Охотник - Френч Тана - Страница 24

— Мне — да, — говорит Том Пат. — Я б сказал, оно типично. Дед Анн Мари — старый Мик Фини, а Мик Фини девчонок ни в грош не ставил. Считал, что они ужасные болтушки, все до единой, вода в решете… о присутствующих дурного слова не скажу. — Оделяет всех улыбкой. Миссис Куннифф прицокивает языком. — У него одни дочки народились. Я б решил, он никому не говорил и ждал, чтоб у Анн Мари парнишка подрос, кому такое передать. Да только возьми да и случись у Мика инфаркт, вот и помер он, не успев.

— И никому это не диво, кроме него самого, — ехидно замечает Норин. — Я слыхала, у него в чулане битком бутылок было, пришлось контейнер заказывать. Немудрено, что он насчет того золота ничего не предпринял. У него другие занятия были.

— И если б не этот англичанин, — говорит миссис Куннифф, прижимая ладонь к лицу, — тайна эта потерялась бы навеки. А мы всю жизнь расхаживали бы по золоту, а сами ни сном ни духом.

— Вот что бывает, когда люди ничего не делают, — говорит Норин. Выдержав предельно возможное для себя время бездействия, она возвращается к приборке. — Одному богу известно, сколько поколений Фини — ни один из них — нихера насчет того золота не предприняли. Хоть у англичанина этого соображения откуда-то хватило взяться за дело. Самое, блин, время.

— Ты с этим англичанином повидаешься же, а, Тереза? — спрашивает миссис Куннифф, бочком пододвигаясь к Трей. — Можешь спросить его, нет ли чего на нашем участке? Норин говорила, оно в реке, и уж конечно, мы всего в нескольких ярдах от реки-то. Сама я копать не могу, у меня спина жуть что творит со мной, а вот Джо для рытья очень годится. Сад умеет насадить, оглянуться не успеешь.

Судя по всему, где-то по дороге с горы золото превратилось из возможности в несомненность. Трей не понимает толком, чтó она об этом думает.

Сгружает свои покупки на прилавок и добавляет пакет картофельной стружки — в уплату за то, что выполняет за Мэв ее работу.

— И двадцать «Мальборо», — говорит она.

— Ты молодая слишком, чтоб курить, — ставит ей на вид Норин.

— Это отцу.

— Надо полагать, — соглашается Норин, бросая на Трей еще один подозрительный взгляд и поворачиваясь за сигаретами. — Кел тебе ввалит, если курево унюхает. Запомни.

— Ну, — отзывается Трей. Ей хочется уйти.

— Иди-ка сюда, а-халинь[28], — велит Том Пат, подзывая Трей. — Я б сам подошел, да только всю силу в ногах потратил, пока сюда добрался. Подойти сюда, я на тебя гляну.

Трей предоставляет Норин пробивать покупки и подходит к Тому Пату. Тот берет ее за запястье, тянет на себя, чтоб разглядеть поближе, — глаза у него заволокло пленкой. От Тома Пата пахнет разогретым сараем.

— Ты вылитый дедуля твой, — говорит он ей. — Мамки твоей отец. Хороший человек был.

— Ну, — говорит Трей. — Спасибо. — Дед помер еще до того, как она родилась. Мамка вспоминает о нем редко.

— Скажи мне вот что, — говорит Том Пат. — Ты и янки тот, который на земле О’Шэев. Вы кресла-качалки делаете?

— Бывает, — говорит Трей.

— Мне кресло-качалку бы, — поясняет Том Пат, — перед очагом, зимой. Страх как много я в эти дни думаю про зиму, чтобы мне стало попрохладней. Сделаете как-нибудь такое для меня? Маленькое, ну, чтоб ноженьки мои до земли доставали.

— Ну, — говорит Трей. — А то. — Она соглашается почти на любую работу, какая ни подвернется. Трей в курсе, что по каким-то официальным там причинам, каких она не понимает и до каких ей нет дела, Келу здесь работать нельзя. Один из ее страхов в том, что он не сможет зарабатывать вдоволь денег на жизнь и ему придется вернуться в Америку.

— Хорошая ты девочка, — говорит Том Пат, улыбаясь ей. Немногие зубы в его запавшем рту смотрятся здоровенными, как у лошади. — Вы б заехали ко мне, прикинули, как и что. Я уж не вижу ничего, чтоб самому за руль.

— Келу передам, — говорит Трей. Том Пат все еще держит ее за запястье, вялые костлявые пальцы потряхивает нечастым тремором.

