Триединый (СИ) - Сухов Александр Евгеньевич - Страница 19

Сука, как же мерзко воняет! По ходу дела мой чудесный ножичек случайно зацепил кишечник твари в нескольких местах, оттуда и потекло. Пришлось разматывать кишки и вытаскивать их наружу. В результате весь перемазался, как матерый свин в придорожной луже. Впрочем, нет худа без добра, потихоньку принюхался к запаху, хоть поначалу казалось, что привыкнуть к мерзкой вони невозможно.

Первым делом, все-таки добрался до вожделенной жемчужины. На этот раз мой трофей оказался значительно крупнее предыдущего, диаметром около сорока миллиметров. Это радует, ибо, насколько я понимаю, его активация окажет существенное влияние на развитие моего магического Дара. Впрочем, этот процесс потерпит до возвращения домой.

Далее занялся собственно процессом потрошением зверя. Один пакет под завязку наполнил скопившейся во внутренних полостях туши кровью, цветом напоминающей лекарственный препарат известный как бриллиантовый зеленый. Затем аккуратно вырезал весь ливер. Поскольку внутреннее устройство твари кардинально отличается от всего, что было известно не только Игорю Ветрову, но Ивану Силаеву, забирал все без исключения внутренние органы. Плевать, главное утащить как можно больше, а на приемном пункте разберутся, что почем, тут главное контролировать ментальный фон торговца, чтобы не позволить пройдохе уж очень сильно объегорить несчастного калеку.

Наконец добрался до огромной башки твари. С неё взял четыре отменных клыка, три десятка острейших зубов, еще расположенный в районе лба витой рог метровой длины вырезал. Работенка та еще, пришлось знатно потрудиться, чтобы не повредить трофеи. Затем с помощью своего чудесного ножа вскрыл череп и извлек глаза и мозг.

Все добытое разложил по пакетам. На самом деле магические контейнеры не замораживают хранящиеся в них биологические образцы. Каким-то непонятным образом внутри такой емкости затормаживаются биохимические процессы разложения тканей, также нейтрализуется жизнедеятельность всех видов микроорганизмов, попавших внутрь пакета в процессе разделки туши. Тут вам не стерильная лаборатория, грязи предостаточно. А где грязь, там… ну сами понимаете.

Самым сложным оказалось снять шкуру. Было бы проще выполнить это, порезав на лоскуты. Но, боюсь, что в этом случае ценность трофея очень сильно упадет. Так что пришлось поднапрячься. Пришлось нещадно кромсать плоть и скелет на транспортабельные фрагменты, чтобы отделить от шкуры. Короче, не стану уж очень углубляться в процесс потрошения монстра. Стоит отметить, не будь при мне артефактного ножика, я был бы вынужден снимать шкуру по частям.

Ожидаемо мои манипуляции с вкусной плотью привлекли внимание стаи «гиен». Пришлось ненадолго отвлечься и запулить в наглых тварей с полдюжины молний. Ха! Так и хочется в очередной раз продекламировать стишок из сказки братьев Гримм про храброго портняжку: «Силачом живу недаром, семерых одним ударом». Ну не семерых, но двоих-троих падальщиков за один удар точно лишал жизни. Проняло, после гибели десятка сородичей пустились наутек, недовольно повизгивая. Далее никто из представителей местной фауны меня не донимал.

Наконец шкура была отделена от плоти. Перед укладкой оценил размерчик. На глаз метров пять на два с половиной, весом под два центнера. Аккуратно сложил, перевязал веревками для надежности и поместил на собранную волокушу ко всем прочим моим трофеями. Не забыл также прихватить приличный шмат мяса для собственных нужд. Благо, транспортировочное средство было изготовлено не из «говна и палок», а на вполне приличном технологическом уровне, я не опасался, что она развалится под грузом трехсот с лишним кило. Взял бы много чего еще, да хоть всю тушу, у жадности глаза велики, но боюсь пупок развяжется тащивши.

Драгоценная «жемчужина» размером с мяч пинг-понга согревала мне душу в кармане штанов.

Ну всё, пора и честь знать. Следующий свой выход в Пустоши непременно посещу какое-нибудь Гнездо. Для начала, пожалуй, одно из тех, откуда ватажники вернулись благополучно. В памяти Ивана таковых десятка четыре, а еще пара дюжин тех, откуда он так и не дождался возвращения своих нанимателей. Но туда лучше пока носа не совать, хоть оно и любопытно.

