Игра - Кершоу Скотт - Страница 17

– Слушай, Бретт… – Кирк пощелкал пальцами, как будто только что вспомнил что-то, когда случайно проходил мимо. – Есть минутка заскочить ко мне в офис?

– Да, конечно. – Бретт сглатывает. – Если это о трейлере, так я не был уверен насчет кенгуру-мутанта, но подумал…

– Это не из-за трейлера, – перебивает его Кирк, обнажая белые зубы в улыбке. – Чувак, трейлер классный. Трейлер отпад. Нет, давай ты потом напишешь своей старушке.

Бретт часто задавался вопросом, настанет ли такое время, когда все боссы будут разговаривать подобным же образом. Вполне возможно, в Нью-Йорке так и будет.

Он встает и идет вслед за Кирком, спиной ощущая на себе взгляды. Ладони у него слишком горячие.

Окна офиса Кирка выходят на утренний Бродвей. На стенах вместо росписи – картины в рамках. Здесь стоит книжный шкаф с личными вещами, в том числе с наградами, фотографиями и коллекцией виниловых фигурок, представляющих именно ту поп-культуру, что нравилась Кирку: Марвел, «Игра престолов», «Рик и Морти»… Всякое лузерское дерьмо, как назвал бы это Крейг, за исключением разве что, может, «Игры престолов», потому что там сплошные сиськи.

Кирк приглашает Бретта присесть и сам устраивается в своем кресле.

– Как прошла игра? – спрашивает он.

– Игра? – Что-то в этих словах не дает покоя Бретту, дергает за оголенный нерв подсознания, и он чувствует странную дрожь. – Какая игра?

– «Рейнджерс», чувак. Ты ведь ходил в Гарден в субботу вечером?

– Ах, да! – Конечно. – Да, игра была… – Он колеблется. – Ты интересуешься хоккеем?

– Только версией EA Sports. – Кирк улыбается, но улыбка тает, и взгляд его становится извиняющимся, щенячьим. – Слушай, я позвал тебя лишь из вежливости. Это насчет Уилсона.

– Крейга? – У Бретта пересыхает во рту. Боль под глазом, о которой он почти забыл, возвращается с новой остротой. Неужели на Бретта донесли за то, чего он даже вспомнить не может? Уволить ведь его не могут? Не в наше время. Или могут? – Что насчет Крейга?

– Он не появился. Опять. Это уже третий раз за год, Бретт, а сейчас только третья неделя января. – Кирк поднимает руки вверх, как жертва ограбления. – Знаешь, я тоже люблю хорошо провести время, как любой другой парень, но если взрослый мужчина не может сделать это в…

– Что он сказал? – с тревогой перебивает Бретт. – Когда звонил сказать, что заболел, какую причину назвал?

– Причину? – Kирк покачал головой. – В том то и дело, Бретт. Он не звонил. Ни единого слова.

– И на email не писал? Ты спрашивал в отделе кадров?

– Ничего. Говорю тебе, парень исчез как призрак.

– Призрак. – Бретт чувствует откуда-то сквозняк.

Кирк вдавливается в спинку своего эргономичного кресла, откидываясь назад с помощью пневмоподвески, и складывает ухоженные руки на груди.

– Слушай, я знаю, как это бывает, чувак. Ты из кожи вон лезешь, чтобы помочь приятелю, а он тебя подводит, тут все просто и ясно. С кем не бывает. На тебе это никак не отразится, если тебя это беспокоит. Ты же знаешь – ты мой парень, из моей команды «А»! Черт, если тебе будет легче, я могу попросить отдел кадров сказать этому недоумку, что ты боролся за то, чтобы он остался в команде.

Бретт пытается кивнуть. Он чувствует себя в кресле как в невесомости.

– Наверное, мне стоит проверить хотя бы свой сотовый, как считаешь?

Кирк смотрит на Бретта ровным взглядом. Именно этот выдержанный, пронизывающий взгляд помог ему достичь такого положения в бизнесе.

– Этому парню сколько? – спрашивает он. – Тридцать девять, сорок? Он не твоя зона ответственности. Если он правда заболел, то должен пройти соответствующую процедуру.

– Я знаю, просто… – Бретт замолкает, потому что ему больше нечего сказать и потому что чувствует, как в горле начинает свербить.

Кирк вздыхает, сдвигает кресло вперед и опускает ноги на пол.

