Подвиги Шерлока Холмса - Карр Джон Диксон - Страница 45

• Предыдущая
• 45/60
• Следующая

— Две небольшие вмятины.

— Точно. След моих каблуков. Теперь смотрите рядом.

— Вот черт! — воскликнул констебль. — Здесь их четыре, а не два! И абсолютно одинаковые.

— Если не считать того, что другие не такие глубокие.

— Тот человек был легче! — воскликнул я.

— Браво, Уотсон. Ну что же, я думаю, мы видели все — все, что нам необходимо.

Полицейский серьезно посмотрел на Холмса.

— Послушайте, сэр, — сказал он. — Мне что-то невдомек. Что все это означает?

— Возможно, ваши будущие сержантские нашивки, констебль Киббл. А теперь пойдемте, поговорим с остальными.

Когда мы пришли в дом, полицейский проводил нас в скудно обставленную комнату со сводчатым потолком. Доктор Нордхем, который писал за столом у окна, при нашем появлении обернулся.

— Ну что, мистер Холмс?

— Вы, насколько я понимаю, готовите ваш доклад, — заметил мой друг. — Позвольте вас предупредить: будьте крайне осторожны, чтобы не составить себе ложного впечатления.

Доктор Нордхем смерил Холмса холодным взглядом.

— Боюсь, что я не понимаю, — сказал он. — Не могли бы вы высказаться более определенно?

— Отлично. Что вы думаете о причинах смерти мистера Джошуа Феррерса из Абботстандинга?

— Позвольте, сэр, здесь нечего и думать. Мы имеем как визуальные, так и медицинские показания, свидетельствующие о том, что Джошуа Феррерс совершил самоубийство, перерезав себе горло.

— Удивительнейший человек этот мистер Феррерс, — заметил Холмс, — он не довольствовался тем, что убил себя, перерезав яремную вену, он продолжал кромсать себе шею обычным складным ножом, пока не располосовал ее, по выражению мистера Тонстона, окончательно. Я всегда думал, что, если уж мне придется совершить самоубийство, я постараюсь избежать подобных ошибок.

После слов моего друга последовало напряженное молчание. Затем доктор Нордхем внезапно поднялся на ноги, тогда как Тонстон, который стоял, прислонившись к стене и скрестив руки на груди, поднял глаза на Холмса.

— Убийство — это очень неприятное слово, мистер Холмс, — спокойно проговорил он.

— И весьма неприятное действие. Впрочем, не для тех, вероятно, кто принадлежит к mala vita[1].

— Что это за глупости!

— Спокойно. Я полагаюсь на ваше знакомство с Сицилией в том смысле, что оно поможет мне восполнить некоторые мелкие детали, которые я упустил. Но поскольку вы считаете глупостью это ужасное тайное общество, вам будет небезынтересно познакомиться с некоторыми фактами.

— Берегитесь, мистер Холмс.

— Вам, мистеру Нордхему и констеблю Кибблу покажется, что в моем кратком рассказе есть некоторые пробелы, — продолжал мой друг. — Но их можно будет заполнить позже, а я буду обращаться к вам, Уотсон, так как вы слышали, что нам рассказала мисс Феррерс.

С самого начала было ясно, что ее отец скрывается от какой-то опасности, такой грозной и неотвратимой, что даже в этом заброшенном уголке он опасался за свою жизнь. Поскольку он приехал с Сицилии, где процветают тайные общества, известные своим могуществом и мстительностью, наиболее вероятным объяснением является то, что он либо пошел в чем-то против такой организации, либо, будучи ее членом, нарушил какой-нибудь из ее основных законов. Он не делал никаких попыток призвать на помощь полицию, поэтому я склоняюсь в пользу второго предположения, которое превратилось в уверенность с момента появления черных ангелов. Вы помните, что их было девять, Уотсон, и что картинка с пометкой «шесть и три» была приколота к дереву в аллее двадцать девятого декабря.

Следующее посещение состоялось одиннадцатого февраля: точно через шесть недель и три дня после двадцать девятого декабря, но на сей раз ангелы, которых было шесть, оказались на парадной двери дома.

Наконец двадцать четвертого марта ангелы появились снова, это было их последнее появление, и оно состоялось ровно через шесть недель после второго. Ужасные вестники смерти, их опять было девять, но теперь без всякой пометки, оказались на тарелке хозяина Абботстандинга.

