Мельница желаний - Гурова Анна Евгеньевна - Страница 9

Только теперь Лоухи ощутила забытое чувство – бесконечный, безмятежный покой. Ответ получен, настало время действовать. Она с кряхтением поднялась на ноги и крикнула:

– Найдите мне Рауни! Пусть немедленно летит сюда!

На том же самом утесе, только еще выше, в том месте, где плоский расщепленный край скалы далеко выдавался над морем, стояли на порывистом ледяном ветру несколько молодых тунов. Под ними галдел птичий базар, еще ниже море билось об острые каменные зубы, оставляя на них клочья водорослей. Теплое, щедрое море, полное рыбы.

– Вон она! – крикнул один из тунов. – Плывет сюда!

– Давайте! – эхом отозвался Рауни, распахивая крылья.

Двое приятелей опрокинули над ним бочку, и на плечи и спину туна хлынул поток теплого китового жира. Рауни зажмурился от удовольствия, когда медленные ручейки защекотали кожу, пробираясь между перьями. Какой дурак сказал, что туны не любят тепло? Да они ценят его так, как людям и не снилось. Каждый хранит в памяти ласковый жар материнского гнезда, выстеленного нежнейшим пухом с ее груди. Но ворвань была нужна Рауни вовсе не для того, чтобы согреться. Он расправил крылья, встряхнулся. Крылья стали как чужие – словно свои оторвал, а каменные приставил. То что надо.

– Она приближается! – тревожно сказал другой тун, глядя в море. – Поторопись!

Тяжело ступая и оставляя за собой липкий след, Рауни подошел к краю утеса и там завершил превращение. Помедлил, издал пронзительный вопль, согнав несколько десятков крачек с соседних каменных карнизов, и кинулся вниз.

Он падал как камень, чуть шевеля маховыми перьями. С оглушительным плеском врезался в волны – и вот он под водой, в туче веселых белых пузырьков.

Звуки отдалились, стали гулкими. Туна окружило зеленоватое, сумрачное пространство. Стаи рыб в полном изумлении удирали с его пути. Тун – под водой! Кому скажи – не поверят. Все равно что по доброй воле нырнуть белой сове!

Туны избегают воды. Даже на охоте, на лету выхватывая из моря неосторожную рыбу, внимательно следят, чтобы не накрыло волной. А теперь, в перьях, пропитанных вязким жиром, Рауни скользил под волнами легко, как морянка.[10] Вода сама держала его, выталкивала наружу. Едва успел погрузиться – и уже влечет наверх. Силуэты рыб внезапно прыснули в разные стороны. Кроме одного, самого большого, который направлялся прямо к нему.

А вот и косатка! Быстро же она подоспела!

Рауни рванулся, помогая воде, выскочил на поверхность, как поплавок, и изо всех сил забил крыльями. Они словно стали впятеро тяжелее. Понадобились все силы, чтобы оторваться от воды и взлететь. Косатка выпрыгнула из воды, раскрывая зубастую пасть, – но Рауни уже был в воздухе. Низко, редко взмахивая крыльями, он полетел к берегу. С утеса донеслись далекие вопли восторга. Юные родичи один за другим срывались с края и летели вниз, к нему. Снизу они казались крошечными комочками темных перьев.

Первый, самый маленький, летел чересчур быстро, почти падал. Оперение вспыхнуло на солнце сизым радужным отливом. Тун пронесся мимо него, вошел в волны, как стрела, – почти без всплеска.

Рауни опустился на ближайший торчащий из воды камень и с тревогой обернулся. Маленький тун долго не выныривал. Плавник косатки промелькнул неподалеку и исчез. Наконец шагах в ста показалась мокрая голова, раздался хохот. Тун взмахивал крыльями, но не мог взлететь. Тогда он широко раскинул на воде пропитанные жиром крылья и поплыл. Рауни узнал сестру и аж зашипел от злости.

– Дура! – заорал он. – Улетай оттуда! Там косатка!

– Я знаю!

Косатка красиво вынырнула гораздо ближе, чем в прошлый раз, и снова ушла в глубину. Рауни знал их повадки – сейчас нападет снизу.

– Ильма! – пронзительно завопил он. – Улетай!

Мокрая голова пропала под водой. Рауни разразился бранью. Довольно долго поверхность моря оставалась пустой. Наконец прямо рядом с его камнем, кашляя, вынырнула сестрица. Вынырнула и встала на ноги – вода оказалась ей по пояс.

