Возмездие (СИ) - Гуминский Валерий Михайлович - Страница 4

— Я согласна! — хлопнула в ладоши Юлия.

После обеда жены остались в столовой обсудить предстоящие хлопоты, а Владимир и Никита пошли отдохнуть и переждать тягучую полуденную жару. Для семейства Назаровых выделили гостевые апартаменты в восточном крыле, состоявшие из четырех комнат, где были все удобства и даже настоящий камин. Полину и Мишку поселили в соседних комнатах. Они уже спокойно обходились без присутствия взрослых, поэтому с радостью восприняли свободу. Тамара с Юркой, Даша с Яриком заняли спальни, и Никита без колебаний уступил Юле третью комнату, а сам устроился в гостиной на широком и мягком диване.

Приняв душ, он накинул на себя банный халат и с довольным видом вышел из ванной комнаты. И сразу увидел три пары глаз, устремлённых на него выжидающе и с укоризной.

— Что-то случилось? — на всякий случай он подготовил скрипт «шильд», прекрасно спасающий от лёгких магических воздействий. Глядя на Тамару, Никита боялся пущенных в ход клинков. Даша, кстати, тоже наловчилась кастовать такие же, только с алым отливом. Что-то огненное в ней было.

— А это ты нам должен сказать, Назаров, — раздула ноздри Тамара. Все претензии и сложные вопросы решались ею по старшинству, а следом в бой вступала Даша, если того требовала ситуация. Юле всё было интересно, и желание Никиты она понимала куда лучше, чем обе супруги. Её мама всегда доверяла мужскому слову. Если папа говорил «надо», она не прекословила, потому что знала: упертый мужик хуже ребенка. Сделает по-своему с куда худшим для всех результатом. Лучше ослабить вожжи, пусть развеется, чем потом будет ворчать и портить настроение окружающим.

— О чём? — продолжал выгадывать время Никита.

— Куда вы опять собрались? Почему тебе не сидится на месте? Не навоевался?

В голосе Тамары прорезалась горечь.

— Дорогие мои, — Никита развел руки по сторонам. — Боюсь, правда вам не понравится.

— То есть утки здесь не при чем? — хмыкнула Юля.

— Марина вам рассказывала, что здесь периодически происходит? Я про диких старателей, заглядывающих в посёлок после сезона.

— Рассказывала, — кивнула Тамара и все помрачнели. Видимо, княгиня Строганова переборщила с красками и эмоциями.

— Володины егеря поймали бродягу, который оказался беглецом с каторги, — Никита вздохнул и присел на стул напротив девушек. — Он долго скрывался в тайге, но с какого-то перепугу решил транзитом через Турский попасть то ли в Алапаевск, то ли в Тобольск…. Видимо, его там ждали кореша по воровскому промыслу. Но не суть. Нам было важно узнать, где находится схрон всего этого сброда, который периодически выплёскивается на поселок. Мы побеседовали с задержанным, и он обстоятельно рассказал о таёжной деревеньке, в которой сейчас проживает очень много людей, конфликтующих с законом. И это не просто добрые и обманутые граждане, а рецидивисты и насильники.

На некоторое время повисла тягостная тишина. А потом неожиданно для Никиты Тамара подошла к нему и крепко обняла. Волхв зарылся в её густые волосы и поцеловал в макушку, понимая, что получил благословение от Берегини. И ещё две пары рук обвили его с двух сторон. Даша шмыгнула от переживаний, а Юля, впервые ощутив невероятную энергию, исходящую от уже родных для неё людей, несмело прижалась к плечу Никиты. Что-то дрогнуло в воздухе, окутало всех четверых мягким пушистым одеялом, соединив ауры в единое целое.

— Иди, дорогой, — прошептала Тамара, вспоминая неприятные события в Албазине, когда была похищена бандитами — такими же, по своей сути, маргиналами. Даже сейчас картины прошлого вызывали ужас и накатывающее оцепенение. Трудно осознать, чем бы всё это закончилось, не приди Никита на помощь. Разве сейчас она могла запретить ему и Владимиру сделать то, что и обязан настоящий мужчина: защитить жителей этого славного поселка. — Князь Гиперборейский сам решает, как вершить суд.

— Спасибо, солнышко, — голос Никиты дрогнул. — Спасибо, девочки, что понимаете, зачем я это делаю.

— А как же утки? — млея в теплых потоках животворной магии, спросила Юля.

