Возмездие (СИ) - Гуминский Валерий Михайлович - Страница 1

Посёлок Турский, июль 2016 года

— Осторожнее, княже, тут приступочек небольшой, — басистый голос Могутова разнёсся по узкому коридору, с небольшим наклоном уходящему в полутьму подвала. Не будь здесь ступенек, Никита подумал бы, что он находится в лабазе, где присутствуют такие же бетонные скаты, по которым удобно спускать вниз громоздкие ящики с товаром. Недавно побелённые стены скрыли выбоины в кирпичных стенах; приходилось быть осторожным, чтобы плечами не собрать известь. Стирай потом одежду, чтобы не попасть под перекрёстный допрос своих очаровательных жёнушек.

Спуск закончился крохотной площадкой, перегороженной пополам массивной решеткой. Толстые прутья тоже недавно красили. Чёрный лак даже при слабом свете потолочного фонаря жирно поблёскивал свежестью, а нос улавливал специфический запах, до сих витающих под арочным потолком.

— Вы тут ремонт делали, что ли? — спросил Никита в спину Владимира, на правах хозяина показывавшего свои владения.

— Да, подновили слегка, а то совсем разруха и печаль, преступники сидеть отказываются, — пошутил Строганов.

Данила Могутов, своим телосложением оправдывающий фамилию, остановился возле одной из трёх дверей по левую сторону (той, что ближе к лестнице), звякнул связкой ключей — не амбарных тяжелых, а обычных, длинных, с хитроумными зазубринами, похожими на зубья пилы — нашёл нужный и с силой вогнал в узкую щель. Сыто клацнул механизм замка. Дверное полотно, умело пригнанное к стене таким образом, что даже не оставляло ни миллиметра зазора, мягко отошло в сторону. Могутов зашёл первым и кряжистым дубом застыл на середине комнатушки, вперив взгляд в лежащего на узкой шконке мужика, натянувшего до подбородка серое суконное одеяло.

Он даже не пошевелился, делая вид, что спит, только глазные яблоки, беспокойно дрогнувшие под веками, выдали его состояние.

— Чего разлёгся, Козырь? — не мудрствуя лукаво Данила сдёрнул с лежащего одеяло и отбросил его в угол. — Поднял задницу и поприветствовал светлых князей!

«Вот хитрец, — с усмешкой подумал Никита. — Знает ведь, что князь здесь один, и мой титул коменданту известен тоже. Но зачем это знать беглому каторжнику?»

Сиделец пошевелился, какое-то мгновение раздумывал, а не послать ли всех подальше, но благоразумно рассудил, что в руках злого Могутова он запросто испустит дух; медленно приподнялся, спустил ноги на бетонный пол и только потом встал во весь свой рост.

Никита с любопытством поглядел на него. Через узкое зарешеченное оконце, забранное забрызганным дождевыми потоками стеклом, полуденное солнце едва-едва освещало каморку, и поэтому сухое вытянутое лицо Козыря казалось очень старым. Неряшливая щетина уже превращалась в жесткую бороду, скрывая тонкие неврастенические губы, во впалых глазницах клубилась злость человека, которого лишили свободы. Отросшие волосы падали на уши и лоб спутанными космами, и Козырь одним движением руки закинул их назад.

Лет ему было сорок-сорок пять, а то и больше. Судя по рваной аурной плёнке желтовато-бурого цвета, начисто забивавшей возможность точно определить возраст, тяжёлая болезнь уже жрала организм, медленно поднимаясь к сердцу. «Средняя степень туберкулеза, — безразлично, как медик, повидавший многое на свете, поставил диагноз Никита. — Лет пять, не больше, протянет, если не уедет куда-нибудь на юг. Да и не факт, что там ему лучше станет. Впрочем, зачем давать ублюдкам шанс коптить небо?»

Никита осторожно потянул носом воздух и уловил только запах пропотевшей одежды и неприятной кислинки давно немытого тела.

— А чего он такой… грязный? — спросил он Данилу. — Воды в реке полно, загнали бы по шею, пусть моется.

— Когда расскажет, зачем в посёлок шёл, тогда и получит водные процедуры, — беззлобно, но жёстко ответил Могутов. — Спасибо пусть скажет, что ещё на парашу выводим.