– Вот так бы уйти из-под носа Калмы! – сверкая глазами, заявила она.

Рауни молча ударил ее наотмашь. Сестра отлетела назад и плюхнулась в воду. Но через мгновение выскочила наружу не хуже косатки, с яростным воплем вцепилась брату в крыло, стащила его в море и принялась радостно топить.

– Мне тоже захотелось ее подразнить, – прохрипела она, когда они оба, измотанные, встопорщенные, нахлебавшиеся воды, выползли на берег. – Почему тебе можно, а мне нельзя?

Рауни закатил глаза. Спорить с сестрицей иногда было просто бесполезно.

– Между прочим, я здесь по делу, – важно сказала сестра, отряхиваясь. – Меня послали найти тебя и сказать: тебя срочно зовут к матери.

Наследники влетели в пещеру, завершили превращение[11] и склонились перед Хозяйкой Похъёлы. Лоухи взглянула на них сурово, но не без удовольствия. Рауни стал настоящим молодцом, хотя до взрослого туна ему, конечно, еще расти и расти. Высокий, стройный, весь в мать. Жесткие черные волосы, синевато-аметистовые глаза, хищное лицо – красавец, да и только. И, конечно, неизменное костяное кантеле на плече. Рауни – способный чародей. Не будь он старшим сыном-наследником, вырастила бы из него рунопевца посильнее Филина…

И сестрица Ильма, маленькая красотка с радужными перьями, здесь, ни на шаг от него не отходит. Оба причесаны, умыты, на лбах – железные обручи, на шеях ожерелья, но перья и волосы мокрые, вымазаны какой-то липкой дрянью, и несет от детей вонючим китовым жиром.

– Я сегодня говорила с Калмой, – небрежно сказала Лоухи, словно речь шла о соседке из дружественного клана.

Сколько лет жизни стоил ей этот разговор, никто узнать не должен.

Царские дети вытаращили глаза, почтительно помалкивая. Лоухи жестом пригласила их подойти поближе.

– Помнишь проклятие Филина, Рауни? Брат твоего деда был прав. Герой придет, чтобы отобрать у нас сампо.

Помолчала и добавила тихо:

– Он придет из карьяльского рода Калева. Рауни нахмурился. Лоухи не делилась с ним своими многолетними страхами и предусмотрительно не подпускала наследника к сампо. Но он понимал – вопрос важный.

– Ты хочешь сказать, он там родится?

– Это возможно, сын. Но я боюсь, он уже родился. Скорее всего, вскоре после того, как мы добыли сампо.

Рауни быстро подсчитал.

– Так он уже вырос! По человечьим меркам он уже взрослый!

– Ну, не настолько. Такой же птенец-подлеток, как и ты. Надо его найти.

Лоухи принялась ходить туда-сюда по пещере. Дети следили за ней глазами.

– Что такое этот род Калева? – спросил Рауни. – Могущественный клан, вроде нашего?

– Ах, я уже все узнала. Благодаря моим шпионам у нас столько сведений о карьяла, что в них можно утонуть. Есть у них многочисленные сильные племена, но это не про тех, кого мы ищем. Род Калева – одно-единственное поселение недалеко от озера Кемми, в шести дневных перелетах на юг отсюда. Они всего лишь лесные жители, рыбаки и охотники. К северу от них больше деревень нет, сплошь глухие леса, потом тундра и земли саами.

– Наши земли, – уточнил Рауни.

Обдумав слова матери, он пренебрежительно сказал:

– Всего лишь мелкое человечье племя. Почему бы не уничтожить их всех, для надежности?

Лоухи с досадой поморщилась.

– Хватит, уже пытались. Даже не думай!

– Но почему?

– Я не сказала вам самого главного. На горе, недалеко от селения Калева, живет один человечий колдун, – с отвращением произнесла Лоухи. – Его зовут Вяйнемейнен. Я давно его знаю, и он меня, к сожалению, тоже. От этого чародея надо держаться как можно дальше, потому что он единственный, кто может нам всё испортить. Если он что-то разнюхает, то может взять того, кого мы ищем, под свою защиту. Или попросить защиты у карьяльских богов, которые ненавидят Похъёлу, и тогда мы точно никого не найдем.

– Но, мама, – подала голос Ильма, все это время внимательно слушавшая мать и брата. – Как мы узнаем, кто именно из этого рода – будущий похититель сампо?