Черный дембель. Часть 1 (СИ) - Федин Андрей - Страница 21
- Предыдущая
- 21/54
- Следующая
— Выбирайся из коробочки, чмо! — потребовал я. — Никто, кроме нас! Слышал о таком⁈ Сейчас я тебе это объясню!
Я заметил на земле свою сигарету — неуклюже поднял её, сдул с неё пыль и сунул сигарету за ухо. Засучил рукава, сквозь зубы сплюнул на переднее колесо автомобиля.
Сжал кулаки, потребовал:
— Выходи, чмо синюшное! Накажу тебя! Узнаешь, что такое советская десантура!
Белобрысый покачал головой. Он тихо выругался, стиснул зубы. Из-под бровей взглянул через грязное лобовое стекло в направлении поворота к посёлку. Со стороны Верхнего кладбища донеслось рычание мотоциклетного двигателя и громкие щелчки. Я повернул голову; вскоре увидел уже знакомый мне «ИЖ-56» с коляской и восседавшего на нём Степана Кондратьевича. Мужчина ехал неторопливо; без мотошлема и без очков. Почти не пылил. Степан Кондратьевич заметил меня. Но не махнул рукой и не просигналил. Коляска дребезжала, двигатель мотоцикла рычал и щёлкал, будто отмерял пройденное расстояние. Мотоциклист свернул в посёлок — рычание и щелчки стали тише.
Я снова взглянул на белобрысого; стукнул себя кулаком по груди и крикнул:
— Выходи, чмо! Я тебя щас на карантин отправлю! Или ты уже обоссался от страха⁈
Моё требование громким карканьем поддержали оккупировавшие пустырь вороны. Я взмахнул согнутой ногой: изобразил карикатурное карате. Топнул сандалией по дороге, поднял облако пыли.
Белобрысый шумно выдохнул. Произнёс красивую фразу, которая в переводе с матерного на литературный язык прозвучала бы как: «Сударь, вы сами меня вынудили вас жестоко наказать». Он распахнул дверцу.
«Кар!» — среагировали на появление водителя «Запорожца» вороны. Две крупные чёрные птицы уселись на большой камень, будто заняли места в зрительном зале. Пристально рассматривали меня и моего соперника.
«Согласен с вами, — мысленно ответил я птицам. — В машине он выглядел… поменьше». Расставил локти, перешагнул с ноги на ногу. Двумя руками подтянул почти до пупка штаны.
Белобрысый выпрямил спину, расправил плечи. Я отметил: ростом он мне заметно уступал, но был шире в плечах и на десяток килограмм тяжелее. «Это плохо», — подумал я.
Водитель сунул руку в карман брюк. Угрожающе ухмыльнулся. «Нож или кастет?» — прикинул я. Шагнул белобрысому навстречу. «Двоечка»: в лоб, в челюсть.
Мужчина взмахнул руками, ударился об автомобиль и повалился на землю. Рядом с ним о придорожные камни звякнул металлический кастет. «Это плохо, — снова подумал я. — Как же я тебя понесу?»
— Ничего, Сергей Леонидович, — пробормотал я. — В этой жизни тебе не только тощих девиц придётся на себе носить.
Я взял белобрысого за грудки, усадил его, прислонил спиной к «Запорожцу». Изо рта водителя потекла подкрашенная кровью слюна. Я брезгливо скривил губы, но всё же забросил мужчину себе на плечо.
— Да, уж. Это не Котова…
«Кар!» — обиженно прокричали вороны.
— Ну, а что вы хотели? — ответил я им. — Всё. Цирк уехал. У клоунов закончился рабочий день.
Подбросил свою ношу, чтобы та удобнее расположилась на моём плече; шагнул на дорогу и произнёс коронную фразу волка из старого советского мульфильма про козлят:
— Баста, карапузики, кончилися танцы.
Я занёс водителя «Запорожца» во двор Прохоровых. Белобрысый ещё не шевелился, помечал наш путь тонкими прерывистыми струйками красноватой слюны. Врезал я ему не в полную силу, но и не аккуратничал. Но всё же предполагал: его челюсть треснула в паре-тройке мест. Меня это обстоятельство не беспокоило: я не собирался с белобрысым вести беседы. Всё, что хотел, я уже узнал у его напарника: расспрашивал того тщательно, настойчиво. На проведение очной ставки для похитителей Ильи Владимировича у меня не осталось ни времени, ни желания.