Очарование момента исчезло в веселом смехе, девушки рассыпались в разные стороны, заговорили разом, стараясь шутками скрыть желание вновь прижаться к своему мужчине.

— Пусть живут, — улыбаясь, ответил Никита.

Густой запах нагретой смолы, хвои и высокой травы, растущей на крохотных опушках сплошного кедрача, будоражил обоняние и кружил голову. Хотелось не просто вдыхать воздух, а нарезать его жирными ломтями и есть — настолько Никита отвык от детских впечатлений, когда он вместе со своим приемным батей — Афанасием Прохоровым — вот так же ходил по амурской тайге с ружьем на плече, без устали преодолевая десятки километров за день, чтобы к вечеру устроить засаду на диких коз возле солончаков или на глубоких озерах.

Здесь другой лес, незнакомый для него, но уже хоженый вдоль и поперёк егерями Володи Строганова; вон он, идет впереди, аккуратно поднимая ноги там, где на тропе вьются толстые корни кедров и сосен. Они словно змеи выскальзывают из-под земли, переплетаются друг с другом и уже вместе исчезают в зарослях широколистного бадана. Наступать на них чревато. Нога может поехать в сторону — и вывих, а то и перелом обеспечен. Поэтому все очень внимательно и аккуратно продвигаются по узкой тропе.

Сохатый — так звали сорокалетнего проводника из соседствующей с Турским деревушки — уверенно вёл княжеский отряд одному ему известным путем. Кряжистый, высокий, черноволосый, с примесью вогульской крови, он двигался с рысьей грациозностью, не делая лишних движений. Каким-то образом у него получалось огибать тяжёлые еловые лапы, свисающие чуть ли не до земли, не притрагиваясь к ним руками. Никита обратил внимание, что Сохатый держал довольно высокий темп. Его мохнатая шапка, которую проводник почему-то не снимал несмотря на жаркую погоду, была ориентиром. Если ныряла вниз — значит, и тропка уходила в распадок. Вверх — начинался пологий и нудный подъём.

С собой Никита взял легконогих Лязгуна, Москита и Нагайца, оставив возмущенного Слона в поселке. Ничего, иногда полезно не в рейды ходить, а организовать грамотную охрану вверенных ему лиц, особенно таких очаровательных. С Денисом Могутовым он уже нашел общий язык. Два «шкафа» уже целую неделю наводят ужас на местных нарушителей общественного порядка. Вот пусть и дальше так же действуют.

Мохнатая шапка вновь пошла вниз. Тропинка вильнула вдоль поваленной ветром березы и выровнялась, чтобы через десять шагов упереться в маленький ручеёк, текущий в каменистом русле. Сохатый поднял руку и остановился.

— Привал, — коротко произнес он, снимая с плеча карабин, а после него — рюкзак. Отхлебнул из фляжки, обтянутой чехлом из шкурки, пополоскал во рту и выплюнул. — Уже тёплая. Поменять надобно.

Проводник скинул чехол, чтобы не замочить, вылил старую воду и наполнил её свежей из ручья. Бойцы без излишней торопливости сбросили с плеч свои рюкзаки, кто-то уже с наслаждением плескался в ледяном ручье, кто-то по совету Сохатого обновлял содержимое своей фляжки.

Никита с Владимиром уселись в сторонке от бойцов и расстелили на траве карту.

— Фока, не уделишь пару минут? — окликнул князь проводника.

«Ого! Оказывается, у Сохатого имя есть», — весело подумал Никита, глядя на высоченного потомка Ермака, как утверждал сам проводник. Если это и красивая легенда, не стоит отнимать её у человека, свято верящего в то, что в нём течет кровь великого казака-первопроходца.

— А чего ж не уделить? — Фока улегся между князем и бароном, внимательно окинул взглядом карту. Палец его уверенно ткнулся в зеленое пятно с синими прожилками и коричневыми горизонталями высот. — Если мы проскочили между болотинами, форсировали Ерву, то находимся где-то здесь. Точно не скажу, пока не увижу ориентиры. Мой дед ходил в этих местах, золотишко мыл. Метки оставлял. Вот чую я, молодежь, что варнаки обосновались на старых приисках.

— Плохо ли это? — не обратил внимания на вольность проводника Владимир. В походах и отец разрешал своим людям общаться с ним по-простому, но не переходя границ дозволенного.