Рейд. Оазисы. Книга 5. Блок - Конофальский Борис - Страница 17

«Быстро».

Начинало светлеть. И Миша, поняв, что у зарослей грунт получше, понадёжнее, теперь шёл, почти цепляя плечом и рюкзаком колючку. Уполномоченный шёл прямо по его следам.

Шаг, шаг, ещё шаг….

А вокруг потихоньку сходил на нет шум ночной жизни. Саранчи и мотылька, а также козодоев становилось в воздухе всё меньше. Может, поэтому тонкий и противный звук дрона казался особенно отчётливым.

«Ничего, скоро мы должны от него избавиться».

Он был уверен, что они с Мишей выйдут из зоны контроля этой назойливой машинки.

– Ух, блин! – воскликнул Миша.

И прежде чем Горохов успел испугаться, он услыхал хлопанье больших крыльев. Это была дрофа; охотник в утренней полутьме случайно набрёл, видно, на кладку птицы и поднял её из гнезда.

Дрофа почти не летает, но когда делает ускорение, помогает себе крыльями.

– Напугала! – Шубу-Ухай, кажется, смеётся.

А Горохов рад, что ему удалось хоть десять секунд постоять не двигаясь. И снова Миша пошёл вперёд.

Шаг, ещё шаг, ещё…

На самом деле грунт определяет многое, и теперь, когда уже стало заметно светлее, они начали выбирать те места, где земля потвёрже, стараясь пересекать мягкое, осыпающееся каменное крошево вперемешку с песком как можно реже. Обходя такие участки.

Шаг, шаг, шаг…

То, что он выпил уже одну баклажку воды из тех, что брал с собой, казалось, не сделало его поклажу легче. Ремни рюкзака впивались в плечи всё сильнее.

Шаг, шаг, ещё шаг…

Конечно, хотелось интервалы между шагами сделать побольше, а иной раз, после плохого грунта, от которого начинало ломить где-то в щиколотках, и вовсе встать и постоять хоть пятнадцать секунд, но он ни на секунду не забывал, что где-то над головой у него висит дрон, а значит, по его следам идут люди.

Уполномоченный машинально оборачивается назад. Света хватает только на то, чтобы разглядеть, что там, в паре сотен метров ниже, дальше всё укрывает серая пелена, утренняя дымка. И он снова начинает двигаться за Шубу-Ухаем.

Шаг, шаг, шаг, шаг…

Крепкий грунт тут заканчивается, до новых зарослей кактуса, под которыми желтеет твёрдый суглинок, метров сто, и Миша уже выходит на большую «поляну» сыпучей дряни из песка и камней. Уполномоченный видит, как после каждого шага охотника его стоптанные башмаки съезжают немного вниз, и нужны новые усилия, чтобы преодолеть часть пути, который человек уже преодолел, но выбирать Андрею Николаевичу не приходится, и он сам ставит ногу на песчаный склон.

Облака, плотно укрывавшие небо ночью, утром стали рваными и редкими. И как итог, из-за горы, что осталась на востоке, наконец выглянуло солнце и сразу, даже через запылённые очки, почти ослепило путников. Белое и, конечно же, горячее… Стало припекать плечи и руки с первых же секунд.

«Ну вот… Начали мы подъём вчера вечером и до сего момента шли только по «холодку».

Вчера вечером и ночью он пил воду, даже и не думая экономить, пил её ради удовольствия на каждой минутной остановке. Теперь ему стоило уже её беречь.

Шаг, ещё шаг…

Он видит, что Миша уже выбрался на твёрдый грунт и там, возле больших кактусов, остановился… Это понятно… Он тоже не железный. А Горохов снова и снова переставляет ноги, которые при каждом его шаге утопают по щиколотку в песке. Наконец он, тяжело дыша, добирается до охотника и тоже останавливается. А тот, отдохнув, двигается дальше.

Андрей Николаевич, переводя дыхание, оглядывает растения, возле которых стоит, и вдруг понимает, что никогда прежде не видал таких. И листья у них другие, и иглы… Прочнее, что ли… Но это не то, что в первую очередь должно его сейчас волновать, он поднимает глаза к небу и смотрит вверх… Нет, дрона на небе он найти не может. Улетел заправляться? Хотелось бы ещё минутку постоять, но нельзя, и Горохов снова идёт за Мишей вверх. Ставя ноги почти след в след.

