскинув меч кверху, сбацал Красного петуха. Высоко в небо взлетела струя пламени и погасла. Прислушавшись, я услышал вдалеке лошадиное ржание. Удовлетворённо кивнул — Тихоныч и Захар увидели знак.

— Послушай, — заговорил охотник, когда я вернулся в комнату. — Я могу быть полезным.

— Ну как тебе сказать… — Я уселся в любимое кресло, вытянул ноги и положил ему на спину. — С одной стороны, я действительно подумывал прикупить пуфик. А с другой — нахрена мне пуфик, который нужно кормить и выгуливать, потому что иначе он завоняет?

— Я тебе денег могу дать! Много!

Тут я задумался. Конечно, кончить этого мудака хотелось просто неудержимо. Но если с его помощью можно решить финансовые вопросы…

— А много — это сколько?

— Ну… — Он закашлялся. — Ну, сто империалов.

— Сто — мало. Тысячу потянешь?

Мой несовершенный пуфик икнул и дёрнулся.

— Вот видишь, — сказал я. — Акции твои стремительно падают.

— Погоди!

— Дай, угадаю. Не губить?

— Не губи! Три сотни точно смогу. Завтра до конца дня принесу, ей-ей! А если подождёшь и дашь мне ту штуку — то и ещё семь сотен через две недели привезу, клянусь!

— Штуку? Это которую? Ту, что ты в сумку сунул?

— Да! Здесь и не знает никто, а в Санкт-Петербурге такие собирают. Продать можно за великие деньги.

— И чё почём?

— Ну… От числа Знаков зависит. Каждый Знак — две сотни империалов!

— Там четыре знака. А ты мне всего семь сотен пообещал. Что-то не сходится арифметика.

— Так ведь… Так ведь ты ж сам сказал — тысячу!

Я расхохотался.

— Парень, да ты остряк! Хочешь мне долг отдать, загнав кому-то моё имущество, да ещё и долю себе выкраиваешь. Надо бы сходить посмотреть, не висит ли у меня над воротами табличка «Здесь живёт лох». За инфу — спасибо, конечно. Теперь уж в Питер сгоняю обязательно, повод веский есть. А вот чем ты при таком раскладе свою жизнь выкупать собираешься — пока вообще не ясно.

Пуфик заскулил. Тем временем Маруся помогла подняться Даниле, и они проковыляли к двери. Там Данила отодвинулся и пошёл сам. Открыл дверь, пропустил Марусю вперёд. Та вышла и взвизгнула.

— Ничё-ничё, — сказал Данила. — Давай, бочком, вот так, пролезешь.

Наконец, они исчезли. Тогда я встал с кресла и присел возле пленника. Стянул с его ладони перчатку, посмотрел на метки.

Их было четыре — значит, как и я, Воин-мастер. Только вот это были не хвостатые звёзды, а черепа со скрещенными костями.

— Что за орден?

Молчание.

— Ясно. Значит, боишься, что я доложу в твой орден о твоём неподобающем поведении.

Охотник всхлипнул.

Охотникам запрещено было брать мзду за свои услуги. И тем более запрещено встревать в какие-то мутные блудняки с простыми людьми. А уж о том, чтобы наезжать друг на друга, и вовсе говорить было страшно. Это ж, по сути, сейчас один орден другому войну объявил. Что с этим пуфиком сделают свои, если узнают — тут открывается большой простор для фантазии.