И такая судьба (СИ) - Леккор Михаил - Страница 6

— Хм! — хмыкнула Даша и вопрошающе посмотрела на мужа. Тот соглашающе кивнул, спросил:

— А дальше что было? Поговорили, надеюсь, обо мне?

— То-то государь так ласков был со мной, — как бы про себя сказала Даша и уже громче сказала: — потом поговорили. Я все говорила так, как мне сказал господин князь-кесарь, ругала князя Меньшикова, хвалила вас обоих. Судя по царскому письму, кажется выговорила верно.

— Верно, — наконец, широко и добродушно улыбнулся глава Преображенского приказа, — по крайней мере, до приезда царя в Санкт-Петербурх можно жить спокойно. А то ведь Меньшиков тоже не спит, собака, — пояснил он, — обманет государя, там и вместе на дыбе окажемся.

Дмитрий этому не поверил, Даша тоже. Петр Алексеевич, конечно гневлив и может стукнуть палкой по хребту, но своих он на дыбу не отправит. Не зря об этом же сам царь писал.

— Если так, то мой муж может ехать домой?

— Да, разумеется, — князь-кесарь, по-видимому, об этом уже думал и не только согласился, но и дополнительно предложил:

— Пока государя нет, надо бы поставить гвардейцев из Преображенского полка. А то мало ли что станет, а потом ищи твое тело хоть где.

Дмитрий, кажется, понял главу Преображенского приказа. Ему, по большему счету, нет уже судьбы до молодого князя Хилкова, если он не связан с ним. А вот потихоньку еще потревожить Меньшикова, пощекотать его в несуществующее вымя, это он может. Дмитрий и сам бы отомстил Алексашке, только не на такую же цену?

— Увы, в полке я доверяю лишь первой роте, а там все царские креатуры. Питер может и сильно обидется.

Попаданец думал, что князь-кесарь испугается гнева самодержца, но тот лишь обрадовался, поскольку злой на Меньшикова царь является причудливой важной целью за которой и князя Хилкова не жалко. А, тем более, и его покой.

Пришлось брать целый плутонг гвардейцев и три офицера. Вот чем он обидел Господа, если у него то Содом, то Гоморра?

Но пока он бессильно рухнул на диван в гостиной. Вроде бы, не шевелился, не двигался, а устал смертельно, как бегал от Москвы до Санкт-Петербурга и обратно. Вновь заболели и ожоги и вывихи, а еще общая слабость и высокая температура. Все это так скрючило Дмитрия, что даже вкусная соблазнительная ботвинья, принесенная в гостиную, не заставила его отойти от сна. Так и спал круглые сутки день и ночь, пока не разбудили.

Бесцеремонным гостем оказался европейский врач, при чем испанец. Как уж он тут оказался, в начале XVIII века Россия и Испания точно были в противоположенных концах Ойкумены, а примитивность транспорта только показывали это. Но ведь умудрился и теперь мучает бедного русского больного!

Поскольку испанец еще плохо разговаривал на русском, а Дмитрий совсем не знал испанского, то беседовали на международном языке для XVIII века — голландском. При том на нем Дмитрий хоть говорил относительно сносно, но на медицинскую тему плоховато, а испанец Мигель = вообще плохо. То есть толковали преимущественно на языке жестов.

Испанец хоть и жил в России недавно, но хорошо понимал, что такое Преображенский приказ и как будет плохо для здоровья для его пребывания в нем. Поэтому причин появления ожогов и опухолей и из-за этого лихорадки и слабости не искал, а преимущественно интересовался своей болезни.

М-да, хоть и лечил европейский врач уже по-современному, то есть он посмотрел не только температуру, но и приблизительно давление и пульс. Но лечил он примерно также, то есть, главные лекарства были покой, обильное питие и хорошая еда. Ну и, разумеется, регулярное кровопускание.

Впрочем, мазь (какая, Дмитрий даже боялся спросить) немного ослабила боль ожогов, а специальная микстура собственного приготовления, как гордо сказал Мигель, немного понизила температуру. Пускание крови попаданец, после некоторого размышления, разрешил. Для этого времени врачи считали этот метод универсальным и применяли всюду, где надо и где не надо. Но как раз в случае болезни Дмитрия метод был скорее полезным, чем вредным, так что пусть.

Но все-таки, главным образом, бедное многострадальное тело лечилось само, опираясь на хорошую пищу (мясо, рыба, овощи) и долгий, спокойный сон.

