Бессердечный принц. Раскол (СИ) - Мелевич Яна - Страница 17

Мне надоел ужас, испытываемый от каждого шороха или телодвижения незнакомых людей. Я устал от ладана и кладбища, что громоздкой ношей давили на плечи, как бы напоминая: осталось недолго, скоро сердце остановится. А я даже не узнаю, когда и где это произойдет, потому что не слышу его ударов в своей груди.

— Алексей Николаевич!

— Ваше императорское высочество!

В спину раздались отчаянные крики моих сопровождающих, но сквозь них прорывался смех. Все такой же холодный, чуточку хрустящий, точно первый выпавший снег.

«Смелый поступок, Алексей. Но сумеешь ли ты сдержать пламя революции, что десятина за десятиной поглощает страну?»

Вокруг замелькали мундиры вперемешку с одеждой многочисленных людей. Костюмы, рабочие комбинезоны сменяла форма, поверх которых крепились бронежилеты. Два унтер-офицера, держа в руках прозрачные щиты, упрямо отталкивали за линию неприкосновенности плотную массу людей. В них летели камни, различный мусор, кто-то и вовсе додумался до бутылки.

От стеклянного снаряда я ловко увернулся, а вот выскочившему за мной водителю досталось по касательной. Это сыграло мне на руку, дало время, чтобы добраться до десяти надзирателей, которые держали оборону и не давали бестолковой куче разбрестись по окрестностям.

Им дай волю, они бы все светофоры и камеры на выезде из города побили.

— Граждане! Просим уйти с дороги и не мешать движению транспорта. Прекратите бунт. В случае неповиновения будет применено оружие! — в очередной раз прокричал какой-то молодой офицер.

Естественно, никто его не послушал.

— Подите прочь, ироды! — захлебывался словами трясущийся старик. — Никуда не пойдем! Наше дело правое!

Серебристо-белая борода подметала асфальт, однако пожилой мужчина не сдавался. Впалой грудью он попер на сотрудника полиции, рядом с ним тут же вступил в схватку с надзирателем юный бунтовщик. Тот самый, который давеча от дубинки убегал. Темные волосы слиплись от пота, взлохмаченные пряди подхватил и потрепал сырой ветер, сгустивший над головами протестантов черные тучи.

Чем сильнее темнело небо, тем яростнее становились стычки. Обогнув дерущуюся троицу, я схватил за плечо взбешенного полицейского, за что едва не получил удар. Уловил только выражение лица и огромный взор карих глаз: настолько бедняга испугался, когда чуть не ударил цесаревича.

— Оружие, — сказал я коротко.

— Ваше императорское высочество? — не то пискнул, не то просипел мужчина.

— Пистолет мне дай.

Я протянул руку, и оружие легло на ладонь. Сжав ствол, я нащупал предохранитель с обеих сторон, сдвинул его и взвел курок. Все делалось быстро, на глазах ошарашенного полицейского, который все никак не верил, кто перед ним.

Мужчина знал, что отдавать табельное оружие нельзя. Никому. Вообще. За него сотрудники силовых структур отвечали головой и штрафами вплоть до уголовного преследования, однако сейчас было не до сантиментов.

— «Ворон»? — уточнил я марку.

— Э-э-э, да, ваше императорское высочество, — еще больше озадачился полицейский.

Неподалеку на асфальт рухнул неугомонный мальчишка. Прикрыв глаза, он сжался в комок, чтобы не затоптали и не забили дубинками. Взвыл нечеловеческим голосом, словно подал клич своим товарищам, а те с радостью бросились на выручку.

Лейб-гвардия императора не зря имела статус, привилегии и получала зарплату. Как только я уловил движение за спинами беснующего народа, с усмешкой я вытянул руку и, к вящему ужасу полицейского, произвел выстрел.

Бунт — это народный хаос. С ним ничего не сделать: либо остановить, либо возглавить. Я предпочел последний вариант, потому своим действием подал сигнал лейб-гвардейцам. Полыхнули первые фаерболы там, куда ринулись испуганные хлопками люди. Огонь и ветер, созданный тоже магом, превратились в неприступную стену и не позволили активистам разбежаться в стороны.

К счастью людей, пуля никого не задела. К несчастью для них, я не заботился об их безопасности.

— Цесаревич! Здесь цесаревич!

