Разночинец (СИ) - Прутков Козьма Петрович - Страница 34

Я не кинулся перезаряжать своё оружие, лишь отскочил чуть назад, разрывая дистанцию – и продолжая взглядом поедать медведя.

– Совладал, Семен Семёныч, как есть – совладал, – послышался радостный шепот Ефима. – Стрелять ещё?

Я отрицательно покачал головой, но потом решил не обходиться жестами – и сумел выдавить из внезапно пересохшего рта:

– Нет, не надо уже.

Сейчас я был готов выпить даже это аборигенское варево. Наша вода осталась в вещмешках, до которых ещё надо было дойти.

И тут медведь рухнул – с таким грохотом, словно это была многотысячелетняя скала, которую подточил безразличный речной поток. Земля ощутимо содрогнулась.

Я сделал ещё шаг назад – подальше от оскаленной морды. Откинул барабан и начал по одной выколачивать стреляные гильзы. Бог знает, сколько тут медведей ходит. Кто-то встал рядом со мной. Я повернул голову – Ефим, со вновь снаряженным штуцером.

– Семён Семёныч, – сказал он. – Там эта, баба, ползёт.

Я оглянулся. Женщину, кажется, обуял настоящий ужас. Слезы лились из её глаз, она тоненько подвывала и что-то беспрерывно повторяла на своем языке. И при этом она ползла – вроде как к нам, но я понимал, что к поверженному хозяину тайги.

– Странный народ, – безразлично сказал я. – Как думаешь, Фимка, простят нам учиненный тут разгром?

Мы осмотрели поле битвы. В принципе, кроме мертвого медведя и ползущей женщины нам могли предъявить только опрокинутый туесок и порезанные веревки. Впрочем, веревки ещё можно было использовать – если не слишком привередничать.

– Что делать будем?

– Бог знает... – я действительно растерялся. – Надо бы эту девицу куда-то доставить, наверное. Но как бы нас там самих того... не доставили. Ну или можем продолжить путь к инородцам, как и собирались. Главное, не трепать на каждом углу, что это мы тут... Хотя – она точно молчать не будет, да и... вряд ли в этих края много американских «Миротворцев», а мне что-то не хочется вырезать из туши свои пули. В общем, мы опять в тупике, Фима.

Что-то в моей голове наконец-то щёлкнуло и сдвинулось в сторону мыслей о самосохранении, и я принялся торопливо перезаряжать револьвер. Ефим, глядя на меня – тоже. Баба продолжала выть и падать на тушу медведя, но вдруг вскинулась и настороженно уставилась в лес, после чего опрометью кинулась бежать.

– А не рвануть ли нам за нею? – пробормотал я. – Судя по всему, она убегает от тех, кто будет не очень доволен произошедшим

– Можно, – согласился Ефим. – Авось уйдём.

Мы подхватили свои сидора и заторопились в ту же сторону, что и женщина – склон сопки немного забирал в гору, зато бурелома здесь почти не было, да и деревья росли реже и выглядели мельче.

Не успел я подумать, что у подобного леса есть и минусы – спрятаться в нём сложнее – как из-за хилых полуоблетевших кустов показался десяток мужичков в шкурах. Вот буквально только что их не было, лес был по-осеннему прозрачен и пуст – и вот стоят, недвусмысленно тыкая в нашу сторону ружьями и специфическими копьями, похожими на тесак, примотанный к древку (насколько я помню, назывались они пальмами). Мы с Ефимом, не будь дураки, тоже агрессивно наставили на них наше оружие.

Непонятно, чем кончилось бы наше противостояние, если бы в спины нам не упёрлись стволы.

– Пошли давай, – сказал сердито пожилой эвенк с видавшим виды ружьём. – Шаман думать будет.

Поразительно, что ни револьвер, ни ружьё Ефима у нас не отобрали – то ли надеясь на своё ультимативное преимущество, то ли из каких-то ещё иных соображений. Из имеющихся у меня этнографических познаний, я мог предположить, что с одной стороны эти люди явно недовольны тем, что мы вломились в их святилище, а с другой – несколько обескуражены тем, что мы вроде как с лёгкостью пришибли явившегося туда духа в обличье медведя.

И сейчас состоится стремительный и возможно справедливый суд. Самый гуманный суд в мире, да уж...