Артур и Кирилл сидели за столом около летней кухни, когда я ударом ноги распахнул калитку. Комсомольцы вскочили со своих мест при моём появлении, рванули мне навстречу. Они рассматривали мою ношу, пугливо озирались по сторонам. Забросали меня вопросами, от которых я отмахнулся. Краем глаза я заметил глубокую яму под кустом пиона. Но не остановился рядом с ней — сразу проследовал к сараю. Уложил белобрысого на землю около вольера. Из будки выглянула собачья морда — пёс жалобно тявкнул и заскулил. Кирилл схватил меня за руку. Я обернулся, заглянул в глаза брата.
Успокоил его:
— Живой он.
Показал парням свои ладони, сказал:
— Я ж не зверь, пацаны. Несильно его приложил.
Толкнул белобрысого ногой.
— Но очнётся он не скоро. Вырубил я его своей «коронкой».
Поправил тельняшку; убедился, что не испачкал её.
Велел Артуру принести верёвку.
Спросил у младшего брата, о темноволосом пленнике.
— Уже не стонет, — сказал Кирилл. — Немного пошумел и затих. Мы не заходили к нему. Как ты и просил.
— Вот и молодцы.
Я приоткрыл дверь сарая. Вдохнул запахи мочи, мышей и гнили. Встретился взглядом с пленником. Мужчина смотрел на меня не грозно — испуганно: он не забыл о нашей беседе. Пленник взглянул на оставленные мной на ящике инструменты. Замычал. Я приободрил его улыбкой. Пинками откатил мужчину к дальней стене, освободил место на полу для второго тела. Прохоров принёс мне бельевой шнур. Я упаковал белобрысого качественно: связал ему руки и ноги, соединил их вместе. Убедился, что водитель «Запорожца» дышит — заткнул ему рот подвернувшейся мне под руку мешковиной.
Свет в сарае я погасил. Закрыл дверь на щеколду. Взглянул на выбравшегося из будки пса — тот поджал хвост. Часы подсказали, что я возился с похитителями директора швейной фабрики меньше часа. Прохоров и Кирилл внимательно наблюдали за мной. Я вернул Артуру испачканную дорожной пылью сигарету — Прохоров тут же прикурил её (будто по команде), выдохнул в собачий вольер струю дыма. Кир озадаченно поглядывал на красноватое пятно, что осталось на том месте, где я связывал белобрысого водителя. Я прошёл мимо парней, мазнул взглядом по яме под пионом, сполоснул в умывальнике руки.
— Что нашли под кустом? — спросил я.
Кирилл и Артур переглянулись.
Прохоров провёл пальцем по усам, снова затянулся дымом.
Мой младший брат сказал:
— Серый, там…
— Сам посмотри, — предложил Артур. — Мы занесли банки в кухню. Мало ли… Ещё увидит кто-то.
— Банки? — переспросил я.
Вытер о полотенце руки, посмотрел на лица парней.
Комсомольцы стояли навытяжку, будто солдаты на торжественном построении.
Ветер шевелил их волосы, помахивал листвой пиона.
— Некогда мне разглядывать ваши банки, — сказал я. — Что там? Деньги? Или золото?
— Деньги, — ответил Прохоров. — Много. Я… не знал, что у отца есть… столько.
— И жестянка с монетами, — сказал Кир. — С золотыми, царскими.
Я ухмыльнулся, покачал головой.
Подумал о том, что Артур почти угадал: тогда, в прошлой жизни. Вот только оказалось не «или, или» — Илья Владимирович прятал под пионом и золото, и деньги.
Я указал пальцем на парней и скомандовал:
— Яму под кустом засыпать. Быстро и качественно. Сейчас же! Вам ясно?
Комсомольцы кивнули — синхронно, словно предварительно потренировались.
— Во-вторых, — сказал я, — о своей находке не говорите никому.
Посмотрел на лица парней и уточнил:
— Вообще никому! Наказание за покупку и хранение золотых монет — вплоть до расстрела. Это не шутки, пацаны. Вам понятно?
— Да, — хором отозвались парни.
Позабывший о сигарете Прохоров нервно потирал усы.
Кирилл покусывал губы.
Парни стояли плечо к плечу, не сводили с меня глаз.
— Банки… и жестянку заверните в старые мешки и спрячьте в погребе, — сказал я. — У дальней стены. Забросайте картошкой. Илья Владимирович вечером сам с ними разберётся.
— Ладно.
Я указал в направлении сарая, из которого пока не доносилось ни звука.
— Следите за пленными, — напутствовал я парней. — До вечера они под вашим присмотром. Им не нужно ни есть, ни пить, ни писать. Потерпят. Главное, чтобы они просидели в сарае до моего возвращения. Уяснили?
- Предыдущая
- 21/54
- Следующая