Главный Претендент приговорен к величию. Том 2 (СИ) - "Оро Призывающий" - Страница 27

Я просто перехватил его одной рукой и поднял перед собой за воротник плаща.

— Ну вот и всё, шкет, — заметил я. Он задёргал руками, попытался вырваться или ударить меня, однако всё без толку.

— Э-это всё отец! — на глазах Зандера выступили слёзы. — Я-я н-не хотел!

Эх!.. Ещё пару часов назад я бы просто свернул ему шею, и всё дело с концом. Но… послушав истории из прошлого моей команды, я понял, что все мы здесь похожи.

Наверняка у этого парня тоже есть грустная история за душой, от которой он и сделался таким мерзким и злым. Да и таких слабаков убивать как-то не под стать самой Розовой Чуме.

— Тебе ведь тоже есть что вспомнить, Зандер? — предположил я, продолжая держать его.

— А?..

— И всё дело там наверняка в семейных травмах и дрязгах, — заключил я со знающим видом.

Дело в них. Дело всегда в них.

Шкет лишь быстро закивал, умоляюще заглядывая мне прямо в глаза.

Как говорится, тайна человеческой души заключена в психических травмах детства. Докопайся до них — и начнётся исцеление.

— Отец заставлял тебя делать то, что ты не хочешь? — я грустно вздохнул.

— Д-да, постоянно! — завопил шкет.

— Кажется, — я постучал пальцеи по подбородку, — он проецировал на тебя свои неудавшиеся надежды и, не желая принимать тебя таким, как есть, требовал прыгать выше головы вместо того, чтобы просто любить тебя?

Шкет грустно кивнул и утёр сопли. Кажется, после моей реплики он даже чуть-чуть вырос.

— Обманул систему, пропихнув тебя в Императорскую Битву — но даже не спросил, хочешь ли ты быть всего лишь пешкой в игре за власть, где ты можешь в любой момент погибнуть?

Шкет снова закивал, соглашаясь…

— Эй! — Прайд склонился у меня над ухом. — Ты чего творишь⁈

— А на что это похоже? — шёпотом отозвался я в ответ. — Спасаю человека от преследующих его психологических комплексов и прорабатываю травмы детства!

Я довольно улыбнулся. Какой же я всё-таки молодец.

Ай!

Меня что-то укололо; глянув вниз, я увидел, что шкет, воспользовавшись моим моментом психотерапевтического самолюбования, попытался пырнуть меня кинжалом.

Само собой, он только погнулся о мою пуленепробиваемую кожу. Но всё равно же обидно!

— Ох… — печально вздохнул я.

И со всей дури вмазал шкета в пол, отчего тот разлетелся в кровавый фарш.

— Некоторые люди просто не хотят становиться лучше, — подытожил я, оборачиваясь на команду и пожимая плечами.

\ Поздравляю, вы прошли на следующий этап. \

\ До конца второго этапа осталось закончить поединки еще девяти пар. \

\ Подготовьтесь к следующему этапу. \

Может быть, кто-то другой поступил бы… иначе. То есть, прикончил бы своего лучшего друга, чтобы не умереть самому. Это логично. Это выгодно. Это просто-напросто вытекает из проблемы!

Но, похоже, тот, кто мог бы так поступить, никогда не знал, что это такое — настоящая крепкая мужская дружба.

Биб-ба и Бобу — знали. И у них был другой выход. Нелогичный, невыгодный, радикальный. Такой, что могли избрать только настоящие друзья.

…два участника Битвы сидели на поваленном бревне и молча смотрели на закат. Молчание затягивалось; веяло тёплым и приятным ветром, но вместе с тем в воздухе витало и что-то ещё.

Затем один из них вздохнул.

— Знаешь… — заметил он другому. — Даже не верится, что мы решились на этом.

Второй пожал плечами.

— Мы ведь друзья.

— Да. Мы друзья, друг.

— Самые дружеские друзья во всей Галактике.

— Крепкая мужская дружба.

— Крепче некуда.

Пауза вновь повисла; Биб-ба и Бобу глядели на две ярко-оранжевых ягоды, лежащими перед ними.

Две ядовитые ягоды. Нейротоксин, парализующий мозг в считанные секунды. Вот он, выход настоящих друзей. Проглотить их вместе, и будь что будет.

— Пора, — произнёс один.

— Пора, — согласился другой.

— Не знаю, встретимся ли мы ещё где-нибудь, когда-нибудь… может, в ином, лучшем месте…

— И я тоже не знаю. Но на всякий случай — прощай, друг.

