Поиски утраченного завтра (СИ) - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 25

Ага. Синтеты здесь не только для колорита. Они ещё осуществляли функцию вышибал и охранников, нацеленных на защиту… да понятно же, кого! Тех, кто носит фирменные значки ресторана!

Мне, конечно, помощь панды, чтобы справиться с хоппером, не требовалась. Но приятно, чёрт побери!

Отстранив панду (та послушно сдвинулась, а я поразился тому, какая у неё жёсткая и колючая шерсть, неужели у настоящих такая же?), я склонился над хоппером. Тот уже приходил в себя. Черепушка у них прочная, всё-таки наследие предков, тысячелетиями бодавшихся в боях за самку.

— У меня долг Высокого странника… — прошептал я в ухо хопперу.

Глаза у него даже открыться толком не могли от попавшего в них соуса. И жгло их немилосердно. Но хоппер всё-таки выдавил из себя:

— Ложь…

— Двадцать лет назад, Отдающий Большее…

— Он должен был сказать слово… — прошептал хоппер.

Архив памяти со скрипом, но всё-таки разархивировался. Я вспомнил окровавленного старого хоппера, которого толкал перед собой.

…В спину мне били пули, вырывая куски плоти и фонтаны крови. Некоторые прошивали меня насквозь, кроша пластины бронежилета на груди. Оставалось лишь надеяться, что особо удачный выстрел не пробьёт меня вместе с заложником, которого я спасал.

— Мой долг… — прошептал Отдающий Большее. Я впихнул его во флип, рухнул сверху, прикрывая от пуль. В спину ударили ещё две пули — кто-то был очень метким стрелком. — Заратта… Мой долг, долг Высокого странника…

Я вывалился из флипа, который стрелой ушёл вверх. Стукнуло в лоб. Я пожевал и выплюнул горячую сплющенную пулю со вкусом собственной крови и мозгов. Посмотрел на флип, уносящийся на предельной скорости. Улыбнулся. Время спасать прошло, настало время убивать…

— Заратта, — сказал я Разрешающему Последние Сомнения.

Хоппер дёрнулся, когда понял, что попал в ловушку. Но концепция долга жизни пришла в Слаживание от его народа, и он не мог больше молчать.

У меня было примерно двадцать шесть вопросов, но я чувствовал, что время истекает.

— Как меня хотят убить?

— Термические заряды в подвале и на крыше… — прошептал хоппер.

В следующий миг панда схватила меня и забросила на спину. Я с удивлением понял, что намертво приклеился к шерсти. А панда, безжалостно пробежав прямо по хопперу, выбила ближайшую дверь и вынеслась на опоясывающий ресторан пандус. Её псевдоинтеллект оказался достаточно мощным, чтобы оценить ситуацию.

Обе полосы пандуса с момента тревоги струились вниз. Но едва панда понеслась по прозрачной ленте, как я почувствовал толчок и понял, что нам не успеть.

— Выпусти меня! — крикнул я.

Панда подчинилась.

«Вавилон» трясся и раскачивался. Внизу, сквозь подвижное стекло пандуса, пробивалось огненно-красное свечение. Там открылись врата в ад. Я поднял голову — и увидел свечение на вершине «Вавилона»: ослепительную лестницу в рай.

В переносном смысле, конечно. Зачем нам ад и рай, когда существует реальность?

Панда стояла и смотрела на меня. Вокруг метались разумные существа, происходящие из самых разных миров. Кто-то в слепой панике нёсся вниз. Кто-то, чуть-чуть поумнее, бежал вверх. Самые умные стояли и молились. Или просто обнимались напоследок.

Рядом со мной обманчиво юная женщина-рили ослепительной красоты обнимала прекрасных, будто ангелы, детишек, мальчика и девочку. Стояла неподвижно и смотрела на меня грустными глазами. Умные они, рили.

Я молча схватил детишек и забросил на спину панды. Шерсть зашевелилась, приклеивая их к синтету. Я сорвал значок с одеяний Ищущего Истины и прицепил на белоснежное платье женщины. Её грудь, которой я невольно коснулся, была крепкая и упругая. Хорошо быть юным и соблазнительным до самой старости, верно?

Ну да, я немного зациклен на сексе. Старикам простительно.

Панда рыкнула, но всё же протянула лапу, сгребла женщину и забросила себе на спину. Мне показалось, что она смотрит на меня с укором.

