Игра - Кершоу Скотт - Страница 31

– Как это случилось? – спрашивает она. – Ты сказала, что он был в саду?

– Что? – И снова Сара на мгновение забыла о своей любимой убитой собаке. – О, Дюк, да, в саду. Я не уверена. То есть я не знаю, как так получилось. Прости, у меня просто раскалывается голова.

– Ты кошмарно выглядишь. – Мать приподнимает ребенка немного выше. – Бедняжка, он был таким милым псом. Ты должна сообщить тому парню, у кого купила его. Никогда не знаешь, в каких условиях они их разводят. Может, даже получишь какую-то компенсацию. На прошлой неделе показывали эти щенячьи фермы на ITV, и клянусь Богом, Сара, некоторые в таком состоянии…

Сара уже пятится к воротам, перебивая ее:

– Мне пора идти. – Она неловко показывает на машину: – Ханна, знаешь ли, я собираюсь купить ей «Хэппи Мил». Она ужасно расстроилась.

– Еще бы. – Энн вытягивает шею, пытаясь заглянуть через заднее стекло в машину, припаркованную почти в десяти метрах, и идет вслед за Сарой. – Разве она не хочет обнять свою бабулю?

– Нет. – Сара поспешно закрывает ворота перед матерью. – Прости, может, попозже, она сейчас спит. Думаю, все это для нее слишком тяжело и непонятно. Поэтому, как я уже сказала, хочу сводить ее куда-нибудь. Попробую объяснить.

– Ах, вот оно что. – По лицу Энн, как это часто бывает, сложно что-либо понять. Поняла? Обиделась? Что-то заподозрила? Сара ни в чем не может быть уверена, и у нее нет времени торчать здесь и расшифровывать выражение лица и расположение морщинок.

– Знаешь что, – произносит Энн, поворачиваясь на месте, – давай я дам тебе немножко пенни для нее…

– Мам, мне правда надо быть…

– Сара, я не задержу тебя ни на минуту. Разве не могу я дать собственной внучке немного карманных денег в такой день?

Наблюдая за тем, как ее мать шаркает обратно в прихожую, кладет там пеленальную сумку и, держа Арчи на руках, роется в своей сумке, Сара, борясь с желанием сбежать, чувствует, что близка к очередному срыву.

Мать возвращается и кладет на ладонь дочери пригоршню монеток, которые Сара ссыпает в карман пальто.

– Мне нужно, чтобы ты еще кое-что сделала для меня. Я… – Сара колеблется, ей так не хочется делать этого, но она понимает, что должна. – Мне нужно, чтобы ты связалась с Нилом за меня и сообщила ему, что произошло.

– Господи, Сара, ты до сих пор ему не сказала?

– У меня не было возможности! Когда он на работе, до него практически невозможно дозвониться, а сейчас у меня еще и телефон сдох. Вернее, не сдох, он сломался. – Она заикается, в висках пульсирует головная боль. Сара делает глубокий вдох. – Слушай, мне просто нужно, чтобы ты объяснила ему ситуацию. Дюк в саду, а сама я не справлюсь с тем, что нужно сделать. Меня не будет, пока все не уладится, а телефона у меня нет.

Мать закатывает глаза, чтобы показать, как все это выбивает ее из колеи, но они обе знают, что это именно та драма, в которой она обожает принимать участие. Кроме того, для Нила у нее всегда найдется время. Он, по ее собственному признанию, «настоящий мужик», и она его уважает. «Не то, что был до него», – обычно добавляет она. Энн никогда не нравился Сэм. Прямо она не говорила, но это было достаточно очевидно. Сэм был немного ботаником. Сэм был слабым. Сэм почти наверняка был причиной того, что они не могли произвести на свет внука, и неважно, что на этот счет говорили врачи.

Конечно, Энн многого не знает о Ниле. Она не знает о четырех тысячах, которые он потерял, когда Ханна была еще маленькой. Прогорел на убыточных акциях – на фондовом рынке, в котором он ничего не понимает. Энн также не знает – и слава богу, – что супружеская пара не занималась сексом уже несколько месяцев, вероятно, потому, что Нил предпочитает возбуждаться на видео, подобные тому, что Сара однажды обнаружила на его ноутбуке с сайта, на который Нил заходит под очаровательным ником NEIL_B4_ME, в его собственный тайный онлайн-мир; если все это и подразумевает настоящего мужчину...