— Прощай, дружище.

Две руки синхронно потянулись к ягодам; закинули их в рот. Два глотка, томительное ожидание…

Первым с бревна на траву повалился Биб-ба. Бобу уставился на него взглядом, полным скорби и печали, но сделать или сказать что-либо ещё не успел, потому что рухнул следом.

Солнце отдалённой планетки продолжало медленно клониться вниз.

Война. Война стирает любые моральные рамки, заставляет тебя забыть, что ты вовсе человек. Но именно в этом и состоит последняя надежда — цепляться за свою человечность, видеть нечёткую грань между злом и добром!..

Так приговаривал дед, отправляясь вечером подкладывать вонючие бомбы под двери ЖЭКа.

— Не-е-е-ет!! — заорал я, вскакивая на ноги и кидаясь вперёд…

Но уже было поздно. Два симпатичных щеночка, которые умильно пучили глазки и виляли хвостиками, ни о чём не подозревая, зависли в воздухе — и исчезли в зелёной пасти громадного бронированного жука.

— Да твою ж мать! — возмутился я, плюхаясь обратно в кресло. — Можно было этого не показывать? Я же тут ем вообще-то!

— Люканиды всеядны, — продолжил невидимый комментатор, пока насытившийся жук потрясал своими конечностями и мерзко стрекотал. — Нет такого вида живых существ, которых они не желали бы употребить в пищу. Вместе с невероятной жестокостью и полным отсутствием эмпатии это делает их одними их самых опасных хищников в известной нам Вселенной. Только родившись на свет, юные люканиды попадают в котёл каннибалистического безумия — их собственные сородичи, включая отца и мать, охотятся на них, стараясь разорвать на куски и сожрать…

Всё это подробно, в красках демонстрировалось на экране. Я ещё раз посмотрел на миску с космокрабами — и отставил её в сторону.

Не сегодня, космокрабики.

— … и, разумеется, в этой бойне выживают только самые свирепые, хитрые и беспринципные твари. Люканиды с первых же дней учатся идти по головам, подставлять и пожирать друг друга. К моменту полового созревания они представляют их себя матёрые машины для убийства, лишённые любого рода сантиментов. Именно по этой причине люканиды стали цепными псами Чужих, которых те отправляют в самые горячие точки, твёрдо зная: их хитиновые приспешники не пощадят никого, убьют каждое живое существо на своём пути, осквернят все святыни, которые увидят, и…

— Да уж, — заключил я, зевая и выключая ролик. — Мрази они, похоже, первостатейные. Всё понимаю, но осквернять святыни и жрать щенков?

— Выдыхай, — скептически хмыкнула Фрида, запуская руки в миску с космокрабами (ей ролик аппетита, кажется, не испортил). — Учти, что это всё-таки пропаганда, и они тут сгустили краски.

— Насколько? — я приподнял бровь. — На пару процентов?

Нет, я вовсе не был наивным дурачком, принимающим на веру всё, что только покажут по телевизору. Но… серьёзно! Гигантские всеядные жуки, чьи жвала истекают слизью, а культура построена на выживании сильнейших — насколько хорошими они могут быть?

— В том-то и дело, — хрустнув снэком, Фрида пожала плечами. — Мы не знаем, насколько. А знаешь, почему? Потому что мы их не спросили. Ролик — компьютерная анимация, от начала и до конца, за исключением пары общих видов.

— Угу, — согласился я, откидываясь назад. — Думаю, твари, которые убивают и жрут всё на своём пути, вряд ли согласились бы сняться в ролике вживую.

Серьёзно. Даже если они не жрут щенков… ну, я уверен, они уж точно жрут котят!

— Можно подумать, мы лучше, — поморщилась Фрида, медленно качая головой. — Это не война чёрных и белых, как в ваших с Прайдом шахматах. В Галактике царит серая мораль, а пропаганда всегда лепит из врагов чудовищ.

— Пропаганда пудрит мозги тем, кто в неё верит, а я предпочитаю думать головой, — я постучал пальцем по виску.

— Ха. Думаешь, на тебя она не действует? — Фрида уставилась на меня со снисходительным выражением лица. — Пропаганда — жуткая вещь, она состоит из множества слоёв. Тебе специально дают заметить один-два верхних слоя, чтобы ты почувствовал себя умным и ходил, гордый донельзя тем, как тебя не обманули. Но она работает так тонко, что порой ты даже не заметишь её…