Дубина для Золушки - Дэвлин Джейд - Страница 4

– Да, конечно… Доброй охоты, Мастер, – спокойно закончил я разговор и выключил видеосвязь.

Набирайся сил, да? А зачем? Для кого? Если даже в родном клане раз за разом дают понять, что я никому не нужен. Даже на охоте, где постоянно требуются все свободные тренированные Оружия.

Я не лелеял глупых иллюзий. Меня отдали Ивановым для поиска подходящего партнера. Ни в одном другом клане призмы не найдется столько свободных молодых Мастеров. Но и тут я с треском провалился. Мало того, что мне просто неуютно среди этих буйных молодых пси… жнецов. Так и они сами, подойдя поближе и присмотревшись, сразу отходят на безопасное расстояние. С таким видом, словно рассчитывали найти полный куб скверны, а им подсунули пустышку в радужной обертке.

Нет, я понимаю, что несколько несправедлив и пристрастен из-за эмоций. Молодые Мастера меня не обижали ни словом, ни делом. Но я чувствовал, что они теряют ко мне интерес очень быстро. Слишком быстро… и это неприятно. И с каждым разом, с каждым отвернувшимся ледяного стекла в сердце становится все больше.

Единственное, что еще держало на плаву: понимание, что я не один такой. И от этого же становилось еще мерзостней на душе, нашел чему радоваться!

От Мордреда тоже все отказывались, но потому, что он слишком несдержан и груб. Избалованный юнец, который ловко оправдывает свой отвратительный характер болезнью. Его мать и прочие женщины могут сколько угодно причитать про бедного мальчика и психологическую нестабильность, но я-то прекрасно вижу, что когда Мор хочет – он великолепно умеет держать себя в руках. Но обычно он как раз не хочет. Позволяет себе срываться, а когда эмоции начинают зашкаливать – и вовсе бросает вожжи и идет вразнос, наплевав на сохранность своей ауры, лишь бы истерикой добиться своего. Ему более сотни раз объясняли, почему этого делать нельзя. И что? У него нет желания ничего исправлять, ему и так все приносят на радужном мостике.

И вот с этим… вот с этим вот Оружием я теперь сравниваю себя. И даже радуюсь, что Мастера игнорируют нас обоих. Кажется, я проржавел до самой души, теперь уже окончательно.

Наверное, мало мне было тяжелых мыслей о собственной никчемности. Однозначно мало. Я настолько позволил себе распуститься, что перестал смотреть даже под ноги, что уж говорить о постоянном сканировании окружения. А ведь Мастер Гурам предупреждал нас, что в этих горах надо быть внимательнее. А лучше и вовсе не уходить одному.

Наверное, это впервые в моей сознательной жизни, когда я настолько наплевательски отнесся к словам Мастера. Но в моем нынешнем состоянии оставаться в компании Мордреда было буквально невыносимо.

Да, я помогал ему в «трудотерапии», прописанной главами кланов, хотя мог бы этого не делать. Мне как раз прописали «отдых». Но я и так едва не рехнулся от непривычной праздности: я всю жизнь тренировался сам, тренировал других и всегда был занят. А тут… Покидать навоз из коровника вилами – это еще можно хоть как-то отнести к упражнениям, пусть и не на физическую форму, но на выдержку. А процесс выгуливания местного мелкого рогатого скота при наличии рядом специальных пастушьих животных… Еще немного – и я бы порос мхом на том лугу.

Физической работы на самом деле было мало. Хозяева прекрасно сами справлялись. Мордреда «припахали», как он выразился, только для того, чтобы он сливал свою злость не на головы людей вокруг, а на тот же навоз. В основном его тоже «минеральной» водой отпаивали, и на него она хорошо действовала. Я даже со стороны видел, как меняется его структура.

И тем не менее на язык он остался все так же резок. Потому, несмотря на все мои попытки хотя бы установить нейтралитет, ненавидел всеми фибрами души. Так что, получив уже привычную порцию словесных помоев на голову, я опять ушел гулять в одиночестве. Позволил тяжелым мыслям заслонить действительность и в результате свалился в овраг, как последний глупый и неуклюжий теленок. Позорище! Галахад, Меч клана Умбрайя, побежден земляной насыпью.

Кажется, еще и умудрился сломать ребро. Ударился головой, расшиб лоб. Мелочь, за серьезную рану даже считать смешно. Пара кубов скверны – и даже царапины на лезвии не останется. Я уже молчу о ссадинах и порванной одежде. Но неприятно.

