Игра - Кершоу Скотт - Страница 12

Бретт блокирует телефон и сует его обратно в карман.

Поезд с грохотом разрезает темноту под рекой, и Бретт произносит слова, никогда еще не казавшиеся настолько подходящими:

– Я проиграл.

Запах собачьей мочи на траве она чувствует еще до того, как открывает глаза.

Спереди Сара вся промокла из-за того, что лежала на влажном газоне. В январе земля после осадков сохнет несколько дней.

Это падение оказалось неудачным. Ее подташнивает, и она дрожит. Она понятия не имеет, сколько пролежала так, лицом в грязи, но когда переворачивается и смотрит на облака, затянутое свинцовыми тучами, небо кажется еще мрачнее, чем когда Сара только вышла на улицу. В доме раздается плач Арчи.

Сара медленно садится, не отрывая глаз от цветочной клумбы рядом. Она знает, что он все еще там, наполовину скрытый сорняками, но не может заставить себя посмотреть на него. Пока нет. Вместо этого, не глядя, протягивает руку и зарывается пальцами в его густую шерсть. На ум приходит единственное слово – безжизненный.

Она начинает тихо всхлипывать, тряся собаку, будто хочет разбудить его.

– Дюк. Нет, Дюк, нет, нет, мой милый мальчик…

В эту самую секунду, когда кажется, что сердце разрывается на куски, она пытается разобраться, что, черт возьми, произошло. Это нелегко сделать, если не можешь повернуться к нему в поисках подсказок. Все, что она помнит – как сделала первый шаг на лужайку в одних носках и увидела кровь. Невозможное количество крови, словно роса забрызгала зелень вокруг. Как немецкая овчарка, закрытая в маленьком, но заросшем саду, защищенном от детей двухметровым забором, могла истечь кровью до смерти, было выше ее понимания.

Он мог что-то съесть? Выкопал в конце концов что-то из земли, что в клочья разорвало его внутренности, как нож разрезает ткань? От представившейся картины тошнота подступает к горлу, и Сара шарит по карманам в поисках телефона.

Ветеринарной «неотложке» звонить, конечно, уже поздно. Значит, придется звонить Нилу, но даже мысль о звонке мужу приводит ее в ужас. Еще ужаснее осознавать то, что это правда: последнее, что ей сейчас нужно, – это шквал обвинений вдобавок к душевным терзаниям и чувству вины.

До того, как Сара успевает что-нибудь сделать, она обнаруживает, что ее ждет непрочитанное сообщение. Сара всхлипывает, вытирая слезы и пытаясь разобрать слова на экране.

Прочитав половину, она трясет головой, чтобы прогнать туман, и начинает сначала, но ничего не понимает. Только когда она дочитывает последние слова «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ИГРУ. ТВОЯ ИГРА ТОЛЬКО ЧТО НАЧАЛАСЬ», до нее наконец доходит, как надрывно плачет в доме Арчи.

Он правда плачет. Достаточно громко, чтобы разбудить мертвого – как любил говорить дедушка Сары.

Так почему же Ханна до сих пор не отправилась на поиски своей мамы?

По всему телу Сары пробегает такой холод, какого она не испытывала никогда в жизни. Руки становятся липкими настолько, что пластырь с Золушкой соскальзывает с пальца. Она оглядывается на дверь в дом. Почему-то он кажется более пустым, чем когда-либо прежде. Если не считать пола в коридоре. С такого расстояния кажется, что земля попала на него с перекопанной клумбы, но Сара отскребла каждый сантиметр плитки после вчерашнего инцидента с Дюком. Если бы она не понимала, что это невозможно, она бы почти поверила, что кто-то побывал в помещении, пока она валялась в отключке на лужайке. Кто-то бесшумный и смертоносный.

– Ханна? – выдавливает она слабо. – Ханна, пока не выходи сюда, ладно, милая?

Хорошая мысль. Последнее, что нужно сейчас Ханне – выйти и заметить своего любимого пса лежащим мертвым среди зарослей сорняков.

Так почему же в глубине души Саре больше всего на свете хочется увидеть свою дочь на пороге?

