Зверь в тени - Лури Джесс - Страница 22

Парень рукой залез в карман пальто, вытащил пузырек с анальгетиком, закинул несколько таблеток в рот и заработал челюстями.

Увидев выражение моего лица, Эд подмигнул.

– Как ты можешь жевать эту гадость? – выпалила я.

Сама я только раз в жизни попробовала взрослый аспирин – когда у нас закончились таблетки для рассасывания. Отец посоветовал мне заглотнуть его побыстрей, настолько горьким он был.

– Мне нравится его вкус, – ответил Эд. – Напоминает мне, что я живой.

Он уже опустошил несколько стаканчиков с пивом «Кукурузный пояс», которые принес Рикки. Эд называл их в шутку «ручными гранатами» и пытался их открывать с характерным «взрывным» хлопком. Но баночки, похоже, сопротивлялись этому трюку, потому что Эд вдруг подхватил бумажный пакет, лежавший у его ног, и извлек из него бутылку пряного ликера на основе виски с подходившим случаю названием: «Южное утешение». Отвернув крышку, он отхлебнул, а затем наклонился вперед – предложить напиток мне.

Снаружи горлышко было липким. Я поднесла его к носу и принюхалась. Ликер пах как детский понос.

– Попробуй, – сказал Ант. – Вкус у него лучше, чем запах.

Я сделала глоточек. Вкус оказался не лучше. Если уж на то пошло, он пах хуже самого дешевого пива. Мне вообще показалось, будто кошка нагадила в рот. Но я все-таки сглотнула.

– Что у тебя с ухом? – полюбопытствовал Эд.

Я открыла глаза. Он смотрел на меня очень пристально.

– Обгорело, – пояснил за меня Ант. – Я же тебе рассказывал.

– Я в курсе, кто твой отец, – сказал Эд, проигнорировав Анта.

Я протянула ему бутылку, но парень мотнул головой.

– Отпей-ка лучше еще, – предложил он, открывая банку колы. – А запить можешь вот этим.

Крепкий ликер, сразу запитый шипучкой, проскочил внутрь более гладко.

– Спасибо, – поблагодарила я и, вытерев губы запястьем, протянула Эду оба напитка.

– Думаю, ты распрощаешься с этим городком, как только чуток повзрослеешь, – сказал он, на этот раз забрав у меня «Южное утешение».

Я почувствовала, что покраснела.

– Почему?

Эд улыбнулся, вроде бы искренне.

– Ты умна. Тихони всегда умные. А умная девушка не преминет сбежать из этой дыры при первой возможности. И правильно! Надо рвать отсюда когти.

Я задумалась. Уехать из Пэнтауна? Да, возможно, я уеду, чтобы учиться в колледже. Но почему мне сюда не вернуться? Другие же возвращались.

– Ты одобряешь смертную казнь? – поинтересовался Эд, продолжая смотреть на меня, но уже без улыбки.

Внезапно его внимание стало мне неприятно.

– Конечно, за реально тяжкие преступления.

– Какие, например?

Я пожала плечами, провела языком по полости рта. Она была сухой, хотя я только что пила ликер с колой. И на то, чтобы моргнуть, мне почему-то потребовалось больше времени, чем обычно, как будто проводник между моими глазами и мозгом заснул на посту.

– Убийство, – проговорила я.

Рот Эда скривился в уродливой усмешке.

– Тогда ты такое же зло, как и все остальные. У убийцы всегда есть причина, имеющая для него большое значение. Но любое убийство – это убийство, и не важно, кто ты: коп, солдат или никчемный бродяга с заточкой. Скажи это своему папочке, окружному прокурору.

– Папочке до лампочки, – глупо хихикнул Антон.

А меня вдруг охватило странное, дикое желание сыграть с Джуни в «Монополию», облачившись в наши одинаковые пижамы и похрустывая попкорном. А потом пуститься в пляс. Когда мы были маленькими, мы часто танцевали в нашем отделанном деревянными панелями подвале под песню битлов «Пляши и кричи». И обязательно надевали юбки, чтобы наблюдать, как они закручиваются. Вот и сейчас мне тоже захотелось закружиться в танце с сестренкой, заливаясь задорным, безмятежным смехом, находясь под защитой папы и мамы.

Перед глазами появилась самокрутка. Я жестом попросила передать ее дальше.

– А твоя подружка затянулась еще раз, – указал на Бренду Эд. – Ну же, не будь ханжой.