Так что через месяц Дмитрий считал себя относительно здоровым. Конечно, ожоги и вывихи еще давали о себе знать и даже очень, особенно, если их касались. Но слабость исчезла, как и температура, а сердце успокоилось. Больной (или раненый?) был в таком хорошем состоянии, что даже сам разрешил себе (!) самостоятельно при помощи одного слуги выйти на крылечко, поболтать с товарищами — преображенцами. Дмитрия (господина майора гвардии) гвардейцы любили. Он был не спесив, излишне не мучал различными упражнениями, не забывал кормить.

Так что час они поболтали, пока из верфи не пришла госпожа подмастерье и не разогнала всех вояк. Конкретно господина майора гвардии она послала на постель. К тому времени он уже переместился на постель в семейной спальне. По инициативе, кстати, жены, которая прямо сказала, что если он муж, то и должен находится ночью у жены, а не шляться невесть где.

На робкое возражение Дмитрия, что он еще не в состояние выполнять супружеские обязанности, Даша лишь рассмеялась и уже строго повторила приказ (!), хотя он и был выше ее по званию. В общем, убыл по месту службы. Даша же только проводила его, а потом понеслась сначала переодеваться, а потом хлопотать по хозяйству.

Ведь слуг было много и даже управляющий, который ныне по новомодному назывался мажордомом, а все же хозяйским взор должен быть.

Что же, он не против, тем более, после долгого разговора с товарищами он как-то ощутимо ослаб и хотел спать. Видимо, он еще поспешил с положительной оценкой здоровья, и хотя организм окреп, но не настолько, чтобы считать себя выздоровевшим.

Во всяком случае, спал он достаточно долго, так что жен его с трудом разбудила к ужину. И только коварное перечисление Дашей блюд заставило его проснуться.

Сегодня по его настоянию давали в том числе жаркое (картофель, свинина, грибы, лук, морковь). И обязательно с салатами из помидор. Честно говоря, это был один их счастливых дней, когда он узнал, что малороссияне (украинцы) немного выращивали в горшках, как декоративное растение. Он немедленно приказал купить у них семян и вырастить в оранжереях.

К этому времени помидоры, хоть и редко, на юге России выращивали на открытом грунте, в средней полосе в горшках дома и в редких теплицах аристократов. Не часто, но, по крайней мере, стремление молодого князя Хилкова выращивать эту культуру в домашнем хозяйстве сильного удивления не вызывал. Ну хочет князь и ладно, богатые и не так сходят с ума.

А вот то, что он их ест и при чем регулярно и в большом количестве уже вызывало не только удивление, но и отвращение. И не только в высокомобществе, но и первоначально даже в семье. Тесть Александр Никитич и жена Дарья Александровна приходили в ужас. Приходилось в прямом смысле слова отбивать у Даши это блюдо и остерегаться во время обеда. Даша считала, что он, похоже, сходит с ума и готовится умереть путем отравления.

Пришлось демонстративно откушать несколько ложек резаных помидор. Немного, больше Даша не дала. А потом еще показывать отменное здоровье. Это было еще до дыбы Преображенского приказа и это получалось легко.

Даша успокоилась и потом уже реагировала не так остро. Только удивлялась, как же так, люди травятся, а мой благоверный ест? На этот недоуменный вопрос Дмитрий едко ответил, что кое-где крестьяне и от картофеля травятся, аж бунтуют от безвыходности. Тоже не есть?

Княгиня Хилкова в отличие от отца новомодный картофель любила не меньше, чем благоверный муж, поэтому сразу заткнулась. Пусть ест, коли хочет и не травится.

Это еще что. а вот, когда они пили и, как всегда, спорили. Так он тогда выспорил целых сто рублев у поддонка князя Меньшикова. Тот, думая, что помидоры ядовиты, ведь сами европейцы утверждали, клялись на своем католическом Боге, попытался подначивать Дмитрия. Ха, ну как малое дитя! Поспорили при царе Питере, и попаданец невозмутимо съел три помидора. Он бы скушал еще больше, но красных больше не было. Царь даже изумился нервам князя Хилкова, травится и смеется. А что, посмотрели бы на свои пораженные морды, тоже бы смеялись. Что же касается помидор, то ведь у него не подагра, чтобы остерегаться, съел, как цуцик!