Юсупов. Серое Братство (СИ) - "Каин" - Страница 13

Коля покинул комнату. Я же поднялся с кресла, прошелся к окну, открыл створкуи упёрся руками в подоконник. Глубоко вздохнул свежий воздух и прикрыл глаза, пережидая симптомы выгорания. Пальцы похолодели и слегка подрагивали, а в затылке начала распространяться тупая боль. Я с сожалением подумал, что сила Темноглазого графа полностью во мне перегорела, поменяв цвет. А жаль. Она очень хорошо держала меня в тонусе почти сутки. Даже после помощи дяде, я чувствовал себя прекрасно.

Чтобы быстрее прийти в себя, я потер ладони, заставляя силу разгореться и попасть в кровь. Она прокатилась по сосудам горячей волной. Но легче не стало. Потому что в голове сразу же одна за другой принялись всплывать мысли, от которых боль только усилилась. И первой мыслью, которая не давала мне покоя, было то, как этот внушаемый мальчишка попал в частную дружину?

Следующим вопросом было то, как стрелок смог так легко разобраться со вторым дружинником, который пытался его остановить? Да, бывший гвардеец с боевым прошлым, скорее всего, смог бы оказать сопротивление, но…

Убийца даже не был ранен. Словно напарник не пытался стрелять. Или промахнулся от волнения. И это было странно. Таких неопытных охотно берут в армию, где за годы рекрутства всему обучат, да еще и деньги платить будут. А в частные дружины старались набирать людей после службы. Плюсом было бы участие в боевых действиях. Чтобы в случаях, подобных сегодняшнему, тело реагировало рефлекторно. И руки при этом не дрожали. Здесь же все было как-то… неправильно.

— Странно все это, — едва слышно пробормотал я.

Можно было бы поверить, что парня взяли по знакомству. Но это предположение я отклонил, так как был уверен, что вряд ли кто-то стал бы рисковать своей честью ради обычного парня. То, что Коля был не из благородных, я уже понял. Почему в таком важном месте, как фонд, не озаботились достойной дружиной? Вопрос оставался открытым.

В дверь постучали. Я поморщился и произнес:

— Войдите.

Створка распахнулась, и в кабинет вошла Муромцева.

— Вам тоже потребовалась терапия после случившегося? — не оборачиваясь, уточнил я.

Признаться, я ожидал любой реакции. Вспышки злости, или показное презрение. Даже сарказм. Но девушка меня удивила.

— Странный вы человек, Василий Михайлович. Менее получаса назад вас могли убить. А вы, мало того, что после этого спокойно провели терапию, так еще и шутите.

Я обернулся, взглянул на Муромцеву. Она склонила голову к плечу и устало улыбнулась. Я же прошел к креслу и опустился в него, откинувшись на спинку.

— Убить не могли. Вернее, не хотели.

Девушка скрестила на груди руки и удивленно подняла бровь:

— Вероятно вы не заметили, княжич, но тот нездоровый человек навел на вас пистолет.

Я рассеянно кивнул:

— Верно. Навел на меня оружие. Но стрелок разобрался с одним из дружинников, вышел из-за здания и добил жертву за время, пока я бежал к раненому. Так что если бы он хотел выстрелить еще раз — то легко бы это сделал. И я даже не успел бы активировать силовую броню. А даже если бы успел, то не продержался бы и секунды против ветерана. Но он не стал стрелять.

Виктория поджала губы:

— Полагаю, вы поняли это после произошедшего. Но в тот момент вы неслись навстречу вооруженному человеку, совершенно не защищая себя. И о чем вы только думали?

— О том, что человеку на траве нужна моя помощь, — коротко ответил я и тряхнул головой. — Некоторые вещи мы делаем, не обдумывая, на автомате. Обычно лекари именно так поступают.

— Но вы душеправ! — возразила секретарь.

— Вы говорите так, словно это что-то плохое. Будто не считаете меня лекарем.

Собеседница закатила глаза, всем своим видом давая понять, что я попал в точку.

— Так дело в этом? — повеселел я. — Вы презираете мою профессию.

— Вовсе нет, — горячо возразила Муромцева.

— А за что же вы так меня невзлюбили? — полюбопытствовал я.