Сара вновь смотрит на странное сообщение в телефоне, беспомощно наблюдая, как загружается прикрепленное изображение.

То, что она чувствует потом, очень похоже на отключку из-за ее приступов гемофобии.

Такая же кратковременная невесомость, сюрреалистический отрыв от реальности. Это, откровенно говоря, абсурд.

На фотографии Ханна, одетая в ту же одежду, которую надевала на нее Сара этим утром, только она не в гостиной. Она сидит на замызганных одеялах на заднем сиденье незнакомой машины, что невозможно. Не может она находиться в двух местах одновременно. У нее на коленях лежит закрытая диснеевская книжка-раскраска с нераспечатанными восковыми мелками, прикрепленными к обложке, но девочка, похожая на Ханну, настороженно смотрит в камеру или на того, кто за ней находится. Без подходящего автокресла ремень опасно высоко обмотан у нее вокруг шеи. Сара замечает, что у девочки на фото нет обуви, и ненадолго задумывается, как ей удалось добраться до машины, не испачкав белые носочки. Странное, бессмысленное рассуждение.

Затем блаженство шока проходит, оставляя ее один на один с жестокой реальностью, и Сара Маллиган начинает кричать.

– Эй! Cinq euros![6]

Ной, уже шагнувший одной ногой из такси, оборачивается и смотрит на водителя, который хмурится и протягивает к нему раскрытую ладонь. Ной понимает, что должен что-то сделать, но еще секунду стоит в оцепенении, силясь вспомнить, что именно.

– Tu comprends Français?[7]– кричит водитель. – Пять! Пять евро!

– Ох! – Ной отнимает телефон от уха и достает из кармана пальто пачку скомканных бумажек. Рука у него дрожит так сильно, что яркие банкноты рассыпаются на заднем сиденье, а среди мятых евро в свете тусклой лампы в салоне машины мелькают маленькие прозрачные полиэтиленовые пакетики с грязно-бежевым порошком. Ной краснеет, собирает свои порционные пакетики и с мольбой в глазах сует десятку шокированному водителю.

Чаевые никак не улучшают настроение мужчины. Как только Ной выходит из машины, водитель опускает стекло и с отвращением выплевывает:

– Putain de dealer![8] – И срывается с места.

На противоположной стороне дороги неоновая вывеска Harry’s New York Bar яростно полыхает на фоне ночи. К счастью, ругательств водителя не слышат ни курильщики на входе, ни швейцар.

Даже сейчас, в тяжелый январский понедельник, бар Harry’s заполнен до самых своих знаменитых салунных дверей. София обожает это местечко. Оно самое близкое к Большому яблоку[9] из того, что она может позволить себе на данный момент. А может, вообще когда-нибудь.

Обычно Ной старается не подходить к этому зданию – не потому, что испытывает какую-то особенную неприязнь к туристам, а потому, что вообще опасается людской толпы, но сегодняшний день далек от обычного.

Пятнадцать минут прошло с тех пор, как он прочитал сообщение, присланное на английском.

Пятнадцать минут, которые больше похожи на пятьдесят часов.

Помимо пистолета, который все еще скрыт в недрах его пальто, у Ноя с собой два телефона для работы.

Продавать товар босса его научили именно так с самого начала, с подросткового возраста, и эту работу он столько раз бросал, а затем снова возвращался к ней, что уже сбился со счета. Последний раз это произошло после того, как София вошла в его жизнь, и он решил жить честно. Она не знала о наркотиках. Он решил, что она заслуживает лучшего. Возможно, он и на этот раз остался бы честным – продолжил бы собирать значки в Hard Rock Café, и, возможно, заслужил бы в ближайший год или два должность управляющего, если бы не заказал буквально только что непомерно дорогую свадьбу голливудского актера, или рок-звезды, или наркодилера. Сейчас у него снова два телефона, и он все это ненавидит.

Первый – его айфон – был выключен последние несколько ночей, в основном потому, что у него паранойя по поводу GPS-слежки, когда он торчит на улице, но еще из-за того, что написать ему может только София, а она верит, что телефон выключен и лежит в шкафчике в подсобке ресторана до самого утра.