Козырь выпрямился и с дерзостью поглядел на молодых людей, обряженных в обычную одежду вроде рубашек с короткими рукавами и в брюках, из-под которых поблёскивают начищенные туфли. Пижоны соизволили поглядеть на мучения потерявшего свободу человека. Развлечений не хватает?

Он машинально потёр запястья, на которых отчётливо виднелись белесые следы от кандалов. И посмотрел на Владимира, словно ожидая от того пояснений.

— Пузанов Василий, он же Козырь, — правильно понял князь Строганов-Турский, так теперь официально именующийся в Бархатной книге дворянских родословных. — Сорок восемь лет. Опасный рецидивист, первая ходка была в девятнадцать лет за убийство семьи фермеров. Убивал, гнида, не один, конечно, а попался как позорная сявка, пропивая награбленное в кабаке. Неопытный был, поэтому и пошел по этапу в одиночку. Никого не выдал, что сразу подняло его авторитет среди уголовников. Десять лет строгого содержания в Соликамском остроге, после освобождения за ум не взялся. Серия ограблений банков в Томске и Красноярске, десять трупов. Поймали гада и влепили на полную катушку двадцать пять лет каторги. Сколько отсидел, а, Козырь?

— Десятку, — нехотя откликнулся сиделец, равнодушно слушая рассказ о собственных похождениях. — Потом надоело, решил кукушку послушать.

— Надо же, надоело, — в голосе Строганова что-то заклокотало. — У тебя десятка — это крайний срок, после которого ветер свободы в морду? На рывок потянуло?

— Ну, ты же знаешь, благородие, чего спрашиваешь? — ухмыльнулся Козырь, продолжая потирать запястья.

— Где прятался все эти годы?

— Да тут, недалече, — мотнул головой мужик. — Добрые люди приютили, обогрели, не дали помереть с голоду.

— Два месяца по осенней тайге да по первому снегу шёл! — чуть ли не с восхищением произнес Владимир. — Вот скажи мне брат, почему у этих тварей такая жажда к жизни? Или он её, как упырь, у невинно убиенных забирает?

— Как забрал, так и отдаст, — задумчиво произнёс Никита, скользнув взглядом по Козырю, как бы равнодушно, да только каторжанин звериным чутьём осознал, кто здесь более всего опасен. — Жаль, только не тем, кто уже в могиле. Но ничего, у меня есть двое Слуг, которые жаждут заполучить такой экземпляр.

— Эй, благородие, ты брось это… нагнетать! — всполошился Козырь, и тут же кулак Могутова воткнулся ему в самый центр солнечного сплетения. Сиделец распахнул рот и согнулся от боли, судорожно пытаясь запихать в себя хоть каплю воздуха.

— Придержи свой поганый язык, мразь! — рыкнул Данила и рывком за шиворот выпрямил Козыря. — Говорить будешь, когда прикажут. А сейчас стой молча и слушай.

— Всё, осознал, — хрипло вытолкнул из себя Козырь и задышал так, словно в него вкачали несколько литров кислорода.

— Мне от тебя много не надо, — Строганов скрестил руки на груди. — Назови место, где находится ваша гадючья база, и я даю слово, что отпущу тебя.

— Да ну? — ухмылка появилась на губах Козыря. — Так вот просто и отпустишь?

— Почему же просто? — Владимир переглянулся с Никитой, пока лишь остающимся сторонним наблюдателем. — Как только мы уничтожим гнездовище, тебе дадут харч на десять дней, одежду и нож… перочинный.

— А потом? — настороженно спросил беглый каторжник.

— Отпущу на все четыре стороны. Турский — глухомань, кругом тайга. Сумеешь выйти к людям — будешь жить. А задерёт медведь, то извини…

— Ага, рулетка, — скривился Козырь. — За жизнь моих братьев! Да лучше сдохну, чем слово вымолвлю.

— Ну не дурак ли? — Владимир развёл руками, а на лице его промелькнуло удивление. — Ты же не просто так сдохнешь. У местных жителей на вас очень большой зуб. Знаешь, какие они затейники по поводу умерщвления тебе подобных? Начиная от сидения на колу и заканчивая привязыванием к двум березкам. Но больше всего им нравится оставлять такую сволочь как ты возле подгнившей тушки лесной козы или павшей коровы. Медведи очень падаль любят.

— Не имеете права! — даже в скудном освещении стало заметно, как серое лицо сидельца стало неестественно белым. — Требую передать меня следственным органам!