Абиссинец - Подшивалов Анатолий Анатольевич - Страница 6

Потом отдал Ильгу шифровки и попросил через курьера узнать, когда ближайший русский пароход до Порт-Саида или Александрии. Если же пароход стоит или придет быстрее трех дней – то просил бы подождать, предупредив, что пакет – только для капитана русского парохода лично в руки для передачи русскому консулу в ближайшем порту и отправке русской дипломатической почтой – там все на пакете написано по-французски и по-русски. Если парохода долго не будет, то придется привезти пакет с диппочтой обратно. Альфред сказал, чтобы я не беспокоился, с почтой сделаем как надо, у него есть опыт. Телеграфист в Джибути у них на постоянном жалованье, так что не откажет и квитанцию выпишет по минимуму, а лишнее – ему в карман. Отдал два письма Лизе и управляющему заводами, приложив золотую монету в 20 франков, которую Альфред отдал назад, сказав, что негус оплачивает курьерскую службу вперед.

Казаки уже переоделись в абиссинское и подшучивали друг над другом. Им выдали такие же мягкие сапожки, как и нам со Стрельцовым, может, чуть попроще, зато можно было примерить по ноге, интендант негуса привез обмундирования и обуви на целую здоровенную абиссинскую телегу, запряженную быками. Приказал, чтобы они упаковали свою форму, кресты и медали и оставили Титову под охрану. Я остаюсь здесь, негус велел мне и Букину составлять план кампании, в рейд пойдут не все, а только те десять человек, что хорошо метали гранаты в бою в ущелье и один пулемет на бричке. Командовать будет хорунжий[9] Бяков, пулеметчиками – унтера-артиллеристы.

Уточнил казакам, что золотой, о котором говорил вчера, – это английский соверен, там золота чуть больше, чем в нашем золотом пятирублевике. Пятирублевик равен французским 20 франкам или 20 итальянским лирам, так что еще выгоднее получается, я-то про эти монеты сначала подумал, они здесь самые ходовые. Так что тот золотой, что я упоминал – это соверен в восемь граммов золота, а не шесть с половиной, как во французских или итальянских монетах и нашем пятирублевике. Вообще-то я подозреваю, что большинство рядовых казаков золотых монет в руках отродясь не держали, все же сейчас действует серебряный стандарт рубля, а не золотой, как будет при реформе Витте, и золотых монет чеканится мало.

Поговорил с Бяковым, сказал, что штурмовать Мэкеле не надо, там источник воды в полуверсте, надо убедиться, что итальянцы до сих пор им пользуются, и пусть те, кто хорошо стреляет, отстреливают водоносов. Самим под пули не лезть, даже если в крепости есть запас воды, он когда-то кончится, и они сдадутся сами. Буду убеждать здешних генералов, чтобы Мэкеле вообще не штурмовали, а обошли крепость.

– Пройдете рейдом, пощупаете итальянцев за «мягкое вымя» и домой, главное – чтобы все живые вернулись. Гранаты и боеприпасы получили? Тогда пошли к интенданту.

Получили у интенданта «лимонки» и пополнились патронами. Титов сказал, что брички пришлось ремонтировать – всю ночь занимались, на каждой по два колеса поменяли. Подошел Букин, спросил его, выспался ли, ну, если выспался, сейчас пойдем думать, что на Совете скажем.

– Вот, Андрей Иванович, сказал я, обращаясь к штабс-капитану, – хочу узнать, до Мэкеле и дальше по пустыне, где вы шли, такая бричка проедет?

– До Мэкеле точно проедет, там неплохая дорога, а вот дальше – нет, мы иногда по такой пересеченной местности драпали, что эта бричка точно развалится.

Подошел Титов:

– Александр Павлович, а мне как быть, я бы домой поехал, не буду я определяться в абиссинскую армию.

– Дорогой Михаил Титыч! В абиссинскую армию берут только военных, на крайний случай фельдшеров, интенданты у них свои. Так что я ваш рапорт и не подписал бы. Про вас разговора не было. Вот когда со склада все уйдет и он пустой будет, вот тогда я вас и отпущу. А что, пишите рапорт – и к негусу, вот я же не постеснялся. По восемь золотых соверенов в месяц будете получать, это больше, чем восемь пятирублевиков золотых, плохо, что ли, если у вас оклад жалованья в России в два раза меньше. А потом восстановитесь тем же чином. Подумайте, потом поздно будет.

