Волна вероятности - Фрай Макс - Страница 41

Час спустя, со всеми перезнакомившись (но все еще путая их имена), Миша сидел в очень ветхом на вид, зато бесконечно удобном на ощупь кресле, с уже третьей кружкой удивительного глинтвейна в руках. Куртку он так и не снял, потому что куница Артемий прочно обосновался на его плече; ему было немножко жарко, ровно настолько, чтобы расслабиться и разомлеть, как на пляже, только вместо зеркального неба здесь был потолок темно-синего цвета и пестрые рыбы на нем. Он устал от полноты впечатлений, был спокоен и капельку пьян, поэтому – «Да конечно, только поэтому», – думал Миша (Анн Хари) – воздух (не воздух!) звенел, светился, дрожал, тек во все стороны сразу, как на Белом мосту дул во все стороны ветер, и вот прямо сейчас это странное место и правда было филиалом Грас-Кана, как ему обещали друзья.

– Да не переживай ты так, – сказал Миша (Анн Хари). – Тоже мне великое горе. Я отлично посплю на полу. А завтра сниму номер в гостинице к вам поближе. Что-нибудь да найду.

– Сложно не переживать, когда свалял дурака, – вздохнул Тим (Та Ола). – Пригласил тебя жить вместе с нами. Расписал, как будет отлично. Еле уговорил! А что спальных мест у меня всего три, если считать с кухонным диваном, просто не вспомнил. Не сообразил.

– Это не страшно, – отмахнулся Миша, чье благодушие было несокрушимо после звенящего воздуха в «Крепости», глинтвейна, куницы и всего остального, что сегодня случилось с ним. – Урони меня на пол, задвинь в темный угол, накрой чем не жалко, и я мгновенно усну.

– Это не страшно, – повторил за ним сосед Тима, Отто по прозвищу Труп. И продолжил уже по-немецки, на своем родном языке: – У меня за кухней вторая комната. Очень маленькая, но с окном, и софа туда поместилась. Плюс письменный стол со стулом и шкаф для одежды в стене. В прошлой жизни, когда все ездили куда хочется, она была комнатой для гостей. А теперь стоит пустая, и меня это бесит. Постоянно напоминает, что мы заперты как в тюрьме. Я уже понял, что вас это не касается. Вы только что неизвестно откуда приехали; я не буду спрашивать, как. Наверняка у вас просто есть нужные справки, но мне больше нравится думать, что вы оказались тут чудом. Мы все сейчас позарез нуждаемся в чудесах. Если уж с нами они не случаются, то пусть хотя бы происходят у нас на глазах.

– Мы – чудом. Без справок. Честное слово, – серьезно сказал ему Самуил.

– Я так и знал! – просиял сосед и обратился к Тиму: – Будет круто, если твой друг согласится пожить в моей комнате. Может, она от этого снова станет комнатой для гостей? А вместе с ней весь мир расколдуется? Ну или, наоборот, заколдуется. Перестанет быть скучной тюрьмой.

– На весь мир я бы не особо рассчитывал, – заметил Самуил. – Даже не представляю, где и какой компанией надо для этого переночевать. Но одна твоя комната – может. Теоретически. А как выйдет на практике, расскажешь потом.

Тим повис на шее соседа:

– Ты лучше всех в мире! С меня причитается, сам придумай, чего.

Он повернулся к Мише:

– Ты согласен? Так хорошо?

– У Отто есть кот, – оживилась Надя. – Черный, с белыми лапками. Очень умный и ласковый. Соглашайся, тебе повезло!

– Спасибо вам всем огромное, – рассмеялся Миша (Анн Хари). – Я и так-то на все согласен заранее, а уж если с котом!..

– Только кот, наверное, спрячется, – предупредил его Отто (Труп и сосед). – Он приютский. Чужих до сих пор боится, хотя живет со мной уже много лет.

– Ко мне долго привыкал, – подтвердил Тим. – Раз на пятый, кажется, показался. Прошелся по комнате торжественно, как по подиуму, и назад под диван.

– А ко мне сразу вышел, – похвасталась Надя. – И лег на ногу. И замурлыкал. Я на радостях почти полчаса простояла столбом.

– Пусть прячется, если ему так надо, – сказал Миша. – Все равно он считается. Невидимый кот – тоже кот.

– Все эти годы я был уверен, что у тебя тяжелый характер, и с тобой совершенно невозможно договориться, – шепнул ему Самуил. – Сейчас уже и не вспомню, кто мне такую глупость сказал.

