Неправильный красноармеец Забабашкин (СИ) - Арх Максим - Страница 26

Хоть сколько-нибудь существенный удар с направления Чудово, остатки советской дивизии точно бы не выдержали. Защитникам и одно-то направление еле-еле удавалось удержать, что уж говорить о двух. Минная ловушка, на которую было возложено столько надежд и потрачено столько усилий, не сработала. Почему она не взорвалась, когда сапёры инициировали заряды, можно было только гадать. Но ни главная, ни запасная электрические цепи не сумели вызвать подрыва боеприпасов. После неудачи было выдвинуто несколько версий произошедшего.

Первая — разминирование со стороны противника. Она была отброшена, как несостоятельная, ввиду того что противник вообще не был замечен в снимании мин или в чём-то подобном. В том числе не был он замечен и тогда ещё живым Забабашкиным, который мог видеть даже в темноте.

Второй версией, объяснявшей, почему взрыва не последовало, была диверсия. Сейчас, когда в расположении дивизии были, в том числе и окруженцы, в ряды советских войск могли проникнуть вместе с ними и шпионы противника. Однако эта версия тоже трещала по швам. Тут дело было в том, что людей при минировании было немного, и все были на виду от первого момента до последнего. Каждый видел, что делают другие, а после установки зарядов никто на заминированном участке замечен не был, а это означало, что никакой диверсии, скорее всего, не было. Вообще эту версию выдвинул следователь НКВД младший лейтенант Горшков не в качестве основной, а в качестве той, которую тоже необходимо рассмотреть, в том числе и с точки зрения его ведомства. Рассмотрели и отклонили прямо там, стоя в окопе и наблюдая за полем боя.

Третья же версия, по мнению всего командного состава, была самая банальная и, скорее всего, самая правильная. Согласно этой версии то ли в результате работы нашей артиллерии, то ли в результате ДТП, которые произошли на дороге после начала стрельбы из пушек, осколками, снарядами или техникой, съехавшей с дороги в результате аварии или взорванной прямым попаданием артиллерийского снаряда, были перебиты обе электрических цепи. Произошла случайность, которая стала для дивизии роковой. Если бы не было боя, то сапёры бы в течение получаса нашли бы и устранили неисправность, заменив или нарастив провода, но, в данный момент, в разгар мясорубки о таком не могло идти и речи.

И теперь без намеченного взрыва, который по плану должен был уничтожить множество единиц техники, личного состава и вызвать панику в рядах противника, остаткам советских войск приходилось ой как несладко. Немецкие танки были остановлены каким-то чудом. Две артиллерийских пушки подбили вражеские панцеры в голове колонны, а затем в дело из засады вступил уже получивший смертельные раны Лёша. Своим огнём он уничтожил, как минимум, десять немецких танков, до двух взводов пехоты, множество членов экипажей транспортных средств и вёл бой до конца, не дрогнув и не отступив.

И хотя отход был запланирован, увы, отойти он не смог. Со слов Зорькина было видно, что Забабашкин получил слишком серьёзные раны груди, живота, спины и головы, которые были несовместимы с жизнью.

Для остановки колонн и уничтожения немецкой техники Алексей сделал немало, но даже он со своей феноменальной меткостью не смог уничтожить всех противников, и противников тех было ещё много. Сейчас, пока колонны врага не могли вырваться из западни, шансы удержать противника на месте у обороняющихся всё ещё были. И для этого советским войскам во что бы то ни стало нужно было не дать возможность головным танкам немцев объехать образовавшийся на дороге затор. Если же немцы смогут преодолеть это затруднение и на скорости атакуют обороняющиеся позиции, дивизию уже ничто не спасёт. Советская артиллерия была противником полностью уничтожена, и сейчас в распоряжении красноармейцев из средств поражения бронетехники остались только противотанковые гранаты, правда, гранат этих было достаточно. Казалось бы, хоть что-то, но и тут не всё было так радужно. Очевидная проблема с гранатами была в том, что для того, чтобы успешно подобную (да и вообще любую) гранату метнуть во вражескую бронированную технику, нужно к этой технике приблизиться на достаточное для броска расстояние. Ручная противотанковая граната РПГ-40, принятая на вооружение в 1940 году, изделие относительно нетяжёлое. Её вес составляет один килограмм двести грамм. Метнуть метров на пятнадцать-двадцать такое изделие сможет почти каждый красноармеец, хотя для поражения некоторых тяжёлых танков и более эффективного и успешного поражения цели необходимо было одновременно применять не одну гранату, а связку из трёх или даже четырёх, вместе с чем увеличивался и удельный вес всей конструкции. А потому реальное расстояние для метания такой связки будет составлять не двадцать метров, а максимум десять, а то и пять.