Сара потянулась к ручке водительской двери, но вдруг повернулась и поспешила обратно к матери, стоявшей у ворот и внимательно наблюдавшей за происходящим. Сара перегнулась через калитку и прижалась губами к Арчи, целуя его в макушку, вдыхая запах детской присыпки, от которого сердце замирает в тоске. Закрыв глаза, сдерживая слезы, прошептала:

– Мама, ты ведь запираешь двери?

– Как правило – да. А что такое? Что случилось?

– Неудачный день, вот и все. Просто… запри их, ладно? Все запри. – Не дожидаясь ответа, она оглядывает улицу в обе стороны и садится в машину. Заводит двигатель, еще раз бросает взгляд на своего младшенького в зеркало заднего вида и отправляется в путь, чтобы вернуть свою дочь.

Темнота. Абсолютная чернота.

Ной лежит, распластанный на холодном железе. Ему удалось согнуть руки в локтях и закинуть вверх, образовав из скрещенных предплечий подобие подушки. Так, по крайней мере, лицо не ударяется о железо всякий раз, когда автопоезд наезжает на кочку на дороге, хотя голова все равно подлетает достаточно высоко, и затылок бьется о железо сверху. Какое-то время, только в начале движения, Ной думал, что от этого грохота сойдет с ума. Затем, когда автопоезд стал ненадолго останавливаться на перекрестках, он начал слышать плач в темноте. Теперь он уже рад шуму колес.

Пассажиров, должно быть, набилось от кабины до хвоста; не раз он чувствовал на себе чужие ботинки, чаще на верхней половине тела. Тот, кто влез в машину раньше него, лежит справа, его ботинки в нескольких сантиметрах от согнутых локтей Ноя. Слева ноги того, кто залез после него, едва доходят ему до бедер, из чего он делает вывод, что это, скорее всего, та малышка, которую он видел снаружи. Ной лежит на том месте, где должен был быть отец этой маленькой девочки.

Кажется, что нечем дышать, как будто воздух расходуется быстрее, чем поступает через отверстия, просверленные в шасси, а от выхлопных газов дизеля подташнивает. Пространство вокруг постоянно трясется и дребезжит, даже когда грузовик неподвижен. Совсем недавно – время определить невозможно – кого-то вырвало. Может, не так уж и сильно, но вонь теперь стоит невыносимая. Ной задумывается, отвернулся ли виновник в сторону, забрызгав обувь соседа, или же выплеснул жидкость прямиком себе на лицо. Ной и сам бы не отказался наведаться в уборную. Теперь, когда он вынужденно неподвижен, он чувствует сильные позывы. В лучшем случае, как представляется сейчас, ему придется намочить собственные штаны еще до конца путешествия. Если это не снимет хотя бы какую-то часть давления, у него есть все шансы серьезно обделаться.

Час уже прошел? Или два? Сколько длится ночь без лунного света или воздуха? Как тянется время в гробу?

Он не понимает, бодрствует или дремлет, кошмары все чаще приходят независимо от состояния. Мужики гротескного вида один за другим насилуют его невесту. С ней вытворяют все извращения, которые только может придумать его мозг. В большинстве этих отвратительных видений она кричит от ужаса. В некоторых, худших из всех, она стонет от удовольствия. Все чаще Ной задумывается о том, что принял слишком поспешное решение, смертельно опасное. София в Париже, а он все дальше и дальше удаляется от нее. При этой мысли ему хочется закричать, чтобы его выпустили, пока не поздно, как будто водитель, сидящий в теплой кабине, вообще его услышит. Это путешествие, уже превратившееся в худшее событие его жизни, может стать еще и самой большой его ошибкой.

Он спрашивает себя: «Как я здесь оказался?»

И поскольку больше ничего не видно, темнота сама дает ему ответ.

В здании, где было полно красоток мирового уровня, Ной был гадким утенком среди длинных голых ног всех оттенков, разноцветных нарядов и яркого макияжа, вспышек камер и блеска бриллиантов.

Опустив голову, он пробирался сквозь толпу, чувствуя себя – по сравнению с леди вокруг – какой-то тварью, охотящейся под покровом тени: тараканом, крысой, пиявкой, паразитом. Он не знал, по какому поводу проводилось это мероприятие, но тут ничего необычного. Модельная тусовка, показ мод, благотворительный сбор средств и гала-концерты; такие вечеринки были хорошей возможностью подзаработать, если связи помогали открывать перед ним двери. Как правило, это удавалось, потому что Халид стоял во главе одной из крупнейших служб безопасности в городе.