Кодекс Крови. Книга IХ (СИ) - Борзых М. - Страница 34

Что удивляло Хельгу, никто не истерил, чётко выполняя просьбы самоназначенных лекарок. Когда же Жива о чём-то тихо попросила азиатку, та только огорчённо мотнула головой, указывая на широкие браслеты на запястьях. Похоже, кого-то облачили в блокираторы на собственной свадьбе. Легенда, придуманная Вулкановой на ходу, трещала по швам.

Чуть позже к ним пробилась Светлана Подорожникова, вторая невеста Комарина и лекарка по совместительству. С её появлением, а также с появлением мага смерти, конвейер лазарета заработал на полную мощность.

Вытаскивали даже безнадёжных. Одним из которых оказался местный принц со смятым кистенём боком. Но стоило отдать должное профессионализму лекарки, времени и сил на него она потратила не больше, чем на других пациентов. Одно то, что за каждого человека боролись, как за члена императорской семьи, говорило о многом.

Момент, когда дверь лазарета в очередной раз открылась, но на пороге вместо привычных Имал или её отца с очередным раненным оказался враг, Хельга запомнила очень хорошо, как и то, что лекарка Подорожникова без колебаний вогнала в глазницу воину скальпель.

А вскоре дверь лазарета просто снесли. Свету собой закрыл маг смерти. Кто-то из низкоранговых магов попытался нарастить шипы из камня, закрывая проход. Где-то брызнуло осколками разбитое стекло, звон от которого перекрыл женский крик. Лазарет брали штурмом. Неужели они — последние живые защитники этого форта?

Когда казалось, что им конец, в узких коридорах один за одним появилось подкрепление: сестра Комарина с женихом, любовник графини Вулкановой и один из доверенных товарищей графа. Они были высокоранговыми магами, каждый из которых взял на себя по направлению обороны. Вот только враги всё лезли и лезли, будто крысы с тонущего корабля.

Сама Хельга отстранённо взирала на всё со стороны. У неё словно всё умерло внутри. Она просто устала бояться. Прикрывая Асту, она бесчувственно оттолкнула ногой отрубленную Кираной голову в шлеме.

Рядом осела в обмороке лекарка, а блондинка Анжела закричала:

— Макр! Нужен макр! У неё магическое истощение!

Жена Комарина без раздумий ударила рукоятью подаренного на свадьбе меча о стену, выбивая макр из паза и передавая для подзарядки подруге, при этом успев присесть у оконного проёма и встретить на острие меча нового врага.

А затем пришла волна удушающего, отвратительного, приторного розового света, пронзая тело и душу, заставляя вывернуть желудок наизнанку. Всех скрутило в дичайшем спазме. Из глаз брызнули слёзы от боли и обиды.

Хельга, захлёбываясь волнами желчи, сквозь муть боли видела, как в оконные проёмы посыпались враги, как они заносили оружие над женщинами, как те не могли ничего им противопоставить. Над ней с Астой так же склонился один из врагов, скалясь безумной улыбкой и, кажется, пытаясь задирать им подолы платьев.

Где-то рядом из последних сил боролась сестра Комарина, вгрызаясь в горло врагу.

Рука Хельги сама потянулась к блокиратору на шее. В груди поднималась дикая волна жгучей ненависти, незнакомой, но такой необходимой сейчас. Эта ненависть очищала разум и вливала силы в тело.

Всю жизнь она боялась оказаться подавленной своей второй личностью, гораздо более сильной и решительной. Боялась потерять себя. Вот только Хельга была слаба. И если сейчас пришла пора умереть, то Хельга готова была умереть, но спасти Асту. А спасти её могла только Ольга.

В момент, когда блокиратор с щелчком раскрылся, Ольга закричала, выпуская свой дар наружу в полную силу.

Всего два слова, подкреплённые волнами дара эмпатии, заставили захватчиков с остекленевшими взглядами резать друг друга, как свиней на скотобойне:

— Убивайте своих!

Я ощутил волны Гимна Рассвета, расходящиеся концентрированно где-то над головой. Благодать орденцев жглась, стремясь заполнить все уголки моей души и каждую клеточку тела. Эта дрянь пыталась вытравить противоборствующий дар, выворачивая меня наизнанку. Чем сильнее был дар, тем сильнее страдали маги. Рассветная магия не терпела конкуренции. Она выжигала скверну, освобождая сосуд и готовя его к принятию себя. Эгоистичная паразитическая дрянь. Как и её главные адепты.