Слушая мисс Феррерс, я быстро сопоставил в уме даты и с ужасом понял, что последние девять черных ангелов — если предположить, что они означают тот же период времени, что и первые, — дают нам дату: седьмое мая. То есть сегодня!

Я уже понял, что не успею, что уже поздно. Но если я не мог спасти отца мисс Феррерс, я мог отомстить за него и, имея в виду именно эту цель, подошел к проблеме несколько иначе.

Лицо в окне — это типичный и, вероятно, наиболее варварский прием тайных организаций, которые осуществляют акт мести. Он рассчитан на то, чтобы вселить ужас, напугав до полусмерти не только саму жертву, но и всю семью. Однако человек счел необходимым прикрыть лицо рукой, хотя смотрел он не на Джошуа Феррерса, а на его дочь, из чего я сделал заключение: он боялся, что его может узнать не только сам Феррерс, но и его дочь.

Затем для меня стало очевидным, что холодное, неумолимое приближение смертоносных гравюр от дерева в аллее к парадной двери дома и от двери к обеденному столу предполагало близкое знакомство с привычками и образом жизни Джошуа Феррерса и право беспрепятственно входить в дом, не прибегая к необходимости разбивать окна или взламывать замки.

С самого начала некоторые детали необыкновенного рассказа мисс Феррерс вызвали в моем мозгу какие-то неясные идеи, но только после вашего замечания, Уотсон, касательно человека, стоящего одной ногой в могиле, в моем сознании словно вспыхнул свет.

Когда Шерлок Холмс на минуту замолчал, чтобы достать что-то из кармана своего плаща, я посмотрел на остальных присутствующих. В старинной комнате быстро сгущались сумерки, однако тусклые красноватые лучи заходящего солнца проникали туда через окно, освещая сосредоточенные лица доктора Нордхема и констебля. Тонстон стоял в тени, по-прежнему спокойно скрестив руки на груди и устремив на Холмса сверкающий взгляд.

— Слова доктора Уотсона заставили меня вспомнить один пассаж из этой книги — предшественницы гекторновского сочинения «Тайные общества», — продолжал мой друг. — Вот что говорит автор о некоем тайном обществе, которое было образовано на Сицилии около трехсот лет тому назад. «Члены этой страшной организации, — пишет он, — носящей столь подобающее ей название mala vita, сносятся между собой с помощью разнообразных символических знаков — ангелов, демонов, крылатых львов. Кандидат, желающий вступить в общество, если он успешно проходит испытания, связанные с посвящением, — в их число иногда входят и убийства, — приносит клятву верности, стоя одной ногой в открытой могиле. Наказание за нарушение правил общества настигает виновного неумолимо. Это смерть. Причем жертве посылаются три предупреждения: второе отделяется от первого сроком в шесть недель и три дня; затем, ровно через шесть недель, следует третье предупреждение, после которого проходит еще один промежуток времени в шесть недель и три дня, после чего наносится удар. Если кто-нибудь из членов откажется выполнить приказ общества об исполнении приговора, он сам подвергнется такому же наказанию». За этим следует перечень правил общества, а также наказание за их нарушение.

То, что Джошуа Феррерс был членом этого ужасного общества, не подлежит ни малейшему сомнению, — добавил Холмс, закрывая книгу. — Мы, наверное, никогда не узнаем, в чем заключалась его провинность, хотя об этом можно догадаться. Самым странным и необычным правилом общества во всем перечне является пункт шестнадцать, в нем просто говорится, что всякому члену общества, который узнает о том, кто является Великим Магистром, выносится смертный приговор. Я хотел бы вам напомнить, Уотсон, что Феррерс, давая инструкции своей дочери, особенно подчеркивал, чтобы она, отвечая на расспросы, говорила, что ничего не знает о делах своего отца и что имя мастера находится на курке известного ружья. Заметьте: не просто «ружья», а «известного ружья» — прямое указание на то, что человек, получающий предупреждение, должен опознать оружие, которое имеется в виду. Достаточно добавить, что ружье, обнаруженное возле тела Джошуа Феррерса, это уникальный образец, которым пользуются члены сицилийских тайных обществ.

• Предыдущая
• 45/60
• Следующая