— Твой папка полезное дело для всей этой округи затеял, — говорит ей Том Пат. — Такое не для пары землекопов на паре полей. Через несколько лет мы сами себя не узнаем. И все благодаря твоему папке. Гордишься им, а?

Трей помалкивает. Чувствует, как молчание заполняет ее, словно жидкий бетон.

— Да уж, когда это ребятня ценила родителей своих? — вздыхая, произносит миссис Куннифф. — Скучать будут, когда нас не станет. Но ты от меня передай отцу своему, Тереза, что он большой человек, как ни крути.

— Послушай-ка, а-стор[29], — говорит Том Пат. — Ты Бриана нашего знаешь? Мальчонку моей Элейн. Рыжий такой.

— Ну, — говорит Трей. Бриан ей не нравится. Он учился в одном классе с Бренданом. Заводил его так, что Брендан выходил из себя, а сам бежал жаловаться учителю. Ни одному Редди никто никогда не верил.

— Дружок этот ваш, сассенах, ему ж понадобится кто-то речку просеивать. А? Ботинки свои дорогие мочить не захочет небось.

— Не знаю, — говорит Трей.

— Бриан — парень некрупный, зато сильный. И ему полезно. Этому парню впрок пошел бы тяжкий труд, чтоб голова на место встала. Мамка его с ним слишком нежничает. Отцу-то скажи про то, ага.

— Не один Бриан ту работу хочет, — вставляет Норин, более не в силах молчать. — Полно кругом парней, кому только дай себя показать. Мой Джек завтра придет в паб, Тереза, вот что. Ты скажи отцу своему, чтоб познакомил Джека с этим англичанином.

— Не знаю, нужен ли ему кто, — говорит Трей. — Я с ним еще не видалась.

— Ты это в голову не бери. Просто отцу скажи, да и все. Сможешь запомнить?

Все они пылко сосредоточились на Трей — она к такому не привычная. Все кажется очень странным, как в паршивом старом фильме, где пришельцы вселяются в тела людей.

— Мне пора, — говорит она, выпрастывая руку из хватки Тома Пата. — Мамке надо ужин готовить.

— Тридцать шесть восемьдесят с тебя, — говорит Норин, ловко сдавая назад. — Сигареты жуть какие дорогие. Чего папка твой на вейп не перейдет? Я Десси перевела на вейпы эти самые год назад, он с сигарет у меня слез полностью… не смотри на меня так, я знаю, какой он вчера был, нос у меня исправен. Но в основном.

Колокольчик в дверях весело звякает, и входит Ричи Кейси, смердя овечьим дерьмом и отчищая сапоги о коврик.

— Блядское пекло, — говорит он. — Овцы подходят и умоляют, чтоб их обрили, если шерсть на них не расплавится быстрее. Как дела, Тереза? Как папка твой?

Ричи Кейси не сказал Трей за всю ее жизнь ни единого слова.

— Шик, — отвечает она, суя сдачу в карман, и выметается, прежде чем кто-нибудь сделается еще страннее.

На то, чтоб навести в голове порядок и понять, что вообще происходит, Трей тратит чуть ли не всю дорогу домой. Все эти люди что-то хотят от нее. Им нужна ее помощь — так же, как она была нужна ее отцу вчера вечером.

К тому, что кому-то, кроме матери, нужна ее помощь, Трей не привыкла. Матери ее нужно всякое вроде сходить в лавку или прибраться в ванной — немудрящее, где Трей не надо ничего выбирать, у этих занятий нет никаких неявных смыслов и последствий. Тут же дело другое. Люди хотят, чтобы она делала для них что-то такое, что в ее власти делать или не делать, — такое, что в любом случае имеет неявный смысл.

Трей всегда предпочитала немудрящее. Первый порыв — этот новый расклад не принять, но постепенно, по мере того как она поддергивает тележку за собой по каменистой тропе, в уме у Трей расклад этот меняется. Едва ли не впервые в жизни у Трей есть власть.

Она крутит расклад в уме, пробует на вкус. Она довольно-таки уверена, что Кел сочтет план ее отца и особенно участие в нем Трей паршивой затеей, но Трей не кажется, что это надо принимать в расчет. Кел — отдельно. На размышления о том, прав Кел или нет, она не тратит почти никаких усилий — и потому что обычно он прав, и потому что это ничего не меняет.

Жар опаляет ей макушку. Над вереском кружат и ноют насекомые. Она вспоминает пальцы Тома Пата, хрупкие и тряские, у себя на запястье и вперенный в нее жадный взгляд выпученных глаз миссис Куннифф. Вместо того чтобы отвергать их, ум Трей устремляется этим новым обстоятельствам навстречу. Пока неизвестно как, однако Трей ими воспользуется.