Но ко мне это не относилось. Родившись с этой отравой, засевшей глубоко внутри, я привык к постоянному жжению. Это как старая давно зажившая травма, ноющая на погоду. К этому привыкаешь и учишься терпеть. Этакая форма мазохизма. А ведь сперва меня даже не хотели брать в корвусы, когда разглядели способности к магии Рассвета. Не хотели переходить дорогу святошам.

Только заступничество магов из Башни дало мне шанс. Они подтвердили, что Альб Ирликийский лично бросил меня умирать на руинах сиротского приюта, а значит, не мог претендовать на меня.

Я видел, как благодать пронизывает всё вокруг, зависая розоватой дымкой, чем-то похожей на пыльцу. Именно поэтому не сразу обратил внимание на свалку на выходе из портала. Бойцы одной из центурий резво развернулись на сто восемьдесят градусов и принялись крошить своих же товарищей, заливая и без того неширокие коридоры казематов кровью.

Это кто ж их так из наших приголубил? Густав менталом? Или…

Шесть лестничных пролётов, заваленных трупами орденцев, я преодолел достаточно быстро. Лазарет находился в отдельном здании напротив особняка. Пересекая внутренний двор, я видел лежащих вповалку комаров и эргов в человеческом обличье. Гимн Рассвета не просто зацепил их, он прошёл по ним бронетранспортером, не оставляя возможностей к сопротивлению. Но что более удивительно, здесь я тоже видел, как беззаветно режут друг друга святоши, не реагируя на беззащитных врагов. С таким остервенением они даже нас не резали.

Кто бы это не сделал с ними, я пожму ему руку, но сперва нужно постараться снизить влияние рассветной отравы на наших людей, особенно на женщин в положении. Времени оставалось всё меньше.

С-с-суки! Я рванул в лазарет, уже догадываясь, что там увижу. На ходу обратился к алтарю за помощью. Сегодня я просто-таки бил все рекорды в этом направлении.

«Нас тут ударило иномирным паразитическим излучением. Ещё хорошо, что воздействие разовое. Его можно почти без последствий убрать, но меня на всех не хватит физически. Можешь поддержать и почистить силой хотя бы тех, у кого есть родственные с тобой стихии?»

«Эргов — да», — послышался ответ через пару секунд.

«А людей?»

«Люди меня не касаются».

«Ты забываешь, что я — человек! — вскипел я. — И именно люди сегодня умирали десятки раз, воскресая и снова отправляясь в самоубийственные атаки! Никто не дрогнул и не сбежал! Никто не предал!»

«Ты — человек лишь отчасти! Нельзя по тебе судить всех остальных»

«А я и не прошу всех! Я прошу судить лишь тех, кто на крови поклялся мне служить и без сомнений умирал за меня, мою семью и эту землю!»

Алтарь ничего не ответил, а я уже бежал в прямом смысле слова по трупам, которыми были завалены все подступы к лазарету. Внутри картина была не лучше. Торчащие каменные иглы, ледяные сосульки, оплавленные стены. Маги защищались, как могли.

— Света! — заорал я, пытаясь докричаться до невесты. Без её помощи ничего бы не вышло. Но идея с криком была откровенно провальной. На месте боя стояла тишина, нарушаемая лишь стонами предсмертной агонии последних орденцев и бульканьем крови.

Я обратился к кровной связи и смог отыскать своих женщин. Все они, как ни странно, собрались в дальней операционной палате с минимальным количеством окон. Рванув туда, я услышал на подходе, как тихий голос со стальными нотками приказывал:

— Перережь себе глотку! Перережь себе глотку! Перережь!

Когда я ворвался внутрь, то увидел, как Хельга, пристально глядя в глаза не просто обычному орденцу, а паладину, командиру центурии, заставляет его подчиниться её приказу. Тот сопротивлялся из последних сил, по лицу его катился пот градом, губы искривились, рот ощерился звериным оскалом.

Паладины были элитой Ордена Рассвета. Их сила и сопротивляемость скверне были на порядок выше, чем у обычных рыцарей ордена. Поэтому у меня полностью отпали сомнения в том, кто устроил нам резню и самоуничтожение нападавших.