– Дяденька, вы там живой?

Пока я лежал на дне оврага и мрачно размышлял, вылезать из него или, ржа все побери, тут и остаться до полного разложения, сверху зашуршало, посыпались мелкие камушки и еще какой-то мусор. А потом тоненький детский голосок испуганно проблеял:

– Дяденька, отзовитесь! Может, вам людей позвать? Я сейчас!

– Рбяф! – не успел я крикнуть, что никого звать не надо (еще этого не хватало), как сверху зашуршало еще громче, на голову мне начали падать камни покрупнее вместе с пучками травы, а потом раздался испуганный визг и в овраг кубарем скатился мохнатый скулящий шар.

– Ой! Кабато! Дяденька, я сейчас! Кабато!

Так. Если мне на голову сейчас спланирует еще и этот ребенок, фиаско будет полным и сокрушительным, ржа меня побери.

– Стой где стоишь! – слегка откашлявшись, скомандовал я детенышу аборигенов. – Не надо на меня падать.

– Дяденька, там у вас Кабато… Вы как? Вы живой? Кабато живой?

– Я живой. И если ты перестанешь кричать и кидать сверху булыжники, скоро буду еще и здоровый. – Тяжело вздохнув от прострелившей грудь боли, я постарался сесть и осмотреться. – Твой мохнатый шар тоже хорошо себя чувствует, оттоптал мне всю грудь, обнаглевшее… животное. – Не благородное это дело – вымещать свою злость на ребенке местного населения, но я ничего не смог с собой поделать.

– Дяденька, я вам веревку скину! Только вытащите, пожалуйста, Кабато! Он еще маленький, сам не вылезет!

– Я вижу. – При ближайшем рассмотрении визгливый мохнатый шар оказался тоже детенышем существа, называемого здесь «собака». Очень крупным и пушистым детенышем и, надо признать, довольно спокойным для этого вида. После того как он верещал во время падения, зверь очень быстро адаптировался и с интересом обнюхивал меня, не проявляя признаков страха или агрессии. – Веревка не нужна. Сейчас я сам поднимусь к тебе наверх и отдам зверя.

– Дяденька, вам точно помощь не нужна? У вас кровь… – все еще не унимался ребенок.

Интересно. Значит, он меня видит, а я только слышу голос. А, нет, вон силуэт чьей-то растрепанной головы на фоне неба. Но против солнца не разобрать, кто это – девочка или мальчик.

Я несколько раз вдохнул и выдохнул, нормализуя циркуляцию скверны, и поморщился – кровь из рассеченного лба заливала правый глаз, ребро остро кололо в боку. С чего я так расслабился? Раньше я не допустил бы подобного промаха и не обратил бы внимания на столь пустяковые ранения. А сейчас отчего-то больно, обидно и неприятно.

Но выбраться из оврага это мне не помешало. Даже с тем самым щенком – Кабато – под мышкой. Зверь вел себя весьма индифферентно, висел, где повесили, и не дергался.

А вот наверху меня поджидал настоящий сюрприз.

– Ты старше, чем казалась, – только и смог сказать я, осматривая нежданную… как обнаружилось, «спасительницу» одним глазом. Второй уже окончательно залило кровью из рассеченной брови.

– Ох, дяденька, вы головой стукнулись, – выхватывая у меня из рук свой меховой шар, пискнула девушка. И тут же смутилась, покраснела и глянула снизу вверх виноватыми глазами. – Пойдемте, дяденька… вы идти-то можете?

– Куда пойдем? – не понял я, но сопротивляться не стал. Никакой угрозы от аборигенки я не чувствовал, лишь излишнее беспокойство и пока непонятный мне страх. Мастер Гурам уже рассказывал мне про ближайшее поселение горного народа, но я практически не слушал – зачем мне информация об обычаях местных жителей этого маленького мирка на Желтой спирали? Одно дело, если б здесь, среди Ивановых, я нашел своего Мастера, а так…

– Да тут рядышком, – зачастила девчонка. Точнее, юная женщина. Я уже немного привык пересчитывать видимый возраст на местный счет – лет восемнадцать-девятнадцать ей, не больше. Совсем молодая, худенькая, глазастая, с темной косой на плече. Еще угловатая, и движения такие – резкие, порывистые. Хотя, возможно, вся ее угловатость просто из-за недоедания. – Идемте, рану промыть надо. Ой, вы и ногу зашибли, и бок… Может, тут полежите, я людей… позову? – последнее предложение отчего-то прозвучало тихо и неуверенно.