Шаман проживал недалеко – в весьма скромного вида юрте, зато встречал он нас с таким огромным кожаным бубном в руках, едва ли не в половину своего роста, что сразу стало видно: человек любит свою работу и относится к ней с полной отдачей. А ещё он был довольно молодой для шамана – лет тридцати. И довольно прогрессивный (судя по тому, что обратился к нам по-русски, а не через переводчика).

– Садитесь, белые люди, – шаман кивнул на бревно и оправил рабочую форму, сплошь изукрашенную бусинами, тесьмой, кожаными косичками и прочими красивостями. – Надо ждать. Сперва выгоним сиркуль.

Что за сиркуль? Какое-то у меня тревожное ощущение. Надеюсь, его не из нас с Ефимом будут выгонять? А если из нас – то, пожалуйста, без применения психотропов и хирургических инструментов!

Но объектом изгнания сиркуля оказалась та шибанутая баба с искусанной спиной. Мало того, что её уже выловили и привели сюда, слегка подвывающую, так помимо неё откуда-то вытащили и вторую, дробно клацающую зубами.

Надеюсь, при нас не будут разыграны душераздирающие сцены. Хотя, признаться, в глубине души мне стало болезненно-любопытно.

Дальше всё происходило не по-русски, и нами воспринималось чисто как пантомима.

Бабу с искусанной спиной посадили на чурбак напротив любопытной конструкции: берёза, зафиксированная в согнутом положении с помощью верёвки, к вершинке которой был примотан деревянный антропоморфный болванчик. Сбоку стратегически горел костёр, в который время от времени отправлялись новые травки и корешки. Не знаю, что это – хихикать пока не тянет и мультики не показывают. Ладно, сидим.

Шаман принялся петь и отстукивать специальной палкой по барабану довольно сложный ритм, кружась и приседая вокруг костра и женщины. Исполнял он это весьма бодро, через некоторое время я поймал себя на том, что все – включая меня и Ефима – покачиваются в определённом ритме. Три минуты художественно-мистической синхронизации – и вдруг между делом палка тюкнула тётку по затылку, не сильно, но чувствительно, так что она клюнула носом, икнула и перестала выть.

Шаман торжествующе закричал, помазал рот деревянного истуканчика чем-то подозрительно похожим на кровь и обрубил ведущую к берёзке верёвку. Болванчик взмыл в небо и закачался на верхних ветвях. Шаман продолжал тыкать в него палкой и что-то кричать, вокруг разлилось такое бурное ликование, словно он как минимум на глазах у соплеменников Гагарина в космос запустил!

Ошалелой бабе дали попить какой-то воды и усадили в сторонке под бдительным надзором родственников. Место на чурбаке быстро заняла вторая баба.

На сей раз берёзу никто не привязывал. Интересно. Человекообразная фигурка (насколько я понимаю, вместилище для духа) тоже была. Только, кажется, глиняная. Хм.

Начало повторилось один в один: медитативный хит, тюк палкой по затылку... после которого шаман снова торжествующе заорал, совершил тигриный прыжок и от всей души долбанул палкой по болванчику. Разлетевшиеся осколки были встречены победным рёвом столпившихся вокруг людей.

Вторая женщина также поступила в объятия родственников (преимущественно родственниц), а шаман с суровой благодарностью принял оленью ногу и несколько связок ярких разноцветных бус. Вот в этот момент я и вспомнил читанную в детстве прекрасную книжку Сергея Зарубина «Трубка снайпера» о советском снайпере-эвенке времён Великой Отечественной войны, Семёне Номоконове. На первых страницах из воспоминаний Семёна становится ясно, что шаманы всегда были жадноватые. Что ж...

Как только вопрос с духами был решён, шаман подошёл к нам.

– Простите, как ваше имя-отчество? – опередил его вопросом я.

Служитель культа посмотрел на меня подозрительно и назвал, скорее всего, имя для чужаков:

– Ойгерен.

– Уважаемый Ойгерен. У меня есть для вас очень выгодное предложение. Но озвучить его я хотел бы наедине. Мы можем отойти в сторонку? Не обязательно в юрту, пусть ваши люди нас видят. Они могут в меня даже целиться. Просто поговорим.