Опустив руку, я крепко стиснул пистолет и дождался, пока волнения улягутся. Шум, перешепотки постепенно стихали, люди поворачивались ко мне лицом. Кто-то вспомнил о заградительной условной линии, о которой говорили полицейские, а кто-то и вовсе искал у ненавистных силовиков мнимую защиту.

Без сомнения, меня снимали на смартфоны, цепкий взгляд уловил несколько фургончиков прессы. Камеры были направлены, лица сосредоточены, полицейские стояли на взводе. А лейб-гвардия — наготове. Назревал скандал, причем международный. Заголовки западной прессы завтра можно и не представлять.

— Итак, — я вернул замершему полицейскому пистолет и сцепил руки перед собой, — дорогие подданные. По какому поводу несогласованный бунт?

На меня уставились десятки глаз. Тогда-то я и понял: здесь не люди, а нечисть. От мавок с крашенными зелеными волосами и кожей цвета алебастра до старика-лешего. С бородой. Трясущегося, как трухлявый пень.

Ну что же. Какой народ, такие и протесты.

— Батюшки, — возопила водяница в длинной рубахе. Видимо, в ней же утопилась лет сто назад, может, двести.

Она схватила за руку стоящего рядом нелюдя, рухнула на колени, после чего шустро поползла ко мне. И упыря за собой потянула, который хоть и сопротивлялся, но весьма вяло и неохотно. Продолжая улыбаться, я позволил ей подобраться на расстояние удара, затем полицейский взял мавку на прицел.

— Насколько я помню у «Ворона» пуля девять миллиметров, покрытая серебром?

Нечисть сжалась, после чего опустила руку с камнем. Заскулил и ее собрат. Упырь попытался улизнуть, но его окружили надзиратели. Я же спокойно стряхнул невидимую пылинку с рукава, как будто не в меня только что чуть не бросили булыжник.

— Ультрафиолетовая прослойка. Выжигает в теле упырей и вампиров рану, которую нельзя залечить обычным для них способом, — ответил полицейский. Собрался наконец.

— Все-таки мы очень вовремя перевооружили наших доблестных защитников, — едко заметил я. Народ отступил еще на шаг, однако сбежать они бы не сумели.

Маги сзади, впереди полиция, по бокам лейб-гвардейцы с оружием.

— Юноша, поднимайтесь, — у ног раздалось шуршание после моих слов.

Оказалось, не просто подросток. Чупакабра с положенным рядом острых зубов и вертикальными зрачками. Протянув ему руку, я помог мальчишке встать на ноги, затем крепко стиснул хрупкое запястье. До хруста, скулежа и огромных бриллиантовых слез в уголках желтых глаз.

— Повторяю вопрос, — жестко сказал я, сжимая пальцы так, что стон перерос в крик боли. — По какому поводу бунт?

Заметив мой пришибленный вид и пристальный взор на рубиновых пятнах, Влад фыркнул. Прояснить ситуацию он счел своим долгом только после минутной паузы, за которую я успела трижды похоронить Оксану.

— Это не моя кровь.

Я приподняла брови, затем громко фыркнула. Всевышний, да кого вы волнуете, командир?

— И не мечтайте, ваше превосходительство, — язвительные намеки Влад проигнорировал. У него вообще прекрасно работала защита на любые замечания с моей стороны. — Оксана в порядке?

— Что у вас входит в понятие «порядок»?

У меня руки зачесались, зажгло ладони от желания оставить отпечаток на щеке Ящинского. Ярко-красный, чтобы издалека каждый ефрейтор в городе видел и взгляд отводил. Именно в эту секунду я ненавидела Влада больше всего на свете.

Все в рамках наших с ним отношений: обоюдная неприязнь, подпитываемая желанием поубивать друг друга. Уверена, Влад бы отправил меня за решетку, предоставь Алексей подобную возможность. Сам бы провел допрос, а после отдал приказ о казни.

— Чья это кровь? — с преувеличенным равнодушием поинтересовалась я, когда наконец взяла себя в руки.

Хватит с него удовольствия. Посмотрел на мои эмоции, почувствовал — и достаточно. Даже с Рябова все краски сошли, лицо стало белее кружевных салфеток в нашем доме.

— Начальника охраны дворца, — ответил Влад. Видя мое непонимание, он соизволил сухо дополнить отчет: — Принял какую-то дрянь, лекарь не успел на вызов. Подонок захлебнулся собственной кровью раньше.