— Вниз по пандусу, пока можно, — велел я. — Потом — прыгай сквозь стекло. Постарайся смягчить им удар.

Миг — и панда унеслась вниз по пандусу.

Я тоже побежал вниз. До земли тут было метров сто…

Пандус дёрнулся в конвульсиях и остановился. Внизу разгоралось всё ярче и ярче, мне даже показалось, что я чувствую жар.

Тут я опомнился.

Хорошо, допустим, я дал панде дельный совет, а что сам ему не следую? Сотня метров, ну и что? Ну разобьюсь я в лепёшку, что с того?

Наверное, это атавизмы. Боюсь высоты.

Я несколько раз ударил в стеклянную стену, по которой бегали разноцветные пятна светофильтров, указатели вниз, призывы эвакуироваться и ещё какая-то лабуда.

Разумеется, стена и не подумала разбиться. Это был какой-то сложный силикат на стеклянной основе, покрепче танковой брони. Я вдруг с сомнением подумал, что панде может и не хватить сил его пробить.

Что-то больно ужалило меня в затылок. Запрокинув голову, я обнаружил, что крыша разгорелась на отличненько и пандус оплывает вниз огненным дождём.

Вытащив из ножен шпагу, я несколько раз рубанул по стене. Потом попытался проткнуть.

Последнее получилось, вот только стена тут же укрепилась и намертво зажала лезвие.

— Ёптыть, — сказал я, глядя в огненно-чёрное море огня внизу.

Крик вокруг стоял такой, что хотелось зажать уши.

Я и зажал.

А потом закрыл глаза.

Здание содрогнулось в последний раз и всё целиком ухнуло вниз, в яму с огнём.

В число моих самых нелюбимых способов умирать (заметьте, я не говорю «умереть») входит огонь. Может быть, даже он самый неприятный.

Но одно дело просто сгореть и, матерясь, встать, стряхивая с себя золу и обугленные зубы, а совсем другое — бултыхаться в стометровой яме, полной горящей термитной смеси.

К счастью, боли при этом практически нет, нервные окончания сгорают мгновенно.

Но сгорает и всё остальное, так что продвигаться в месиве из огня, стекла, металла и прочего — очень проблематично.

В какой-то момент я даже решил просто зависнуть в этом аду до его полного выгорания.

А потом сообразил, что в какой-то момент окажусь замурованным в спёкшемся монолите. Если пожарище будут разбирать — то надолго. Если решат целиком аннигилировать руины, расчищая место под новую стройку или мемориал…

Ну, тогда я отвечу на интересующий всех вопрос, как именно можно убить Обращённого.

Чёрт. Я тоже хочу узнать этот ответ. Но для этого надо выжить.

В бездонной тьме, полной ревущего огня, запертый в своём непрерывно сгорающем теле, я вспоминал свою жизнь.

Обычную жизнь российского школьника, студента, военного врача, судмедэксперта, пенсионера.

Корабль Стерегущих над Москвой.

Пустыню под двумя лунами, по которой нам, первой партии, надо было дойти до города… Крики, плач, панику… Появление касамни, маленькой группы охотников… Снова крики, плач и паника… и кровь…

И наш исход сквозь пустыню.

Ущелье.

Обращение.

И снова кровь, кровь, кровь…

И смерть, которая растерянно развела костлявыми руками.

Жизнь в Пунди.

Работа в полиции.

Ещё много всякой работы.

Другие миры. Я ведь много где побывал.

Снова работа.

И мой прижизненный склеп, моё убежище, мой дом, я спрятался от всех и вся, чтобы дожить свои три десятка лет…

Но кто-то начал на меня охоту.

Кто и зачем?

Я хочу это узнать.

Может быть, в этом и заключается моё дао и мой поиск истины?

А не в том, чтобы оказаться навеки заточённым в остывших остатках «Вавилона»!

То, что со мной сделала Слаживающая — противоречит всем законам природы. Я ходячий абсурд, научный эксперимент, проведённый с благой целью — остановить касамни, абсолютно непригодных для Слаживания, но по ошибке Стерегущих запущенных в процесс.

Я — насмешка над биологией, физикой и всей прочей наукой. Может быть, лишь с точки зрения восточной философии я имею какой-то смысл.

Дао, вечное действие, средство и цель, отсутствие и наличие. Я Великий предел и Ничто, вещь в себе и высшая сила.