Бяк-бяк-бяк-бяк (СИ) - Номен Квинтус - Страница 15

Обстановка на фронте особо лучше не становилась, хотя напор фашиста уже изрядно ослаб. И причин тому было несколько, а превосходство в воздухе было далеко не самой главной из них. Но и оно, превосходство это, тоже влияло довольно сильно — просто потому, что снабжение армии у немцев стало происходить гораздо труднее и со значительными потерями. Тут в первую очередь товарищ Ванников постарался: бомбы к самолетам подвозились без перебоев и большинство советских бомбардировщиков теперь отправлялись на задания минимум по два раза в сутки.

А эти бомбардировщики тщательно прикрывались истребителями. Хотя те же Гу-82 (получившими, после того как товарищ Гудков настоял на возвращении в КБ товарища Горбунова индекс ГГ-4) не очень сильно превосходили «мессеры», но все же были слегка получше, а то, что теперь они всегда были «в большинстве», делало воздушные бои делом весьма грустным — для немцев, конечно. А два завода (двадцать первый в Горьком и сто шестьдесят шестой в Омске) ежесуточно давали фронту более чем по полсотни машин. С «поликарпычами» было заметно хуже — их всего по пять самолетов в сутки делали — но не из-за того, что «больше не могли», а потому что опытных пилотов не хватало. А товарищ Новиков «новичков» на эти машины, получившие, наконец, обозначение По-7, сажать запретил.

И правильно сделал, что запретил: опытные пилоты, да еще на превосходных машинах такой страх на фашиста нагнали, что сам факт появления их в небе «сажал» все фашистскую авиацию. Что, как оказалось, было крайне полезно: начавшееся в конце апреля наступление советской армии на харьковском направлении противодействия с неба вообще не заметило. Ну да, выпустил товарищ Новиков по просьбе товарища Конева в небо Степного и Воронежского фронтов почти тысячу «поликарпычей» — в дополнение к почти четырем тысячам «гудков», и советским солдатам в небо смотреть особой необходимости не стало.

Так что до Харькова советские войска дошли довольно быстро — но все хорошее когда-то заканчивается. Закончилось и «безоблачное счастье» советских летчиков, поскольку у фашиста появился новый самолет. Совсем новый: реактивный истребитель Ме-262. Их было все же не много, но и малое их количество гадило советским летчикам прилично. И единственное, что давало советским истребителям хотя бы минимальный шанс на победу, была очень высокая маневренность «поликарпычей». Ну и то, что в небе они появлялись, как правило, минимум четверками. Так что пару машин удалось даже сбить, причем уже на своей территории…

В ЦАИМе Архип Михайлович Люлька уже почти год занимался разработкой турбореактивного мотора. То есть он этим еще до войны занимался, в Ленинграде — но вернуться к прерванной работе у него получилось лишь когда в летом сорок второго ЦИАМ всерьез взялся за эту работу. И у него даже получилось изготовить два работающих двигателя, правда не для самолетов, а для стендовых испытаний. Которые уже шли (с переменным успехом) — и тут ему приволокли новенький и практически неповрежденный двигатель германский: один «мессер» упал очень удачно, брюхом вверх и мотор на нем уцелел.

Почти уцелел, но и это было уже прекрасно. А еще был мотор разбитый, и за него взялись сразу много специалистов «иного профиля», так что в конце июня у Архипа Михайловича были не только готовые чертежи немецкого мотора, но и подробный перечень использованных фашистами материалов. А в середине июля немецкое «чудо техники» было поставлено на стенд и испытано…

Семнадцатого июля в кабинете товарища Сталина собралось совещание, на котором присутствовали товарищи Люлька, Кузнецов, Микулин, Швецов, Яковлев, Мясищев, Петляков и Сухой. Архип Михайлович первый раз в жизни так близко видел товарища Сталина и поэтому сильно волновался. Но когда Иосиф Виссарионович первым обратился именно к нему, все волнение куда-то пропало:

— Товарищ Люлька, вы уже успели познакомиться, причем очень близко, с германским мотором. Как скоро вы сможете его поставить на производство?