Шаг, ещё шаг, шаг, шаг…

Кажется, этот их утренний участок самый длинный. Уполномоченный смотрит на часы: скоро шесть. Ему давно уже хочется пить, но Шубу-Ухай не делает привалов. Идёт и идёт вверх, монотонно переставляя свои башмаки. Горохов уже помнит, на каком ботинке больше сбит каблук. А этот бесконечный подъем всё тянется и тянется, и что ещё хуже, он становится всё более крутым, и теперь охотник идёт не прямо вверх, это делать уже сложно, а чуть под углом, таким образом облегчая подъём за счёт увеличения пройдённого расстояния.

Может, так и нужно, Горохов не даёт ему советов, это не барханы, там, в песках, он сам бы выбирал способ движения.

Шаг, ещё шаг, ещё шаг, ещё, ещё, ещё…

Только ближе к семи часам утра Шубу-Ухай наконец выдыхается сам. Тут уже почти нет колючки, а кактусы не растут до двух метров, они здесь едва достигают плеча уполномоченному. Там, на песчаной «поляне» среди колючих растений, Миша и остановился. Упёр приклад своего ружья в землю, а сам, обхватив стволы двумя руками, повис на оружии, стянув вниз респиратор. Его лицо мокрое от пота, а синяя губа синее обычного.

– Ещё двести метров, – говорит он Горохову, когда тот наконец добирается до него. – И там передохнём.

Андрей Николаевич поднимает голову и не видит конца подъёму.

«Двести метров? Хорошо бы».

Он глядит вниз. И умудряется разглядеть там белое пятнышко. Горохов, чтобы хоть полминуты ещё постоять тут, вытаскивает из кобуры прицел револьвера. И с разочарованием понимает, что там внизу белеет: это бетонная стена трансформаторной будки, что торчит на окраине Кытлыма.

«Что за хрень, идём уже двенадцать часов, ну, за исключением двух часов на отдых. И всё равно не смогли отойти от точки начала восхождения и на десять километров!».

А по карте от Кытлыма до Александровска по прямой… он не мог знать это точно, так как не считал всё, как положено…просто прикинул… километров сто тридцать, может, сто сорок…

«Пятьдесят километров за день, сорок километров за второй день пути». Да, так он ходил когда-то по степи, когда был молод. Но теперь получалось, если они будут идти с тем же напряжением и за следующие двенадцать часов будут отдыхать два часа… То пройдут по карте всего… двадцать километров. Это было неприятное открытие.

«Миша, кажется, говорил, что от Кытлыма до Александровска ходу три или четыре дня. И что после одного дня подъёма дорога пойдёт вниз. Надеюсь, он прав».

Значит, им оставалось ещё полдня подъёма. Можно было бы, конечно, спросить об этом у Шубу-Ухая, но он не стал этого делать, чтобы тот не подумал, что он уже сдулся и интересуется, когда им станет легче. Горохов прячет прицел в кобуру, поправляет рюкзак. И, взглянув в который раз на каблуки охотника, двигается за ним.

Шаг, шаг, шаг, шаг, ещё шаг…

Глава 12

Двести метров. Миша, может быть, и не ошибся, но он, наверное, говорил о двух сотнях метров по вертикали. Иначе они не преодолевали бы их столько времени. А учитывая крутой подъём и плохую почву, им пришлось перебираться от одной лужайки кактусов к другой больше часа. Охотник, который отдыхал перед одной такой лужайкой, дожидаясь уполномоченного, указал пальцем в сторону солнца.

– Что? – спросил Горохов, едва переводя дух и ещё не понимая, куда указывал Шубу-Ухай.

– Дрон, – коротко ответил тот.

Андрей Николаевич даже не стал пытаться рассмотреть эту мерзкую штуку на фоне неба. Болталась она где-то в районе поднимающегося солнца. Он знал, что пока они не выйдут из зоны охвата передатчика, дрон будет кружить над ними постоянно.

– Ничего, пусть висит, – кричит ему Горохов, снимая очки и вытирая лоб, глаза и переносицу от пота. – Главное, чтобы шли за нами.

– А не боишься, что начнут догонять?

Андрей Николаевич поворачивается и смотрит вниз, но, конечно, никого не видит; на этом склоне много растительности и неровностей, и даже если преследователи от них всего в пяти сотнях метров, они не увидят их.

– Боюсь, – отвечает наконец уполномоченный.

– Тогда надо идти, – подводит итог разговору Шубу-Ухай.