– Ладно. Он твой приятель, я все понимаю. Давай проверь свой телефон, позвони ему, если хочешь, но на твоем месте я бы не стал ему говорить об этой встрече. Предоставь это отделу кадров. Ты отличный работник, Бретт. Тебе не нужно вмешиваться. Эти проблемы тебе ни к чему.

– Нет, – соглашается Бретт. – Никаких проблем. Я не люблю высовываться.

– Вот и правильно. – Кирк на мгновение замолкает, пристально глядя ему в глаза. – Слушай, приятель, давай начистоту. Я знаю, ты присматриваешься к команде сценаристов и дизайнеров, и рано или поздно там может освободиться местечко, но из-за конкуренции туда не так просто попасть. Ты много работал, чтобы оказаться здесь. Я в курсе, где ты начинал. Как ты знаешь, после той утечки мы проводили проверку анкетных данных, и все это для меня неважно.

– Проверку анкетных данных, – повторяет Бретт, машинально поправляя очки. – Ясно.

– Эх, мы все с чего-то начинали. Меня интересует только то, что сейчас ты выполняешь свои обязанности на отлично, это понятно?

– Конечно. – Бретт, немного замявшись, встает. – Спасибо, Кирк, я признателен за твои замечания, правда спасибо.

– Даже не упоминай об этом, – произносит Кирк.

Бретт выходит из офиса, спокойный и собранный. Он закрывает за собой дверь и проходит через весь зал так, как будто едет на траволаторе в аэропорту.

Затем почти бежит через все здание, не возвращаясь к своему столу.

Его сердце, такое болезненно тяжелое все утро, теперь слишком опасно колотится.

Парень из службы безопасности достает телефон из ящика на ресепшн.

От Крейга ничего нет, как и опасался Бретт.

Он снова открывает спам, полученный этим утром, и возвращается к изображению, которое не смог загрузить в метро. Открывая файл, замечает, что большой палец оставил на экране слишком влажный отпечаток от пота.

Картинка загружается.

Наконец впервые после вечера субботы Бретт видит своего старого друга Крейга Уилсона.

Сара выскакивает из дома, крепко прижимая Арчи к себе и бормоча одно и то же слово, пока в одних носках пересекает небольшой палисадник:

– Нет-нет-нет-нет-нет…

Придерживая одной рукой ребенка, другой она пытается дозвониться до Нила, нажимая одну за другой зеленую и красную кнопки. Он не отвечает, и она оставляет ему голосовое сообщение:

– Нил! Нил, перезвони мне, ради всего святого! Что-то… что-то случилось, и я не знаю, что делать! О господи, я не знаю, что делать! Ты мне нужен здесь! Пожалуйста, просто перезвони мне!

Она нажимает красную кнопку на тот случай, если он уже пытается ей перезвонить, и, пошатываясь, доходит до конца дороги; это недалеко: в их тупике всего восемнадцать домов, но Арчи завывает и извивается, и он слишком большой, чтобы идти с ним в быстром темпе. Если только ей удастся достаточно быстро двигаться, она сможет догнать свою дочь – так, по крайней мере, считает ее тело. Она устремляется вперед, движимая адреналином, волоски на ее шее встали дыбом. Она обезумевшая, испуганная мать-медведица.

В тупике пусто, за исключением нескольких соседских машин, которые она хорошо знает, но за перекрестком дорога длинная, и есть шанс, что она увидит там машину незнакомца.

В голове у нее крутится пронзительный, безумный припев какой-то детской песенки: незнакомец опасен, незнакомец опасен, незнакомец о… И это случилось – ночной кошмар любого родителя с незапамятных времен: ее маленькую девочку ПОХИТИЛИ.

Она доходит до перекрестка, на какое-то короткое мгновение горе сменяется отрицанием: она почти ожидает увидеть бредущую ей навстречу Ханну, заблудившуюся и растерянную, как это часто бывает с маленькими детьми. Но ни на тротуарах, ни на прямой дороге, убегающей вдаль в обе стороны, нет никакого движения ни в одну, ни в другую сторону. Ханна исчезла.

Сара в отчаянии крутится на месте, словно подбрасывая невидимую монетку: направо или налево?

На нее давит груз, невыносимая тяжесть выжимает кислород из легких. Направо или налево?

Никакой инстинкт не ведет ее – ни материнский радар, ни биологическое чутье, ни запах ее ребенка в воздухе. Налево или направо? Потерять или найти? Живая или мертвая?