Орден куртуазных маньеристов (Сборник) - Степанцов Вадим Юрьевич - Страница 16
- Предыдущая
- 16/470
- Следующая
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:
16
Cлучай на вилле
День тянулся размеренно-вяло,
как роман Франсуазы Саган.
Я смотрел на прибрежные скалы
и тянул за стаканом стакан.
По террасе кафе "Рио-Рита"
неопрятный слонялся гарсон.
Городишко лежал, как убитый,
погрузившись в полуденный сон.
Городишко лежал, как игрушка,
ровный, беленький, в купах дерев,
и над ним возвышалась церквушка,
перст златой в небеса уперев.
Сонно чайки над морем парили,
сонно мухи лепились к столам...
Вы, как всполох, кафе озарили,
моё сердце разбив пополам.
Вы явились в прозрачном бикини
в окруженьи развязных юнцов,
заказавших вам рюмку мартини
и кило молодых огурцов.
Я, стараясь смотреть равнодушно,
продырявил вас взглядом в упор,
и о том, как вам скучно, как душно,
мне поведал ответный ваш взор.
Вы скользнули рассеянным взглядом
по прыщавым бокам огурцов.
Миг спустя я стоял уже рядом,
невзирая на ропот юнцов.
Я представился. Вы изумились.
"Как, тот самый поэт Степанцов?!"
Аллергической сыпью покрылись
лица враз присмиревших юнцов.
"Бой, - сказал я, - чего-нибудь к пиву,
да живей, не то шкуру сдеру!"
И гарсон, предвкушая поживу,
стал метать перед вами икру,
сёмгу, устриц, карибских омаров,
спаржу, тушки павлиньих птенцов.
Что ж, обслуга окрестных дринк-баров
знала, кто есть поэт Степанцов.
Я шутил, я был молод и весел,
словно скинул груз прожитых лет.
Не один комплимент вам отвесил
растревоженный страстью поэт.
Помню, с вашим сопливым кортежем
мне затем объясняться пришлось,
я дубасил по личикам свежим,
вышибая щенячую злость.
Их претензии были понятны:
я речист, куртуазен, богат,
а они неумны, неприятны
и над каждой копейкой дрожат.
Я их выкинул за балюстраду
и, приблизившись сызнова к вам,
я спросил вас: "Какую награду
заслужил победитель, мадам?"
Вы улыбкой меня одарили,
словно пригоршней звонких монет...
И в моём кабинете на вилле
окончательный дали ответ.
Было небо пронзительно-сине,
пели иволги, розы цвели,
и игривое ваше бикини
вы неспешно с себя совлекли,
совлекли с себя всё остальное
и приблизились молча ко мне...
Если всё это было со мною,
то, наверное, было во сне.
Нас вселенские вихри носили
по диванам, коврам, потолку.
Вечерело. Сверчки голосили,
и кукушка кричала: "ку-ку!".
В небесах замигали лампадки,
показалась луна из-за скал...
Мы очнулись у пальмовой кадки,
ваших губ я губами искал.
Взгляд, исполненный изнеможенья,
устремили вы в чёрную высь,
отстранились и лёгким движеньем,
как пушинка, с земли поднялись.
Поднялись, на меня посмотрели,
помахали мне тонкой рукой
и, подпрыгнув, к светилам взлетели,
унося мою жизнь и покой.
...Если дева меня полюбила,
постигает бедняжку беда:
тело девы незримая сила
в небеса отправляет всегда.
Ни одна не вернулась доныне.
Мне не жаль никого, лишь её,
чудо-крошку в прозрачном бикини,
расколовшую сердце моё.
Служебное собаководство
Служебное собаководство -
довольно шаткая стезя
для тех, чей пыл и благородство
в рутину запихнуть нельзя.
Немало есть собаководов,
готовых до скончанья дней
собачьих пестовать уродов,
в надежде сделать их умней.
Но мне всё грезится, однако,
за тусклой псовой чередой
небесной прелести собака
с горящею во лбу звездой.
Не бультерьер и не борзая,
не вырожденческий мастиф,
такой породы я не знаю:
собачий ангел, греза, миф.
Бульдога жирного пиная,
уча овчарку прыгать ввысь,
я беспрестанно проклинаю
мою бессмысленную жизнь.
И страстной думой изнурённый,
я будто и не человек,
а, в сучку дивную влюблённый,
всех в мире кобелей генсек.
Вот важным и степенным шагом
вдоль низких буксовых аллей
над живописнейшим оврагом
бок о бок я гуляю с ней.
Вот на лужайке, чинный, гордый,
лежу с любимой рядом я
и прижимаюсь толстой мордой
к жемчужной шерсточке ея.
А сам смекаю потихоньку
своей собачьей головой,
как развернуть её легонько
и в попку нос потыкать свой.
И вдруг сменяется картина -
я сучку дивную покрыл
и, как последняя скотина,
червя ей в розу злобно врыл.
И в голубых овальных глазках
на милой мордочке её
я вижу трепет, негу, ласку...
Нет! Мы, собаки, - не зверьё.
Мы богоравные созданья,
куда равней, чем человек!..
Но вдруг я вижу сквозь рыданья,
что не собачий я генсек,
что я не крою на полянке
сучонку дивную мою,
а в пивняке, в разгаре пьянки,
на четырёх костях стою.
И человечица, ругаясь,
меня пытается поднять,
и чьи-то дети, ухмыляясь,
лепечут: "Не позорься, бать".
И я бреду, судьбе покорный,
в свой тесный человечий дом,
на свой бесхвостый зад в уборной
взирая с болью и стыдом.
16
- Предыдущая
- 16/470
- Следующая