Пока казаки были у Титова, велел взять другой пулемет, во вьюк отдельно тело пулемета и отдельно – станок и десять лент. Напомнил хорунжему, чтобы проверял воду в кожухе и всегда имел свежую, чтобы заменить нагретую при стрельбе, иначе ствол поведет и пулемет выйдет из строя. Так как артиллеристы хуже казаков ездят верхом, то можно взять двух пулеметчиков из казаков, на что Бяков ответил, что с пулеметом он сам управится, а второго номера найдет.

Потом мы еще раз рисовали с Букиным план рейда и прикинули, как может выглядеть генеральное сражение. Пришел рас Мэконнын, я сказал, что негус оставляет меня с капитаном Букиным для разработки генерального плана сражения, но в рейд пойдут десять казаков, которые лучше всех управляются с гранатами, и еще они получат пулемет, командовать будет офицер. Рекомендовал не брать штурмом форт, а обойти его, оставив в окружении, пусть хорошие стрелки отстреливают водоносов, и итальянцы сдадутся сами, для блокирования форта достаточно двух-трех тысяч ашкеров, остальные могут продолжить рейд.

Если разведка узнает, что в форте крупные силы и есть дополнительный запас воды, то лучше его обойти, а назад уйти другой дорогой – вдоль гор, по этой дороге ко мне от раса Мэнгеши вернулись люди и пулеметы, уведенные Лаврентьевым; вот на карте она показана, отмечены речки и водопои. Вообще, возвращаться никогда не нужно той дорогой, по которой ушел в рейд – иначе на ней обязательно будет ждать засада. Еще вариант – остаться с силами Северной армии, тогда удар ее будет даже мощнее, чем Центральной армии, и его точно не будут ждать итальянцы, потому что в их планах конница у нас – на левом фланге (вот пусть так и продолжают думать). Спросил, нужно ли казакам брать вьючных лошадей под фураж и продукты, рас ответил, что все снабжение проводят специальные люди, а ашкеры должны только воевать и воевать хорошо.

Показал ему еще раз вычерченный на карте план попроще и объяснил, что к чему. Рас сказал, что сейчас пришлет рисовальщика и тот перерисует карту с надписями по-амхарски. На том и расстались, я пожелал счастливого пути и удачи в бою, мы обнялись и, немного отойдя в сторону от палатки, рас спросил, жив ли мой отец, я ответил: «Нет». Узнав это, Мэконнын сказал, что по их традиции, если я женюсь на его дочери, то становлюсь ему сыном, который будет ему так же дорог, как и родной, поэтому он не против, если я буду называть его отцом, и еще – если он погибнет, а у него родится сын, как я предсказал, то пусть я поклянусь, что воспитаю его воином и мужчиной.

– Клянусь, отец, – ответил я, и рас улыбнулся. Я редко видел, как он улыбается, тогда он становился совсем не похож на средневекового сатрапа и деспота, каким хотел казаться, а выглядел просто как добрый и умный человек, уже в годах и много повидавший на своем веку. Мы еще раз обнялись, и я прошептал ему: «Удачи, отец, и возвращайся живым и здоровым, я буду тебя ждать».

Было уже час после полудня, когда отряд раса Мэконнына вышел в поход, следовать им пять часов до ближайшего водопоя, а у Мэкеле они будут послезавтра, к этому времени уже ушедшая рано утром разведка определит, что и кто в форте, отсюда и будем ожидать развития событий.

Проводив своих людей и пообедав казацким кулешом, завалился спать, а то на Совете зевать буду. Часа через три проснулся оттого, что Артамонов настойчиво трясет меня за плечо:

– Вставайте, Александр Павлович, там от царя к вам пришли!

– От какого царя? – ничего не понимая спросонья и ожидая увидеть жандармов с наручниками, которые повлекут меня прохладиться в Сибирь. – От русского, что ли?

– Да не от русского, а от арапского!

– Ефремыч, привыкни, что царь у нас один, тот, что самодержец Всероссийский, а здешнего, абиссинского, а не арапского, называют негус, а арапского никакого и не бывает, а то напугал ты меня, думал, сейчас в кандалы за развязанную мной войну с Италией закуют и в Сибирь повезут.