На учебных полигонах, ещё до войны, красноармейцы отрабатывали, и очень вероятно, что отрабатывают сейчас, приёмы поражения танков в ближнем бою. Для того чтобы успешно поразить танк, его необходимо пропустить над собой, прячась в окопе или щели, а затем, когда многотонная машина проедет, оказавшись к бойцу слабозащищённой кормой, атакующий должен метнуть гранату в машинное отделение. И в общем-то к такой тактике боя нет никаких претензий, всё логично, грамотно и по существу. Не хватает в этой методике только одного ответа на насущный вопрос: как поразить танк гранатой, если он не приближается к тебе, не проезжает через твой окоп, показывая корму, а стоит на отдалении ста метров и стреляет по тебе из всех орудий и пулемётов, что есть у него в наличии.

И тут двух мнений быть не может. Раз танк не едет к тебе, значит ты сам, используя складки местности и укрытия, должен приблизиться к танку. И приблизиться ты должен на расстояние броска, что, нужно сказать, в условиях плотного боя не такая уж и тривиальная задача.

Но другого варианта нет, и советским бойцам волей-неволей, но придётся атаковать танки именно так — подкрадываться к ним как можно ближе и закидывать гранатами.

Вот и сейчас трое добровольно вызвавшихся храбрецов вылезли из окопов и поползли к передним танкам. И один из них через некоторое время не только сумел кинуть гранату и подорвать немецкую машину, но и вернуться живым на свою позицию. Повезло! А вот двое других пали смертью храбрых. Один из них был на подходе к цели замечен немецким пулеметным расчётом и расстрелян несколькими точными очередями с расстояния пятидесяти метров — для пулемёта не дистанция. Второй даже и на такое расстояние приблизится не смог, вероятно, танкисты его перемещения засекли, как только он вылез из окопа. Красноармеец метров на двадцать только вперёд проползти сумел, как в него выстрелили из пушки, и снаряд разорвался рядом с ним. Шансов выжить сработавший в двух шагах танковый фугас не оставляет.

Но гибель воинов не была напрасна. Тот, кто вернулся, на своём примере доказал всем оставшимся в живых, что бить врага гранатами можно. И если немец сам полезет на сближение, то шансов его уничтожить заметно прибавится.

Советские воины ждали немцев у своих окопов и собирались принять свой последний бой.

Командир пехотного полка полковник Вальтер Рёпке был вне себя от ярости. Мало того, что наступающие колонны встали, так и не сумев добраться до позиций русских, так ещё и через фланги пехоте тоже не удалось приблизиться к Новску. Более того, ситуация у пехотинцев была тяжёлая. Бой с советскими снайперами дался нелегко, и вот сейчас полковник, оторвавшись от окопного перископа, выслушивал доклад от непосредственно принимавшего участие в бою обер-лейтенанта Отто Фишера.

— Мы, совместно со взводом обер-лейтенанта Бехлера, после кровопролитного боя, выполнили задачу и очистили от русских снайперов лесополосу, взяв её с боем.

— Потери?

— Пятьдесят два человека убитыми и семь ранеными.

— Так много?

— Да. Но, господин полковник, хочу сказать, что нам всем очень повезло, ведь в последний момент вы, словно почуяв ход предстоящего боя, что ждёт нас впереди, отправили на зачистку этого леска не один взвод, а два. В противном случае у нас не получилось бы добиться успеха.