Орден куртуазных маньеристов (Сборник) - Степанцов Вадим Юрьевич - Страница 64
- Предыдущая
- 64/470
- Следующая
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:
64
Альтистка
Я - лирический тенор Худяев,
я пропойца и антисемит,
я играю одних негодяев,
потому что главреж у нас жид.
На спектаклях плюю я украдкой
в оркестровую яму всегда -
и разносится музыкой сладкой
вопль того иль другого жида.
Коллектив нашей оперы рвотной
на собраньях песочит меня.
Я б давно уже был безработный,
но директор мне, к счастью, родня.
Как-то раз на прогон предпремьерный
я пришел под изрядным хмельком
и, привычке излюбленной верный,
в оркестрантов я плюнул тайком.
И вспорхнула на сцену альтистка,
ангел чистой, как свет, красоты,
заявив, что так подло и низко
поступают одни лишь скоты.
"Кто такая?" - спросил я у Вали
(Валя - бас и редчайший дебил).
"Свежачок, брат, из консы прислали,
ей главреж уже, кажется, вбил". -
"Не болтай". - И пока мы болтали.
в яме скрылась жидовочка вновь,
смерив взглядом презрительным Валю
и родив в моем сердце любовь.
Перестал я плевать в оркестрантов,
бросил спирт неочищенный пить
и под грохот кремлевских курантов
по утрам начал гирю крутить.
И однажды к евреечке дивной
подкатил я с цветком резеды
и, флюид обнаружив взаимный,
предложил полежать у воды.
У реки мы на пляже лежали,
изучал с упоением я
безупречного тела детали,
что имела альтистка моя.
А потом, после пива и раков,
у меня оказались мы с ней,
и боролся, как с Богом Иаков,
я с альтисткой прекрасной моей.
Но любовь, как всегда, победила,
хоть кричала ты "нет" и "не здесь",
и арийская русская сила
одолела еврейскую спесь.
...Ты спала. Я ласкал твое тело.
"Мир спасёт красота", - думал я.
Ты в ответ лишь тихонько сопела,
дорогая альтистка моя.
Ах, когда все Израиля дщери
станут столь же красивы, как ты,
юдофобия рухнет, я верю,
от наплыва такой красоты.
Алхимик
(Сказка)
Колбы, реторты и змеевики.
В замковой башне угрюмой
мрачный алхимик в тенётах тоски
с чёрною борется думой.
Колбы, реторты и змеевики.
Лето за стенами замка.
Рожь колосится, цветут васильки,
жмётся к козявке козявка.
Колбы, реторты и змеевики.
Девушка с грудью упругой,
солнцу подставив руно и соски,
мило болтает с подругой.
Колбы, реторты и змеевики.
Глядя в глазок телескопа,
мрачный ученый в припадке тоски
шепчет одно только: "...опа!"
Колбы, реторты и змеевики.
Был молодым он когда-то,
только науке скормил все годки,
вот и настала расплата.
Колбы, реторты и змеевики -
всё его нынче семейство.
Глазки горят его, как угольки,
в сердце клубится злодейство.
Муху стальную отшельник куёт,
песнь боевую пискляво поёт:
"Лети, моя муха, лети на восток,
бесстыднице голой проникни в цветок.
Пусть, глупая, нежит свои телеса,
за то покарают её небеса.
Неси моё семя в своем хоботке,
пускай образуется завязь в цветке,
пусть вызреет в теле бесстыдницы плод
и явится в мир небывалый урод,
озлобленный, склизкий и умный, как я,
повадкой змея, а рылом свинья".
Колбы, реторты и змеевики.
Девочка, живо спасайся!
Бойся обманчиво-тихой реки,
донага не раздевайся.
Колбы, реторты и змеевики.
Как ты невинно лежала!
И никому, кроме левой руки,
в жизни не принадлежала.
Адидас
Коль не хочешь в старости покоя,
сына Адидасом назови.
Вскоре ты узнаешь, что такое
от сыновней чокнуться любви.
Вот привел ты в школу мальчугана,
повели зайчонку в первый класс,
и его немедля хулиганы
зарифмуют словом «унитаз».
Запинают парня, замордуют,
целой школой, твари, зачмарят,
щечки полосами изрисуют,
Божью искру в глазках уморят,
обольют водой, заставят квакать,
если вдруг полоски он сотрет.
Дома мальчик будет горько плакать
и кричать, что в школу не пойдет.
Дорастет сынок до старших классов,
колотить начнет отца и мать.
Кто ж вас надоумил, папуасов,
Адидасом сына называть?
И в слезах признаешься ты сыну:
мол, поддался на рекламный трюк,
мол, давали денег на машину,
только этим денежкам каюк –
все ушло на детский сад и школу,
ты прости, прости меня, сынок!
И тотчас почувствуешь тяжелый
в области промежности пинок.
А потом сынок уйдет из дома
и домой вернется через час,
приведет оболтусов знакомых
к маме в спальню мальчик Адидас,
скажет он, рыгнув: «Резвитесь, братцы,
старый пень пусть рядом посидит.
Папу тоже можете отбацать:
кто-нибудь из них потом родит –
пусть олигофрена, имбецилла,
пусть русалку с сиськой между глаз,
главное, чтоб крошка не носила
лягушачье имя Адидас».
64
- Предыдущая
- 64/470
- Следующая