– Да кто угодно мог, – невольно улыбнулся Миша (Анн Хари). – Потому что это не глупость, а общеизвестный факт. Просто я попал в дурную компанию, начал пьянствовать и размяк.

– Тогда давайте сразу зайдем ко мне, – предложил Труп. – Покажу гостю комнату. А если повезет, и кота.

– Вот запасные ключи, – деловито говорил Труп, – чтобы не договариваться, кто когда уходит-приходит; шуметь по ночам, если что, не стесняйся, меня нелегко разбудить. Балкона нет, но на кухне можно курить. И в твоей комнате тоже, если окно нараспашку открыть. Ванная там, туалет отдельно, так что не подеремся. Чайник у меня электрический, плита обычная, газовая, а за кофе, наверное, лучше стучаться к Тиму, я не по этому делу. Ну или можно завтра купить френч-пресс… Эй, вы чего? – спросил он, наконец осознав, что ни Миша, ни остальные его не слушают и даже не замечают котика Вурстера[20], который, потрясенный их невниманием, запрыгнул на стол и остался сидеть в самом центре, как главное украшение вечера, ваза с цветами, бутылка шампанского, торт.

Гости благоговейно застыли перед картиной, которую он нашел в сугробе и притащил домой. Даже Тим, уже со всех сторон ее осмотревший, когда приезжал зимой.

«Ладно, черт с вами, любуйтесь, про туалет с ключами потом объясню», – подумал Труп, на самом деле страшно довольный, что картина их так впечатлила. И пошел за простынями и одеялом, чтобы застелить для гостя софу.

«Ну ни хрена себе, – думал тогда Самуил, – какие художники в ТХ-19 бывают. Это так круто, что уже не просто картина. Нечто гораздо большее. Оно же светится и звучит. Больше всего похоже на музыку в Тёнси. Словно я нечаянно туда провалился, прямо в зал, где идет концерт».

«Ну ни хрена себе, – думала Надя. – Мы так не договаривались! Картина – это всего лишь картина, посмотрел и пошел, привет. А я не могу оторваться. Влюбилась с первого взгляда, насмерть вот в этого, крайнего слева, синеватого, сизого, как пасмурный зимний рассвет. Хотя он – тень, мазок на холсте, смутный образ, а не живой человек».

«Ну ни хрена себе, – думал Тим. – Я же видел эту картину. Несколько раз тогда заходил на нее посмотреть и заново удивлялся, какая она странная и прекрасная. Но все равно, оказывается, забыл».

«Ну ни хрена себе, – думал Миша (Анн Хари). – Это же Лех и Аньов. И Пятрас, и Мартин с Принцессой. И Томка по прозвищу Заяц. Жаль, не все наши в тот вечер собрались. Но как же круто мне они удались! Все чистая правда, хотя формально вообще не похоже. Тени, пятна, туман вместо лиц».

«Стоп, – думал Миша (Анн Хари). – Это еще что за новости. Я не знаю ни Леха, ни Зайца, ни Мартина, ни всех остальных. Никого я не рисовал. Я вообще не художник, только и счастья, что в детстве окна цветной бумагой заклеивал, мечтая о будущих витражах. И Саше тоже заклеил. Дурость ужасная, но он был так рад».

«Спокойно, – думал Миша (Анн Хари). – Еще и не такое случается с нашим братом в потусторонних реальностях. Не я первый, не я последний. Конфабуляции, ложные воспоминания, я об этом где-то когда-то читал; вот смеху будет, если это воспоминание тоже ложное. Ложное воспоминание, как я читал о ложных воспоминаниях! Красивая такая петля».

«Ладно, – думал Миша (Анн Хари). – Примерещилось и примерещилось, невелика беда. Главное, что настоящая память никуда не девалась. Я точно знаю, кто я такой и откуда. И как я сюда попал. И что перед этим было. И как мы вчера уснули на полу в гостиной Хатана. И Тучу, Надиного кота. И Сашу. И как мы с ним гуляли в Грас-Кане целых два раза в этом году. И папу с баром, который теперь „Звезда“. И все остальное, включая книги Стивена Кинга, все чертовы редактуры, хотя их-то как раз совершено не жалко забыть».

«Я даже помню, – думал Миша (Анн Хари), – что у меня есть провалы в памяти. Вернее, один грандиозный провал. Как я на три года пропал в ТХ-19, и до сих пор понятия не имею, где меня тогда черти носили. Или где я этих чертей носил».