— Я, товарищ Сталин, не считаю это целесообразным. Германский мотор показал на стенде тягу около девятисот килограммов, а разработанный нами в ЦИАМе двигатель при заметно меньшем весе дает почти тысячу триста. По данным, полученным от сбитых немцев, ресурс немецкого мотора составляет двадцать пять часов, но и наш двигатель обеспечивает такой же. Кроме того, мы разрабатывали мотор с учетом наших технологических возможностей…

— Товарищ Люлька, вы, вероятно, не совсем поняли мой вопрос. Меня интересует как скоро мы сможем наладить выпуск такого же двигателя у себя.

— Я думаю… что вопрос в этом случае следует переадресовать товарищу Микулину или товарищу Кузнецову. У них есть большие заводы, а в ЦИАМе лишь крошечное экспериментальное производство, и с массовым производством мы просто не сталкивались. А к передаче всей технической документации на двигатель мы уже готовы.

— Я ознакомился с предоставленными чертежами, — влез в разговор Александр Александрович, и мне кажется, что опытные образцы мотора мы сможем повторить месяца за три-четыре… при условии получения всех необходимых материалов, конечно.

— Хорошо, займитесь этим, а насчет материалов… раз ЦИАМ позаботился об анализе материалов германских, я думаю, что ему же мы и поручим подбор поставщиков для вас. Теперь вопрос к товарищам авиаконструкторам: как быстро вы сможете воспроизвести германский самолет?

— Боюсь, что никогда, — ответил Мясищев, — собранные на месте падений этих машин детали и узлы в подавляющем большинстве аналогов в советской промышленности не имеют. Кое-что мы, конечно, воспроизвести сможем, но большую часть…

— Я поддерживаю мнение товарища Мясищева, — встрял Яковлев, — самолет — изделие гораздо более сложное, чем мотор для него, и стараться копировать чужое изделие неправильно. Просто потому, что когда мы его скопируем, враг продвинется гораздо дальше, так что в таком случае мы будем обречены на отставание. Я считаю, что нашим КБ необходимо — с учетом возможностей нового двигателя — заняться разработкой собственных самолетов.

— В ваших словах есть определенные резоны. Тогда кто займется этой работой?

— Мне кажется, — высказал свое мнение Мясищев, — что было бы крайне разумно привлечь к такой работе товарища Бартини. Так же имеет смысл пригласить и товарища Березняка, ведь оба уже с реактивными машинами работали. Еще будет уместным пригласить товарища Гуревича, он в скоростных машинах разбирается более чем неплохо.

— Вы вроде тоже со скоростными машинами хорошо знакомы.

— Да, но я знаком с тяжелыми машинами, а параметры этого двигателя годны лишь для истребителя. А когда, скажем, Архип Михайлович даст нам более мощный мотор, то я, несомненно, подключусь к разработке реактивных самолетов. А сейчас… не имея опыта в создании истребителей мое КБ способно лишь выкинуть какие-то деньги на ветер.

— То есть вы все же считаете, что товарищу Люльке нужно продолжить разработку своего мотора? И что повторять германский мотор нам не стоит?

— Товарищу Люльке несомненно работу продолжить необходимо. А относительно германского мотора… если Александр Александрович за полгода сможет наладить выпуск работоспособных копий немецкого двигателя, то мы по крайней мере от фашиста отставать не будем. А учитывая, что конструктора наши умеют самолеты делать заметно превосходящие германские машины, то это позволит нам не только не отстать, но и в чем-то даже обогнать врага.

— Я полагаю, что и мое КБ сможет разработать достойный ответ фашистам, — не удержался Яковлев.

— Я рад, что мы так быстро смогли выработать общие, и, надеюсь, правильные решения, — заметил Сталин. Думаю, что задания на разработку машин ГКО подготовить в течение одного-двух дней, а по поводу мотора… Александр Александрович, вас я попрошу остаться для обсуждения некоторых деталей, а остальных товарищей мы задерживать не будем…

Бабочки — существа красивые и безобидные: порхают себе, украшая серую действительность яркими крылышками, питаются нектаром. И служат кормим для полезных птичек. Но пока бабочка бабочкой не стала, она жрет все, до чего дотянуться может…