Девушка набрала в грудь воздух, собираясь выдать длинную тираду. Но осеклась и закрыла рот. Я выжидательно смотрел на нее, не говоря ни слова.

— Вы меня удивили, Василий Михайлович, — наконец сказал она.

— Это я еще не старался, — отмахнулся я.

— Вы не особо хорошо выглядите, — заметила Виктория нахмурившись.

— Говорю же, что не стараюсь. Но вы как-то очень скоро перешли от комплиментов к осуждению.

Девушка приоткрыла дверь и приказала моей помощнице:

— Подай мастеру отвар или энергон. И быстро.

Лидия почти сразу внесла упаковку батончиков и залепетала:

— У вас есть запас в шкафчике.

— Я еще не сориентировался, — ответил я, снимая упаковочную бумагу с батончика. — Спасибо.

Лидия покосилась на Муромцеву и выскользнула из кабинета. Секретарь подошла к столику и налила в стакан воду из графина. Затем подозрительно принюхалась к жидкости и лишь потом подала ее мне.

— Вы думаете, что меня тут отравят? — удивился я.

— Не нравятся мне лекарни, — неожиданно призналась девушка, а потом дернула плечом. — А тут все такое странное. Словно с картинки. И мне от этого всего не по себе.

— Значит, у вас нелюбовь к лекарням в целом, а не к душеправу в моем лице, — резюмировал я.

— Прекратите меня анализировать, Василий Михайлович, — насупилась Муромцева, но я только развел руки:

— Снаружи на двери есть табличка, на которой указано, что этот кабинет принадлежит душеправу. И анализировать поведение хворых — моя работа.

— Я не хворая, — возмутилась Виктория, и я важно кивнул, дожевывая батончик:

— Отрицание. Это первая стадия к излечению. И ее проходят все мои пациенты. А еще я рад, что вы начали со мной разговаривать.

— Я и раньше с вами говорила, — начала было девушка, но я покачал головой:

— Вы огрызались и рычали, Виктория Ильинична. А сейчас вы перешли к диалогу. И это меня радует.

Щеки девушки покраснели. Вряд ли кто-то говорил, что когда она злилась, то становилась особенно привлекательной. Мне вдруг захотелось сделать кое-что нелогичное. Подойти к девушке, вынуть шпильки из ее волос, позволив локонам выскользнуть из тугого узла и рассыпаться по спине. Но я остался на месте, пораженный собственным мыслям. Похоже, меня здорово повело после лечения. Откаты обычно не бывали такими странными. Я развернул второй батончик.

Девушка замялась, словно бы хотела что-то сказать. Я предположил, что знаю причину ее переживаний.

— Я не расскажу мастеру Круглову о том, что произошло.

— Он и так все узнает, — скривилась девушка и подошла к окну.

— Но если он спросит — я отвечу, что вы отлично себя проявили и закрыли меня от пуль.

— Но все было не так, — она нахмурилась.

— Вы просто не успели. Я прыткий для душеправа. И вы не ожидали, что я такой хороший бегун.

— Признаюсь, ожидала, что вы застынете столбом. Если честно, то думала, что вы сами встанете мне за спину.

Я усмехнулся:

— Жаль, что разочаровал. Но в свое оправдание скажу, что в следующий раз я обязательно спрячусь за вашей спиной.

Виктория насупилась:

— Следующего раза не будет. Я больше не позволю вам рисковать собой. Пока вы под моей защитой…

Я поднял руку, призывая собеседницу замолчать.

— Бросьте. Мы с вами оба понимаем, что Круглов решил перестраховаться и вынудил вас стать нянькой. Вам это не по вкусу. И мне тоже не особо нравится, что приходится терпеть ваше кислое лицо.

Виктория нахмурилась, и я указал на нее пальцем:

— И такое выражение вас не красит. Вам никто не говорил, что так вы кажетесь старше. К слову, сколько вам лет?

Муромцева взглянула на меня с такой злостью, что взглядом можно было плавить металл. Но я стойко его выдержал:

— Не говорите, что неприлично спрашивать даму о возрасте. Я же вижу, что едва ли старше меня. Скажите, как так вышло, что вы уже имеете боевой опыт? Во сколько вы начали службу? Я знаю, что кадеты выходят в рекруты в пятнадцать. Но для этого вы должны быть бастардом. А вы человек с отчеством, а значит, с титулом…