– Да, Хизер, – поддержал его Ант. – Не ломайся.

Я сделала вторую затяжку, а когда по кругу пошла бутылка, отпила из нее и ликер.

По радио зазвучала песня Fleetwood Mac, но какая именно, я не разобрала. Звуки вдруг стали размазанными, трудно различимыми, словно кто-то зажал мое ухо рукой.

Я посмотрела на Бренду, сидевшую напротив. Лицо-сердечко подруги подсвечивали блики пламени. Любовь к ней словно въелась мне под кожу и вросла в кости. Сигарета зависла в ее поникшей руке – как зависали иногда сигареты в застывшей руке мамы. Глаза Бренды стали стеклянными. «Интересно, это из-за травки или они с Морин и Рикки приняли что-то еще по дороге сюда?» Мы собирались попробовать что-то потяжелее, но только когда-нибудь в будущем, довольно отдаленном. «Может, Бренда и кислоту попробовала без меня?» – пронеслось в голове.

– Ты в порядке? – спросила я подругу. Рот показался мне набитым червяками; стоило это представить, и в животе забурлило. Смешок вырвался наружу отрыжкой.

«Эх, если бы Морин была с нами! Сидела бы рядом со мной у костра…»

Я устремила взгляд на воду, на группу из трех ребят и девушки. Девушка смахивала на Морин. Почему она не присоединилась к нам, почему не села у костра? «Надо узнать!» Но мое внимание переключил на себя Рикки.

– Беспокойся за себя, – сказал он, снова обвив рукой шею Бренды. – А еще лучше побеспокойтесь с Антом друг о друге.

Ант принялся изучать свои ноги. «Интересно, они пройдут проверку на трезвость, если он попытается встать?» Эта мысль меня развеселила. И я опять захихикала, но, похоже, негромко, потому что никто не обратил на это внимания. Эд рассказывал историю о каком-то бое. Со стрельбой и бомбежкой. Если ему было двадцать с небольшим, как я сначала подумала, то он мог видеть бой во Вьетнаме. Я попыталась произвести математические подсчеты, но цифры надели крошечные шляпки и разбежались во все стороны. Я снова хихикнула.

– Крошка сочла что-то забавным, – донесся откуда-то издалека голос Эда. – Почему бы тебе не отвести ее в хижину и не развлечь по-настоящему?

Я не поняла, к кому он обращался, но что-то вцепилось в мое предплечье. Я отпрянула назад и с изумлением увидела на нем руку Анта. А потом почувствовала, как он поставил меня на ноги и попытался увлечь туда, где, по его словам, стояла хижина. Бренда куда-то делась. Там, где они сидели с Рикки, чернела гигантская клякса.

Остались только Эд, Ант и я.

И сердце затрепетало, как крылышко колибри, когда Ант поволок меня в лес.

Когда хижина обрела очертания в мрачном лесу, я ощутила облегчение. А потом что-то вроде возбуждения. Я даже в мыслях не предполагала, что буду когда-нибудь целоваться с Антоном Денке, но именно это должно было случиться. Я была в этом уверена. И испытала благодарность и к ликеру, и к травке. Без них я бы на такое не отважилась.

Дверь в хижину оказалась незапертой.

Затащив меня внутрь, Ант включил свет. Его пальцы все еще впивались в мое предплечье. Мне захотелось сказать парню, что я никуда не сбегу, что он все отлично рассчитал, и я мечтаю с ним поцеловаться, чтобы меня больше не считали «белой вороной» и перестали чураться. Но сухой и отекший язык лишил меня возможности заговорить.

Мне осталось лишь надеяться на то, что Анту не будет противно поцеловаться со мной.

Судя по убранству, хижина служила охотничьим домиком. На всех стенах были развешаны оленьи рога и засохшие рыбины с каменными глазами. Комната была всего одна; она совмещала в себе и кухню, и столовую зону, и гостиную. У одной стены рядом с раковиной стояли холодильник и узкая плита, у другой – диван, накрытый колючим на вид красным пледом. А между ними, посередине, втиснулся карточный столик. На полу в центре комнаты лежал старый коричневый ковер. Его ворс не только сплющился от грязи, но и впитал в себя все возможные мерзкие запахи – и мышиной мочи, и табачного дыма, и затхлой вони чего-то еще, темного, с грибным душком. Помимо входной, в комнате имелось еще две двери. За одной виднелась ванная, другая была закрыта.