Обратная дорога, по понятным причинам, заняла значительно больше времени.

К мосту через Тюменьку вышел едва не в сумерках. Помахал воинам запасной рубахой. Получив в ответ отмашку белым флажком, миновал мост и, под удивленные взгляды бойцов, направился в сторону ближайшей конторы по скупке охотничьих трофеев. В Гильдейскую, мне хода нет, ибо не являюсь членом официального сообщества охотников.

Зашел к старине Зябкинду Моисею Абрамовичу. Оно, хоть мужик ушлый, и торгуется, как в последний день своей жизни, но достигнутые договоренности — по словам бывалых ватажников — соблюдает честно. Раньше Ивану Силаеву обращаться к торговцам не доводилось. Вот теперь и настал момент свести знакомство с этим ушлым племенем.

Моисей Абрамович оказался мужчиной пожилого возраста не выдающихся статей. Единственным примечательным моментом его внешности было наличие пары спускающихся от висков до плеч седых косичек-пейсов, непременного атрибута всякого искренне верующего иудея мужескага пола.

Явление сельского дурня по кличке Жопа, к тому же, с богатыми трофеями, вызвало у хитрожопого представителя богоизбранного народа восторг и предвкушение того, как он быстро без особых мудростей объегорит не отличающегося умишком охотника. Однако я его сумел удивить, что, по большому счету, при моей-то ментальной восприимчивости не составило особого труда.

Собственно процесс торговли начался не стазу. Для начала, хозяин лавки извлек из навесного настенного шкафчика некий агрегат, напоминающий укороченный миноискатель и попросил меня распаковывать по его просьбе тот или иной пакет. Для начала он поднес свой прибор к свернутой шкуре. Не знаю, сколько и чего там показала стрелка, но даже этому весьма хитроумному дельцу, умеющему держать «покерфейс» в процессе торговли с ватажниками, не удалось удержаться от выражения бурной радости на физиономии. Впрочем, если бы даже он не подал виду, я все равно определил бы его эмоциональный фон, который, скажу вам, буквально зашкаливал. После шкуры процедуре проверки было подвергнуто поочередно содержимое каждого транспортировочного пакета.

Далее, вооружившись калькулятором, скупщик погрузился в какие-то загадочные вычисления и вскоре огласил сумму выкупа, явно взятую с потолка:

— Ну что же, молодой человек, двести целковых за всё про всё старый Моисей Абрамович готов вам заплатить.

Сука, раз в двадцать занизил истинную стоимость товара. Разумеется, я неподдельно возмутился:

— Пошел на хер, морда жидовская! Я тут корячусь, по Пустошам хожу, рискуя жизнью. Эвон тварюгу какую завалил, а ты мне пару сотен, как какому нищебродскому угрёбищу. Короче, моя цена пять тыщ за всё про всё. Не сговоримся, отправлюсь к Дворкину или Кузьмину… Хотя… — Я сделал вид, будто на меня вдруг озарение снизошло, — завтра устрою аукцион, кто больше даст, тому и добыча моя достанется.

От моего столь категоричного и резкого заявления глубоко посаженные до этого зенки торговца едва ли не вылезли из орбит.

— Но пять тысяч этот товар не стоит, — попытался тот наставить слишком жадного охотника на путь реальной коммерции.

— Лан, четыре с половиной тыщи и ни копейкой меньше. — Я почти вписался в сумму, мысленно обозначенную самим же торговцем.

— Три, — наконец-то господина Зябкинда проняло, и он понял, что Иван Силаев вовсе никакой и не дурачок-простофиля, а вполне себе клиент сурьезный, сцепиться с которым в торговой схватке вовсе не западло.

Впрочем, торговаться до слюней изо рта и соплей из носа я не стал. Снизил цену до четырех тысяч и категорически заявил, что это крайняя моя уступка. Как бы там ни было, столь ценную добычу ушлый представитель иудейского племени упускать не захотел. Скрепя сердце и бормоча под нос что-то неодобрительное насчет «жадных гоев», буквально лишающих несчастных потомков Иакова последней корки хлеба он вынужден был согласиться на мои требования.